Брюер явился с визитом с самого утра. Вид у него был такой, как будто он всю ночь не сомкнул глаз. Наверное, в его глазах именно так и должен выглядеть добросовестный коп. Впрочем, я и не сомневался, что он хороший коп, конечно, временами он заблуждался, но это не такой уж тяжкий грех.
— Хорошо спали? — поинтересовался он, когда охранник вывел меня из камеры, провел мимо нескольких похожих друг на друга, как две капли воды, дверей и мы оказались в небольшой комнате, предназначенной, очевидно, для свиданий. На окнах здесь тоже, конечно, были решетки, и все-таки это была не камера, а комната для свиданий.
— Ну, надеюсь, мы уже покончили с этой глупостью? — буркнул я в ответ. — Поскольку мне действительно очень хотелось бы уехать отсюда еще до полудня.
— Не стоит так торопиться.
Охранник, который привел меня сюда, ушел, и мы остались только вдвоем, Брюер и я. Он за это время успел переодеться в джинсы со свитером — обычную для колов одежду. Лицо Брюера было покрыто дневной щетиной, так что, похоже, он не слишком-то рассиживался дома, переоделся и кинулся сюда — наверное, извелся от желания поскорее увидеть меня.
— Я тут провел небольшое расследование, — сообщил он. — Получается, вы были чертовски хорошим копом. Да и потом, когда занялись частным сыском, успели раскрутить немало крупных дел. Что ж, это неплохо. Говорит в вашу пользу, во всяком случае, придает вашим свидетельским показаниям больше достоверности.
— Неужели жалеете, что были со мной недостаточно вежливы? — саркастически хмыкнул я.
Брюер задумчиво постучал карандашом по столу.
— Знаете, что меня больше всего удивляет в данном случае? Что неглупый детектив вроде вас, давая накануне свидетельские показания, предпочел почему-то умолчать о некоторых чертовски любопытных деталях. О таких, например, как то, что в свое время его даже арестовали, поскольку он зверски избил отца погибшего парня. А также о весьма романтических отношениях, которые его связывали с мачехой нашего самоубийцы.
— По-моему, не мне вам объяснять, что слишком большое количество не относящихся к делу деталей могут только запутать его. Вы же сами это понимаете.
— По-вашему, это у нас с вами такая игра, да, умник? Посиживаем в тепле и обмениваемся остроумными замечаниями, ждем, кто кого обведет вокруг пальца?
— Очень похоже.
— Уже нет. — Он наклонился ко мне. — Да, мистер Перри, как я уже сказал, прошлой ночью вы предпочли умолчать о некоторых весьма и весьма любопытных деталях. Помнится, вы утверждали, что приехали сюда сообщить мистеру Джефферсону о смерти его отца, не так ли?
— Именно так.
— Однако вы не сказали, что помимо этого должны были информировать его также о том, что после смерти отца ему предстояло унаследовать несколько миллионов.
— Это семейное дело. Я не обязан был посвящать посторонних в чисто финансовые детали, Брюер, и вы это понимаете.
— Конечно, конечно, я понимаю. Ну а теперь давайте вспомним все, что вы рассказали мне прошлой ночью, не возражаете? — Он вытащил из кармана небольшой блокнот и заглянул в него. — Помнится, вы сказали мне — а потом повторили то же самое несколько раз, — что Мэтью Джефферсону уже было известно о том, что его отец мертв. Что это, собственно говоря, было первое, о чем он сообщил вам, когда вы к нему подошли.
— Совершенно верно, — кивнул я.
Брюер полистал блокнот.
— Итак, если он знал, что его отец мертв, то, несомненно, догадывался, что внезапно стал очень состоятельным человеком. Миллионером. Довольно-таки странный мотив для самоубийства, вы не находите, мистер Перри?
— Он ведь долгое время не общался с отцом. А инициатором разрыва был старший Джефферсон. — Я пожал плечами. — Возможно, это было всего лишь частью какой-то эмоциональной проблемы. Может, парнишка считал, что потерял не только отца, но и состояние.
— Но если он был в разрыве с отцом, как вы несколько раз подчеркнули прошлой ночью, тогда почему его отец трижды звонил ему, причем в течение последних нескольких недель?
Я откинулся на спинку стула и бросил на него испытующий взгляд. Брюер не блефовал — это было видно по его лицу. Если он не постеснялся вытащить из постели судью, чтобы получить от него ордер на изъятие распечатки телефонных разговор младшего Джефферсона, то мог получить их уже утром.
— Любопытно, не так ли? — спросил Брюер, не сводя с меня глаз.
— Еще бы, — как можно равнодушнее постарался ответить я. Вообще говоря, это было более чем любопытно, однако мне очень не хотелось, чтобы Брюер понял, что мне есть до этого какое-то дело. Проклятье, а я сам хочу, чтобы мне было до этого дело? Сказать по правде, в данный момент мне хотелось только одного: оказаться отсюда подальше. Услышать, как три стальные двери захлопнутся за моей спиной, и сесть в свою машину, поджидавшую меня на парковке.
— А как насчет денег? — продолжал допытываться Брюер. — Я имею в виду те три миллиона, которые по завещанию должны были отойти к его сыну. Теперь, когда младший Джефферсон тоже мертв, эти денежки, похоже, вернутся назад, к безутешной вдове. Той самой вдове, с которой вы некогда были обручены. Не так ли, мистер Перри?
Он схватился за стол и одним толчком отодвинулся от него вместе со стулом.
— Знаете, мистер Перри, будь я параноиком, я бы наверняка спросил себя, стоит ли мне так уж полагаться на то, что вы рассказали мне прошлой ночью.
— Послушайте, Брюер, я не видел Карен Джефферсон несколько лет. Позвоните в департамент полиции Кливленда, наведите обо мне справки. Поверьте, уж они-то наверняка попытались узнать о наших отношениях с Карен все, что только можно, — думаю, это было первое, что они сделали, как только ее мужа нашли мертвым.
— Обязательно позвоню, мистер Перри, не сомневайтесь. Но сейчас я разговариваю с вами. И мне очень хочется услышать от вас, почему, черт побери, вы взялись за это дело. Или — кстати, еще один интересный вопрос — какого дьявола она именно вас попросила взяться за это дело? Вы с ней когда-то были помолвлены, потом она разорвала помолвку, а вы в отместку набили морду ее будущему мужу и потом несколько лет подряд даже слышать не хотели о ней, не так ли? А теперь ее мужа находят мертвым — и вы тут же превращаетесь чуть ли не в близкого друга семьи. Забавно, верно?
— Я не друг семьи, как вы изволили выразиться, Брюер. Я частный детектив и всего лишь делаю свою работу.
— И в чем же заключалась ваша работа? Сообщить молодому Джефферсону о смерти отца?
— Нет. Она поручила мне для начала отыскать его. По ее словам, никто не знал, где он сейчас.
— Кроме его собственного отца.
Я пожал плечами.
— Да, — хмыкнул Брюер, — уж отец-то наверняка знал, где сейчас его сын, ведь он же ему звонил и не раз. А если не отец, то кто-то еще — но звонили из дома в Пеппер Пайк. Однако если это все-таки был его отец и если он разговаривал с сыном, то, черт возьми, неужели вам не кажется странным, что они ни словом не упомянул об этом жене? — «Эй, милая, помнишь моего сынка, которого я пару лет назад вышвырнул из дома? Представляешь, оказывается, парнишка живет сейчас в Индиане, работает в каком-то питомнике, яблочки собирает…»
Некоторое время мы сидели, молча разглядывая друг друга. Потом Брюер опять побарабанил карандашом по столу.
— Прошлой ночью вы сказали мне, что покойный парнишка, дескать, был в разрыве с отцом, верно? Как выяснилось, это неправда. Сегодня вы говорите мне, что уже несколько лет не поддерживаете никаких отношений со свежеиспеченной вдовой, которая очень скоро унаследует весьма солидный куш. И вот я думаю: а так ли это? Не обращайте внимания, мистер Перри, это я просто размышляю вслух.
— Поверьте, мне лестно, что вы дали мне возможность поучаствовать в вашем мыслительном процессе, однако я вынужден настаивать на своем.
— Как я уже сказал, не торопитесь, мистер Перри.
Я встал.
— Или вы предъявляете мне обвинение, Брюер — не знаю, какое, это ваше дело, — или я ухожу. Но предупреждаю, это должно быть что-то посерьезнее, чем незаконное занятие сыскной деятельностью в вашей Индиане. Или пригласите сюда адвоката и дайте мне телефон, чтобы я мог позвонить в газеты — уверяю вас, мне доставит немалое удовольствие сообщить им, как вы сунули меня в каталажку и продержали тут всю ночь, не предъявив мне никаких обвинений.
Однако Брюер и ухом не повел — просто сидел и разглядывал меня, без неприязни, но и без участия, просто задумчиво, словно он так и не решил, что со мной делать.
— Считаете небось, что имеете дело с обычной деревенщиной, верно? Думаете, я обычный твердолобый, упертый коп, без единой извилины в голове, которому до смерти надоело шнырять по амбарам в поисках секретных лабораторий, где делают мет?[11]
— Нет, Брюер. Я уверен — во всяком случае, мне так кажется, — что вы чертовски хороший коп и очень неглупый. И мне противно видеть, как хороший коп и неглупый человек даром теряет время.
