прямо-таки вскипела.
– Извини, но это так смешно! Мне мама рассказывала. – Шивон переводила искрящийся взгляд с меня на Адама. – Когда моя мама и наш папа встречались, Агате было четыре или пять лет. И однажды, когда мама гостила у папы, Агата решила примерить шляпку моей мамы, и там, под лентой, она обнаружила хранившиеся презервативы…
Два божьих одуванчика за соседним столом в ужасе напряглись и уставились в нашу сторону. Я приветливо кивнул им:
– Добрый день, леди!
Они отвернулись.
– Мама всегда такой чудной, экстремальной была, – весело продолжила Шивон. – А Агата не знала, что это за штуки, думала, что воздушные шары для праздника – у папы как раз день рождения должен был быть. Агата не хотела, чтобы эта тётя оставалась на праздник и дарила шары папе. Она взяла и проткнула их иголкой! Вот так я и родилась!
Я хохотал так, что чуть со стула не упал. Адам смеялся втихомолку, а вот Агате хотелось испариться от смущения. Звонкий смех Шивон и мой гогот вновь привлекли почтенное внимание со стороны. Нам было не до приличий.
– Так и знал! Все толки о наивности и хрупкости… Ваша неискренность, мадемуазель… – обращался я к Агате.
– Так, мне надоело это слушать! Мы идём или нет? – потребовала Агата.
Я повернулся к Шивон, моей первой в жизни ирландке. Надо было как-то отметить это важное событие.
– Ну, надежды на тебя как на чертовски хорошего игрока в пул никакой, да?
– Играю теоретически, – сказала она.
Затем добавила:
– Пока что вся моя жизнь – одна сплошная теория.
– От теории к практике, – подмигнул я Агате.
А у выхода из кафе, чтобы поддразнить ещё чуток, я произнёс негромко Агате на ухо:
– Ты отбираешь у меня честь и достоинство быть собой.
В ответном взгляде смертоносно блеснула сталь. А меня ещё больше улыбаться тянуло. Ведь я действительно сказал эту неправду забавы ради: Шивон была совсем не в моём вкусе, вся её ангельская чистота не для меня. Возможно, это пора у меня такая, когда невинность не берёт за душу. Меня не трогала весна, не горела она во мне, не вспыхивала. Я сам был огнём, горел и поджигал других круглый год, а это совершенно другое.
Я видел, что нравлюсь Шивон и то, с каким щенячьим нетерпением ей хотелось приступить к изучению мира. Всеми возможными способами – действиями, интонациями, взглядами. А я деликатно, насколько мог, давал понять, что не готов брать такой щедрый подарок. Юные девы порой обидчивы до трагедии.
Не то чтобы я какой-то там благородный тип. Тошнит от подобной мысли, если честно. Всё дело в моём жадном воображении – оно мне мешает. Рисует то, что, как правило, встречается редко. Смею винить в этом своего школьного тренера. Он говорил: должна быть задача. Забивать в пустые ворота – это не даёт радости победы. Вот с такой вставленной в мой мозг философией мне и приходится жить. Всегда хочется справиться с ЗАДАЧЕЙ, только попадись она мне. Объездить, приручить, сломить дикий нрав или, как в регби, отвоевать себе пространство для развития атаки.
В дедовы времена людей моего типа звали джентльменами спортивного склада. Агата же брезгливо звала мне подобных «работниками». Пусть оно так, но это однобокое утверждение. Вы должны иметь сильное желание, чтобы ловко играть в регби, необходимы тренировки, но что важнее – самоотдача. То же самое здесь. Вы вправе объявлять охоту на слабый пол, если вам самому есть что предложить. Воспоминание, о котором они не пожалеют. Получать, только если даришь сам. Отец Лерри, уверен, оценил бы эту мысль.
Глава 8
Состязания в «Свином рыле»
В «Свином рыле» мы сели за барную стойку и заказали по шипучке. За двумя прямоугольными столами, покрытыми выцветшим сукном, шла борьба: Питер и Робин за одним, Тео и Гарри – за другим. Против них стояли не на жизнь, а на смерть четыре нерда [53]. Похоже, дела у последних неплохо шли. Тео без конца клял то кий, то Гарри, то ботанов. Гарри заметно нервничал. Я сменил Робина. По привычке распушил хвост, демонстрируя, на что павлин мой был способен. Шивон аплодировала каждому забитому мной шару.
В один из таких моментов к ней подвалил Тео.
– Неплохо наш Макс бьёт, да?
Шивон улыбнулась. Агата забеспокоилась, как наседка, пытающаяся укрыть собой выбившееся из-под неё яйцо.
– Все шары его боятся. Да, Карлсен?
Адам мрачно кивнул.
– Макс прекрасно играет, – сказала Агата. – Но, похоже, ваш корабль тонет.
На доске отмечались сыгранные партии, ботаники шли хорошо впереди.
– Теофил. Как могу обращаться? – Тео протянул руку.
– Шивон.
– Ирландка? Ну да, конечно, – заулыбался Тео. – У местных жаб такие волосы только на бороде растут!
Шивон открыла рот, но лишь воздуху хватила. Неловкую паузу нарушил возглас Адама:
– Восьмёрка!
Мы с Питером выиграли партию.
– Это моя сестра, – отчеканила Агата с недовольным видом.
Тео изобразил удивление. Желание уколоть Агату оказалось сильнее желания понравиться.
– Адам, мы хотим ещё шипучки, – сказала Агата, ничуть не обидевшись.
Тео отошёл бить в свою очередь. Адам заказал нам ещё по банке газировки. Гарри вновь мазал.
– Карлсен, чего сидишь. Возьми у Гарри палку.
Адам составил пару Тео, Гарри отошёл к стене, хмуро скрестив на груди руки, похожие на покрытые шерстью кегли. К концу мы с Питером свели партию вничью, Тео и Адам с треском проигрывали. На очередном промахе Тео стрельнул у меня сигарету и двинул на улицу. Дымить в баре не возбранялось, но мы понимали, как сильно Тео был взбешён. У него, как и у отца, эмоции всегда на лицо лезли.
Я чувствовал – вот-вот должно грянуть.
– Уведём барышень. Идиотская была затея. Додиков не догнать.
– Нужно закончить, – парировал Адам.
Он долго прицеливался, но так и не отправил шар в лузу.
Я пожал плечами и прошёл к стойке расплатиться. Ясно, что Адаму не с руки было перед Агатой завершать матч позором.
Дверь в бар резко распахнулась.
– Шивон!
Присутствующие с живостью обернулись.
– Знакомься с моим лучшим другом!
Хваткие руки Тео тащили к нам за плечи перепуганное существо – Джо. Бедолага был бледен, как привидение, в руках он сжимал почтовую открытку. Тео с сигаретой в зубах довольно скалился и дымил ему в лицо.
– Стою, и тут в меня мочалит лучший роданфордовский «свингер» всех времён. Вот это скорость, говорю себе! – Левая рука Тео заарканила тонкую шею Джо и притянула к себе. – Я ж отойти хотел, пропустить, да случайно ногу вытянул. Не ушибся, брат?
