«Все превращается в беспорядочное бегство», — подумал Хоффман.
Внезапно, еще до того, как он понял, что происходит, экраны начали расплываться у него перед глазами, и он заплакал. У него задрожали руки, он услышал тихий вой, верхняя часть тела конвульсивно задергалась.
«Я разваливаюсь на кусочки», — подумал он, в полнейшем расстройстве опустив голову на стол.
И в то же время Александр отстраненно наблюдал за своим срывом, словно находился на потолке и смотрел на себя сверху. Он быстро и тяжело дышал, как загнанный зверь. Через пару минут, когда приступ прошел и Хоффман сумел восстановить дыхание и понял, что чувствует себя гораздо лучше, его охватила легкая эйфория — дешевый катарсис после слез: он вдруг сообразил, что это может войти в привычку. Александр сел, снял очки, вытер глаза дрожащими кончиками пальцев и нос тыльной стороной ладони, потом щеки.
— Господи, — прошептал он. — Господи.
Пару минут Хоффман просидел в полнейшей неподвижности, пока не ощутил уверенность, что окончательно пришел в себя. Затем встал, подошел к плащу и взял книгу Дарвина. Положив ее на письменный стол, сел в кресло. Зеленая ткань — прошло сто тридцать восемь лет с момента издания — успела слегка потускнеть. Да и вообще, книга совершенно не соответствовала его кабинету, в котором не было ни одного предмета старше шести месяцев. После некоторых колебаний Хоффман открыл ее на том месте, где закончил чтение вскоре после полуночи.
«Глава XII. Неожиданность — Удивление — Страх — Ужас».
Хоффман вытащил закладку и разгладил ее. «Розенгартен энд Нидженхьюз, антикварные научные и медицинские книги», основана в 1911 году.
Он потянулся к телефону, после коротких колебаний принял решение и набрал номер магазина в Амстердаме.
Довольно долго никто не брал трубку: но тут удивляться не следовало, часы показывали только восемь тридцать утра. Хоффман к времени относился своеобразно: если он сидел за своим письменным столом, то остальные тоже должны были работать.
Александр не клал трубку, размышляя об Амстердаме. Ему довелось побывать там дважды, и город поразил его своей элегантностью и бережным отношением к истории; этот город обладал разумом. Хоффман решил, что нужно будет съездить туда с Габриэль, когда он разберется со своими проблемами. Они смогут покурить травку в кафе — ведь в Амстердаме все так поступают? — а потом будут весь день заниматься любовью в изящной спальне модного отеля.
Александр слушал длинные гудки в трубке и представил, как телефон звонит в пыльной книжной лавке, откуда через панели толстого викторианского стекла открывается вид на мощенную булыжником улочку, деревья и канал. Высокие полки и расшатанные лестницы; старинные инструменты, сделанные из полированной латуни — секстант и микроскоп; старый библиофил, сутулый и лысый, поворачивает ключ в замке и спешит к письменному столу, чтобы поднять трубку…
— Goedemorgen. Rosengaarden en Nijenhuise.
Голос оказался молодым и женским; мелодичным и протяжным.
— Вы говорите по-английски? — спросил Хоффман.
— Да. Чем я могу вам помочь?
Он откашлялся и наклонился вперед.
— Похоже, вчера вы прислали мне книгу. Меня зовут Александр Хоффман. Я живу в Женеве.
— Хоффман? Да, доктор Хоффман! Естественно, я помню. Первое издание Дарвина. Красивая книга. Вы ее уже получили? Надеюсь, никаких проблем с доставкой не возникло.
— Да, получил. Но с книгой нет никакой записки, поэтому я не знаю, кого мне следует благодарить. Вы можете сообщить мне эту информацию?
Последовала небольшая пауза.
— Вы сказали, вас зовут Александр Хоффман?
— Совершенно верно.
На этот раз пауза была дольше, и, когда девушка заговорила снова, в ее голосе послышалось смущение.
— Вы сами купили эту книгу, доктор.
Александр прикрыл глаза. Когда он снова их открыл, ему показалось, что все в его кабинете слегка сместилось.
— Это невозможно, — сказал он. — Я ее не покупал. Должно быть, кто-то назвался моим именем.
— Но вы сами за нее заплатили. Вы уверены, что ничего не забыли?
— Как я за нее заплатил?
— Вы перевели деньги из банка.
— Сколько?
— Десять тысяч евро.
Свободной рукой Хоффман ухватился за край стола.
— Подождите минутку. Как такое могло произойти? Кто-то зашел в ваш магазин и сказал, что его зовут Александр Хоффман?
— Магазина нет. Уже пять лет. Мы рассылаем книги по почте. Остался только склад, который находится в пригороде Роттердама.
— Но тогда кто-то должен был разговаривать со мной по телефону?
— Нет, теперь мы очень редко говорим с клиентами по телефону. Мы получаем заказы по электронной почте.
Хоффман зажал трубку между подбородком и плечом, запустил свою электронную почту и начал просматривать сообщения.
— И когда я отправил вам заказ?
— Третьего мая.
— Что ж, я смотрю на отправленные мной в этот день письма и могу вас заверить, что среди них нет такого сообщения. Какой там стоит адрес?
— А. Хоффман «Хоффман инвестмент текнолоджиз.ком».
— Да, адрес мой. Но я не вижу, чтобы я отправлял письмо в ваш магазин.
— Быть может, вы послали его с другого компьютера?
— Нет, я уверен, что не делал этого.
Но как только Александр произнес последние слова, он почувствовал, как его покидает уверенность, наваливается слабость и паника, словно у его ног разверзлась пропасть. Рентгенолог упомянула, что слабоумие может быть возможным следствием белых точек, обнаруженных при сканировании его мозга. Возможно, он послал сообщение с мобильного телефона или ноутбука, или с компьютера, стоящего дома, а потом начисто об этом забыл — но даже если так случилось, должны были остаться какие-то следы?
— Что именно написано в моем письме? Вы можете его прочитать?
— Никакого послания не было. Процесс автоматизирован. Клиент щелкает по названию в нашем онлайновом каталоге и заполняет специальную форму — фамилия, адрес, способ платежа… — Должно быть, она заметила неуверенность в его голосе и заговорила осторожнее. — Надеюсь, вы не собираетесь аннулировать заказ?
— Нет, я просто хочу разобраться. Вы говорите, что деньги пришли через банк. С какого счета вы их получили?
— Эту информацию я не имею права раскрывать.
Хоффман собрал все оставшиеся силы.
— Послушайте меня. Очевидно, я стал жертвой серьезного мошенничества. Речь идет о краже личности. И я наверняка аннулирую заказ и передам дело в руки полиции и моих адвокатов, если вы не сообщите мне номер счета прямо сейчас, чтобы я мог выяснить, что происходит.
Женщина довольно долго молчала.
— Я не имею права раскрывать подобную информацию по телефону, — холодно заговорила она, — но могу отправить ее по электронному адресу, с которого пришел заказ. Более того, немедленно. Вас устроит?
— Да, вполне. Благодарю вас.
Хоффман положил трубку и выдохнул. Потом поставил локти на письменный стол и подпер кончиками пальцев голову, не сводя взгляда с монитора. Казалось, время течет очень медленно, но прошло лишь двадцать секунд, и он получил сообщение по электронной почте. Никакого приветствия, лишь последовательность из двадцати цифр и букв, а также имя владельца счета: А. Дж. Хоффман. Он тупо посмотрел на строку и вызвал по интеркому секретаршу.
— Мари-Клод, вы можете прислать мне номера моих личных счетов? Прямо сейчас, пожалуйста.
— Конечно.
— Вы следите за кодами безопасности моего дома?
— Да, доктор Хоффман.
Мари-Клод, энергичная уроженка Швейцарии примерно пятидесяти пяти лет, работала на Хоффмана уже пять лет. Она единственный человек во всем здании не обращалась к нему по имени. Александр не мог себе представить, чтобы она оказалась замешана в каких-то противоправных действиях.
— И где вы их храните?
— В вашем личном файле моего компьютера.
— Вас кто-нибудь спрашивал о них?
— Нет.
— Вы говорили о них с кем-нибудь?
— Конечно, нет.
— Даже с мужем?
— Мой муж умер в прошлом году.
— В самом деле? О, да, извините. Вчера ночью в мой дом кто-то проник. Полиция, возможно, задаст вам несколько вопросов. Я хотел, чтобы вы были готовы.
— Да, доктор Хоффман.
Дожидаясь, пока она пришлет ему номера счетов, Александр листал книгу Дарвина. В содержании он нашел главу «Подозрительность».
«Сердце человека может быть наполнено чернейшей ненавистью или подозрениями, или изъедено завистью и ревностью; однако все эти чувства сразу не ведут к действию, обычно они длятся некоторое время, и внешне никак не проявляются…»
Со всем уважением к Дарвину, но опыт Хоффмана подсказывал, что ученый ошибался. Его собственное сердце было наполнено чернейшими подозрениями, и он не сомневался, что это отражается на его лице — в опущенных уголках рта и мрачном, сузившемся взгляде. Кто слышал о краже личности, сделанной для того, чтобы преподнести подарок жертве? Кто-то пытается свести его с ума: вот что происходит. Они хотят заставить его усомниться в собственном здравом смысле, а возможно, намерены его убить. Или так, или он действительно сходит с ума.
