И тотчас возникло и стало нарастать мрачное предчувствие. Человек рядом с шерифом больше напоминал бухгалтера, чем полицейского, и волнение переросло в леденящую тревогу. Держа фуражку в руках, стараясь не смотреть Фрэнку в глаза, шериф сообщил о том, что произошло.
Часа два назад рыбаки, которые плыли метрах в двухстах от берега, заметили женщину, судя по описанию, похожую на Гарриет. Она стояла на вершине скалы, возвышавшейся над бесконечной грядой дюн побережья неким геологическим казусом. Стояла одна и смотрела в море. Когда они проплывали мимо нее, женщина бросилась вниз. Моряки не видели, чтобы она всплыла, поэтому тут же изменили курс и поспешили ей на помощь. Один из них нырнул в воду там, куда она прыгнула, но сколько ни искали ее, так и не нашли. Рыбаки сообщили в полицию, и начались поиски, до сих пор тщетные.
Море вернуло тело Гарриет только два дня спустя, выбросив его на песчаный берег в бухте тремя милями южнее дома.
Пока велось опознание, Фрэнк чувствовал себя убийцей возле трупа своей жертвы. Он посмотрел на лицо жены, лежащей на топчане в морге, и кивком подтвердил и то, что это она, Гарриет, и собственный приговор. Показания моряков освободили Фрэнка от допросов. Но не от мучительных угрызений совести.
Он был так поглощен заботами о себе самом, что не заметил, в каком сильнейшем расстройстве пребывает Гарриет. Никто ничего не заметил, но это не смягчало вины Фрэнка. Он мог бы понять, что мучило его жену. Он ДОЛЖЕН был понять, что с ней творится неладное. Признаков тому хватало, но в бредовом сострадании к самому себе он умудрился их не заметить. Так что разговор после звонка Гомера был лишь последним ударом.
Нет, он оказался ни круглым, ни квадратным – только слепым.
Он уехал, увозя тело своей жены в гробу, и даже не заглянул в коттедж за вещами.
И с тех пор не пролил ни единой слезы.
– Мама, смотри, дядя плачет.
Детский голос вывел Фрэнка из забытья. Рядом стояла светловолосая девочка в синем платье. Она притихла, когда мать одернула ее. Женщина, смущенно улыбнулась и поспешила удалиться, держа девочку за руку.
Фрэнк не заметил, что он плакал. И не представлял, как долго.
Слезы явились откуда-то издалека. Они не были ни спасением, ни забвением, просто облегчением. По сути – лишь небольшая передышка, чтобы вздохнуть, хоть на миг почувствовать солнечное тепло, увидеть подлинный цвет моря, и хоть раз услышать биение собственного сердца в груди без звуков смертельного барабана.
Он расплачивался за свое безумие.
Весь мир расплачивался за свое безумие.
Он часами повторял себе это после смерти Гарриет, сидя на скамейке в саду клиники Сент-Джеймс, куда его поместили уже на грани помешательства. Он окончательно понял это несколькими месяцами позже, когда случилась трагедия с башнями Всемирного торгового центра, и он увидел по телевидению, как падают огромные здания – так могут рушиться только иллюзии. Одни люди на самолетах атаковали небоскребы во имя бога, а другие в то же самое время, удобно расположившись в креслах, уже точно знали, как использовать их безумие на бирже. Эти другие люди зарабатывали деньги тем, что изготовляли и продавали мины, а в Рождество приносили своим детям подарки, заработав на убийствах и увечьях других детей. Совесть превратилась в аксессуар, стоимость которого зависела от цены барреля нефти. И не стоило удивляться, что время от времени кто-то сам, в одиночку, писал кровью свою судьбу.
Я убиваю…
Угрызение совести из-за смерти Гарриет навсегда останется его постоянным, весьма жестоким спутником и будет достаточным наказанием до конца его дней. Фрэнк не забудет смерти Гарриет, даже если ему суждено будет жить вечно. И не сможет простить себя, даже если ему отпустят двойную вечность.
Он не мог положить конец безумию мира. Он мог положить конец только своему собственному безумию и надеяться, что те, у кого хватит сил, последуют его примеру. И смогут навсегда стереть подобные надписи. Он сидел на каменной скамье и плакал, не обращая внимания на любопытных прохожих, пока не понял, что слезы иссякли.
Тогда он поднялся и медленно направился в полицейское управление.
– Я убиваю…
На какой-то момент голос, казалось, завис в машине, глухой шум двигателя словно прибавил ему сил, и он продолжал отдаваться эхом.
Комиссар Юло нажал кнопку автомобильного радио, и запись прервалась на словах Жан-Лу Вердье, с трудом продолжавшего передачу. После разговора с диджеем и Робертом Бикжало, директором «Радио Монте-Карло», крохотная упрямая надежда выглянула из-за вершины, которую тщетно штурмовали следователи.
Может быть, звонок, прозвучавший в «Голосах», был просто шуткой какого-нибудь любителя розыгрышей, невероятной случайностью, подобно расположению планет, какое случается раз в миллион лет. Однако именно эти угрожающие слова «Я убиваю…», произнесенные в конце передачи, были выведены кровью невинных жертв на столе каюты.
Юло затормозил на красный свет. Женщина с коляской переходила дорогу. Справа молодой человек в голубой майке, на желтом велосипеде прислонился к столбу светофора, чтобы не вынимать ноги из зажима педалей.
Вокруг сияли яркие краски, было тепло. Лето начиналось обещанием радостей. И везде, в барах на открытом воздухе, на улицах, заполненных народом, на оживленной набережной, мужчины, женщины и дети хотели только одного – чтобы их мечты сбылись.
Все было, как всегда.
И только в этой машине у пылавшего, будто кровь, светофора, витала некая сущность, которая способна была омрачить весь свет и превратить все краски мира в одну – серую.
– У криминалистов есть что-нибудь? – спросил Фрэнк.
Красный свет сменился зеленым. Юло тронулся, а велосипедист быстро умчался вперед. Педали позволяли ему ехать с куда большей скоростью, чем могли себе позволить колонны машин, медленно двигавшиеся вдоль берега.
– Пришел отчет патологоанатома. Они провели вскрытие в рекордные сроки. Очевидно, кто-то очень важный оборвал им все телефоны, желая как можно быстрее получить результат. Все подтверждается. Девушка умерла от удушья, от утопления, однако в ее легких не было морской воды. Это значит, умерла, не имея возможности подняться на поверхность. Обычно легкие заполняются водой, когда тонущий несколько раз пытается всплыть, прежде чем пойти ко дну. В этом случае убийца, очевидно, схватил ее под водой, утянул вниз и утопил. Труп тщательно обследовали. Никаких следов насилия на теле нет. Его изучали всеми возможными способами при помощи самых различных инструментов, имеющихся в лаборатории.
– А он?
Юло помрачнел.
– Тут разговор другой. Он был убит холодным оружием, очень точным ударом сверху вниз. Лезвие вошло между пятым и шестым ребром и проникло прямо в сердце. Смерть почти мгновенная. Убийца напал на него сзади, на палубе: там остались пятна крови. Скорее всего неожиданно, потому что Йохан Вельдер был весьма и весьма силен. Для пилота он был довольно высокого роста. И хорошо тренирован: бег трусцой и спортивный зал… Нападавший, видимо, тоже был весьма крепок и ловок.
– Трупы были изнасилованы? Я имею в виду половое насилие.
Юло покачал головой.
– Нет. Вернее, убийца точно не насиловал. У девушки незадолго до смерти был половой контакт. Во влагалище обнаружены остатки семенной жидкости, но она, видимо, принадлежала Вельдеру. Думаю, анализ ДНК подтвердит это с вероятностью в девяносто процентов.
– Ну, тогда по крайней мере исключен сексуальный мотив преступления.
Фрэнк сказал это, как человек, который обнаруживает, что после пожара в его доме уцелела салфетка.
– Что же касается отпечатков и других органических следов, ты же понимаешь, на яхте их нашли уйму. Тоже отправим на анализ ДНК, но думаю, это не даст нам ровным счетом ничего.
Они проехали Болье,[17] миновали роскошные гостиницы на берегу с тенистыми парковками для сверкающих машин, пахнущих кожей и дорогим деревом. Множество цветочных клумб в ослепительном свете дня переливались тысячами оттенков. Фрэнк засмотрелся на красные цветы гибискуса в саду какой-то виллы.
Опять красный. Опять кровь.
Он передвинул ручку вентилятора, направлявшего холодный воздух ему в лицо.
– Выходит, у нас нет ничего.
– Ровным счетом ничего.
– Антропометрические измерения отпечатков?
– И тут ничего существенного. Речь может идти о человеке ростом примерно метр восемьдесят, плюс-минус пять сантиметров, весом примерно семьдесят пять килограммов. Физический тип – обычный, присущий многим тысячам людей.
– Атлет, короче.
– Да, атлет… Атлет с очень ловкими руками.
У Фрэнка было несколько вопросов, которые не терпелось задать, но он не хотел мешать размышлениям друга. Он промолчал.
– Сотворить такое с трупами непросто. Умелый черт… Наверняка не впервые делает. Может, имеет какое-то отношение к медицине…
