– Ну, какая у меня умная коша! – сказала она, завернув по пути на кухню.
Достала из шкафа коробку с угощением для кошки. Коробку поставила на место. Из холодильника выудила вкусный кусочек для себя и крошечный помидор из салата. Съела его, сполоснула пальцы, вытерлась кухонным полотенцем.
Пошла в гостиную. На журнальном столике выровняла стопку книг, поправила вазу. Подняла жалюзи, надежно закрепила их.
Стояла у окна, смотрела на длинный грузовик, на крытый фургон, который, нарушая правила, свернул на Девяносто вторую улицу. На розовато-золотистой крыше отчетливо видны были буквы "ГО". Фургон перегородил улицу, начались гудки, сирены... Фелис мяукнула.
Стояла потом перед дверями и мяукала. Не кошка, а трубный глас какой-то.
Звонок раздался, как только подошла к двери. Посмотрела в глазок, повернула ключ в замке, распахнула дверь.
– Прошу, – сказала она, улыбнувшись и протянув руку.
– Ну вот и я, – сказал Пит, пожимая ее ладонь и улыбаясь.
Вошел. Ярко-желтый пуловер поверх белой рубашки, коричневые брюки со складкой, острой как бритва, новенькие белые туфли. Фелис обнюхала их. Он наклонился, погладил кошку.
– Ага! Вот и знаменитая киска-железный коготок, – сказал он, потрепав ее по загривку. – Ах ты, милашка... – Фелис задрала оранжево-белую голову, зажмурила глаза, когда почесал за ушком. – Сколько ей?
– Пошел четвертый, – сказала она. Улыбаясь, прикрыла дверь.
– Как зовут?
– Фелис.
Голубые глаза глянули на нее.
– Почти Феликс, да?
– Почти, – улыбнулась она ему. – Вы второй человек за прошедшие двадцать четыре часа, кто удивился, услышав, как ее зовут. Остальные просто не замечают.
– Вот как? – он с улыбкой смотрел на кошку, а та терлась головой о его руку.
– Вчера у меня были гости, и один, кто видел ее год назад, сказал то же самое.
– Нет, правда. У вашей кошки необыкновенное имя.
– На испанском языке это означает "счастливая", – сказала она. – Я даже не думала об этом, когда придумывала ей имя.
– Ну да, конечно же – сказал он, выпрямляясь. – Feliz. А это что? Грандиозная картина!
– Художник – моя лучшая подруга.
– Вот как? На любительскую живопись не похоже...
– Она – профессионал. Выставлялась. Здесь и в Торонто. Роксана Арвольд...
– Изящная манера письма, – сказал он. – Перья особенно тонко выписаны, хотя ощущение, что это хищная птица не покидает ни на миг.
– Представьте, Рокси именно такого эффекта и добивалась – сказала она, покосившись на гостя.
Он обернулся, окинул взглядом гостиную.
– Прелестно. Обставили со вкусом. Сочетание цветов – потрясающее.
– Еще не все доставили, – заметил она, идя следом за ним и Фелис.
Он остановился перед Цвиком:
– Тоже прекрасная вещь. Что-то есть от Хоппера. Еще один друг?
– Нет. Художественная выставка в Вашингтоне. Оглядел комнату.
– Мило! Очень мило, – сказал он. – Посмотрел на софу. – Это какой цвет?
– Абрикосовый... – ответила она, настораживаясь.
– Абрикосовый, – повторил он, кинув взгляд на обивку. – Потрясающе!
Она улыбнулась.
– Когда-то, возможно, заслуживала похвал, пока Фелис не появилась. Нужно будет перетянуть. Теперь у нее есть пробковая доска. Понимаете, у меня такое чувство: как только я в лифт, так она сюда – точить коготки.
– Похоже, вы правы. Кошка есть кошка. Попробуй отучи ее от того, к чему привыкла, – сказал он наклонясь, чтобы почесать Фелис за ушком. Та, не переставая, терлась головой о его ногу.
– Подумать только! – воскликнул он, подходя к окну. – Есть все-таки разница между тринадцатым и двадцатым этажами. Фантастика! – Высунулся, стоя у правой панели. – Из моего окна видна крыша "Уэльса" и отнюдь не парадная сторона вон того здания.
– Осторожно! – сказала она, подойдя к окну. – Теперь панели легко скользят. Утром Дмитрий смазал пазы.
– Там, впереди, Бруклин или Квинз?
– Квинз, – ответила она, стоя у левой панели. Присвистнул.
– Потрясающий вид! – сказал он, погладив Фелис. Она уже разгуливала по подоконнику.
Они стояли и смотрела на мерцающие окна небоскребов за рекой, на огоньки мостов, отражавшиеся на глади воды, на зарево вечернего города, простиравшегося далеко за горизонт. На небе вспыхивали звездочки, некоторые из них – белые и красные – скользили по небосклону.
– Там – аэропорт Кеннеди, – сказал он.
Она спросила:
– О чем вы хотели поговорить?
Он повернулся к ней, задержал дыхание, в голубых глазах вспыхнула тревога.
– Чувствую себя виноватым, – сказал он. – В тот день, когда мы встретились в прачечной, вы спросили, не знаю ли я, кто владелец этого дома. А я ответил, что не знаю. Может быть, вам по-прежнему интересно, почему в дом столько вгрохано денег, а владелец предпочитает сдавать квартиры внаем, вместо того, чтобы продавать их. Похоже, вы из тех, кто не оставляет загадки нерешенными, – пожал плечами. – Вот я и подумал, для чего вам отвлекаться от работы и ломать голову над тем, что не представляет проблемы.
– Вы знаете, кто владелец дома?
Он кивнул.
– Кто? – спросила она.
Он коснулся ладонью своей груди, обтянутой канареечным джемпером, потом ткнул в себя пальцем.
– Я, – сказал он. – Это мой дом.
Она взглянула на него.
– Я рос и воспитывался неподалеку отсюда, – сказал он. – Мои предки имели апартаменты на Парк-авеню и дом в Питсбурге. И... виллу на Палм-Бич...
Он вздохнул, улыбаясь.
– Когда мне стукнуло двадцать один, унаследовал кучу бабок, – сказал он. – Всегда мечтал поселиться именно в этом районе, ну и вот. Пять лет прошло. – Кэй, послушайте... ничего, если я буду вас так называть?
Кивнув, ответила:
– Пожалуйста...
– Не возражаете, если прикрою окно? Боюсь сквозняков.
– Конечно, – ответила она. – И, ради Бога, садитесь, что же это мы стоим?
Он прикрыл створки окна.
Она опустилась на край софы, подобрав под себя ногу.
Он сел на стул, стоявший сбоку от нее. Поддернув брюки на коленях, уселся поудобней – нога на ногу.
Фелис свернулась клубком на подушке, рядом с батареей, расположенной под подоконником. Поглядывала на них зелеными глазами.
– Итак, как уже сказал, – продолжил он начатый разговор, оперевшись локтем на колено, скрестил руки, наклонившись в ее сторону, – поселился я за парком, на шестом этаже. Смотрю: начали сносить старые дома. Два дома убрали, вырыли фундамент, залили бетон. И вдруг я подумал: а почему бы мне не стать владельцем многоквартирного дома, жить в нем, потому что мне было очень хорошо когда-то в доме №1186. Мы там жили, в большом здании. Огромный двор, с шикарным въездом, знаете?
Она кивнула.
– Словом, крупная недвижимость – хорошее вложение средств, правда? Так и Дональд Трамп начинал. – Он улыбнулся. – В общем, распорядился, чтобы мои юристы купили дом. Отказался от идеи продавать квартиры по вполне понятной причине. Представьте, поселяется какой-нибудь развеселый тип – попойки, компашки... И все! И никуда от него не денешься. Я нашел выход из положения. Никто не знает, что я владелец. Никто не бегает ко мне с жалобами, служащие в доме не лижут мне задницу. Простите, ради Бога, за грубое выражение.
– Вы здесь живете постоянно, круглый год?
Он кивнул.
– Моя страсть – компьютеры. Всякие яхты, особняки – это не мое. Конечно, когда-нибудь придется расширяться. Бассейн не исключен, биллиардная и все такое, а пока меня устраивают апартаменты в этом доме. Живу-поживаю тихонько, никого не беспокою.
– Я бы на вашем месте заняла весь верхний этаж, – заметила она, улыбнувшись.
– А зачем? Я же компьютерщик. Днем и ночью у монитора. Поверьте, красоты обозревать некогда, и потом – никто не хочет жить на тринадцатом. Вы будете удивлены, если я скажу, что большинство людей ужасно суеверны.
– Особенно теперь, – сказала она.
Он кивнул:
– Именно! Она сказала:
– Вам это уж совсем ни к чему. Наверное, теперь убавится число желающих поселиться в вашем доме.
Он повел плечами:
– Не думаю, чтобы очень. Со временем сгладится.
Она улыбнулась ему.
– Вы правы, конечно, – сказала она. – Я все-таки пыталась навести справки. Потолковала с миссис Макивой на другой день после нашего с вами разговора.
– Вот как?
– Да. Зациклилась, что ли...
– Стоит ли? Конечно, мне нравится такое упорство. Я его сразу почувствовал. Впрочем, повторяюсь.
Улыбнулись друг другу.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила она.
– С удовольствием. Если можно, джин с тоником.
