– Где ты?
– В гавани.
– Едешь домой?
– Я ждала твоего звонка. Я знала, что ты позвонишь. Потом. Я потом поеду.
Мобильный она получила в подарок. От одного из тех, чьих лиц она не могла вспомнить. Лидия обычно брала сотенную. А сама она не хотела денег, ей нужны были вещи. Она получала вещи, а они получали «что-нибудь эдакое». Они приносили ей одежду, две пары бус, иногда – сережки. Дмитрий не имел обо всем этом никакого понятия. В том числе и о мобильном телефоне. Он был довольно новый. За него человек с незапомнившимся лицом развлекался с ними обеими одновременно. Это была Лидина идея.
– Что будешь делать?
– Когда?
– Когда вернешься домой.
– Не знаю.
– Скучаешь?
Алена затаила дыхание. Она посмотрела вниз, на колышущуюся темную воду. Клайпеда никогда не была очень уж красивым городом.
– Да. Я хочу их увидеть. Увидеть, как они выглядят. Как мы когда-то выглядели.
Она рассказала, как она бежала не оглядываясь вниз по лестнице в доме на улице Вёлунда, прочь из квартиры, которую ненавидела, из дома, который тоже ненавидела. Рассказала о долгих сутках без сна, которые она провела в городе, о том, что сейчас она хочет только одного – лечь спать. Лидия рассказала гораздо меньше. Немного о больнице, в которой они обе пару раз уже бывали. Немного о своей койке, о еде, о медсестре из Польши, которая говорила по-русски.
О ранах на спине – ничего.
– Послушай-ка…
– Да?
– Помоги мне.
Алена взглянула вниз на воду, которая успела успокоиться, и теперь на ее глади девушке видно было собственное отражение. Ноги, которыми она болтала. Рука с телефоном, который она держала у уха.
– Я помогу. А что надо сделать?
Лидия медленно дышала в трубку. Она подыскивала слова.
– Помнишь подвал?
Она помнила. Жесткий пол, тесную темноту, влажный воздух. Дмитрий запирал их там на два дня, когда к нему приезжал кто-то, кто должен был занять их постели. Он никогда не говорил им кто.
– Да. Помню.
– Сходи туда.
По воде пошла рябь от проплывшего мимо катера, и отражение исчезло.
– За мной, возможно, следят. Может, прослушивают. Я не могу так свободно расхаживать.
– Сделай это.
– Зачем?
Лидия помолчала, не ответила.
– Зачем, Лидия?
– Зачем? Чтобы это никогда не повторилось. То, что произошло. Вот зачем.
Алена встала. Она прошлась туда-сюда между двухметровыми железными столбами.
– И что я должна сделать?
– Там есть тайник. В ведре под полотенцами. Оружие. Револьвер. И семтекс.
– Семтекс?
– Пластиковая взрывчатка. И несколько запалов. В пакете.
– Откуда ты знаешь, что такое семтекс?
– Просто знаю, и все.
Алена Слюсарева слушала. Она слушала, но не слышала. Она шикнула. Но Лидия продолжала говорить, поэтому она шикнула еще раз, громче. Она шипела в трубку, пока там не воцарилась тишина.
– Я сейчас прерву связь. А ты перезвони мне через две минуты, ладно?
Катер везет на корабль провизию. За два с половиной часа. Она может на нем добраться. Деньги и все необходимое у нее в сумке. Она хотела домой. В то место, которое она называла домом. Она хотела закрыть глаза и забыть о том, что прошло три года. Так, чтобы она снова стала семнадцатилетней красавицей, которая никогда не уезжала из Клайпеды. Даже в Вильнюс.
Но это не так. И время было другим. И она сама стала другим человеком.
Телефон снова зазвонил.
– Я помогу тебе.
– Спасибо. Я тебя люблю, Алена.
Она продолжала беспокойно вышагивать между железными столбами на набережной. Туда. И обратно. Прижимая трубку к уху.
– Номер сорок семь. Маленькие цифры на двери наверху. Там еще такой висячий замочек – почти незаметный. Ведро стоит, как войдешь, сразу направо. Пистолет лежит вместе с патронами, в пакете. Взрывчатка рядом. Бери все и отправляйся на Центральный вокзал к нашей ячейке.
– Я там была вчера.
– Все цело?
Алена помедлила. Четырехугольный ящик с железной дверцей в одном из залов ожидания. В нем вся их жизнь. Ячейка 21.
– Все цело.
– Возьми оттуда видеокассету.
Кассета. Алена почти забыла о ней. Тот, без лица, все время хотел, чтобы его снимали. Тот, что однажды попросил ее заняться любовью с Лидией. Она отказалась, но тут Лидия погладила ее по щеке и сказала, что они сделают это перед его камерой, если он запишет кассету и для них тоже.
– Сейчас!
– Да. Самое время. Пустим ее в ход.
– Ты уверена?
– Совершенно уверена.
Лидия откашлялась и принялась объяснять:
– Я все обдумала, пока лежала тут. Рука болит страшно, и спину жжет, так что поспать не получилось. И я лежала и думала. Даже записала все. Потом перечитала, зачеркнула и переписала заново. Алена, да, я совершенно уверена. Надо, чтобы об этом узнали. Это не должно повториться.
Алена остановилась и посмотрела на большой голубой паром, который ждал в нескольких сотнях метров от берега. Этак она не успеет. Стало быть, не сегодня. Завтра. Он отходит в то же время. Ей всего-то и надо исчезнуть еще на одну ночь, с этим проблем возникнуть не должно.
– А потом?
– Потом приезжай сюда, ко мне. В Южную больницу. Меня охраняют, так что поговорить нам не удастся. Я приду посидеть в общем зале, там, где телевизор. Там обычно сидят еще другие пациенты. И там есть туалет. С дивана мне будет все видно, я тебя увижу. Заходи в туалет и клади все, что принесешь, в мусорку. Только в пакете, а то там может быть мокро. Пистолет, патроны, взрывчатку, видеокассету. И пару шнуров. Сможешь достать?
– Так я просто пройду мимо тебя? Не здороваясь?
– Да.
Алена Слюсарева повернулась спиной к воде и пошла в обратном направлении. Когда она вышла на дорогу, ведущую из гавани в город, задул ветер.
В городе было много народу. Туристы в отчаянии разбрелись по магазинам, пережидая дождь. Ну и слава богу. Все равно тех, что остались на улице, достаточно, чтобы среди них затеряться.
Она поехала на метро, сперва на Центральный вокзал Стокгольма. Там она открыла ячейку, взяла кассету и запихала ее в сумку. Она еще долго стояла перед открытой дверцей, глядя в темноту, где на двух полочках лежало все их имущество. Их жизнь. Их единственная жизнь. Та, что длилась три года.
Она была тут всего два раза: вчера и тогда, когда открывала ячейку.
Они ждали пересадки, тогда, почти два года тому назад. Дима Шмаровоз объяснил, что на пару недель им надо сменить квартиру в Стокгольме на почти такую же в Копенгагене, недалеко от Стрёгет.[6] Там большей частью расхаживали шведы, приехавшие на пароме из Мальмё. От них пахло тоблероном и пилснером, и они частенько платили сразу за два раза. Пропьянствовав еще ночь, они заходили к девушкам «на дорожку». Иногда били. Иногда просто трясли головой, когда входили в них.
Она отпросилась в туалет, пока они ждали поезда на Копенгаген. Сказала, что не может терпеть. Дмитрий остался с ними один, поэтому предупредил, что попросту убьет Лидию, если Алена не вернется вовремя. Она не сомневалась, что он не шутил, а кроме того, она и не собиралась оставлять подружку. Даже в мыслях такого не держала.
Ей просто нужна была камера хранения. Ячейка. Дом.
У нее был один постоянный клиент, у него своя фирма по грузоперевозкам в Стрэнгнэсе, и он раз в неделю целый час тащился оттуда в Стокгольм и уж конечно заглядывал к ней. Так вот, он рассказал ей о ячейке, которую можно снять, заплатив за две недели вперед. В принципе, это было задумано для приличных жителей столицы, но использовалось в основном бездомными.
Вместо того чтобы идти в туалет, Алена отправилась в камеру хранения и сняла одну ячейку. Бежала сломя голову, но все же успела вовремя – счастливая, спрятав в туфлях два ключа: основной и запасной.
Постоянный клиент с грузоперевозками потом сделал себе дубликат ключа и раз в две недели платил за пользование ячейкой. За это он получал от Алены «что-нибудь эдакое». После него, правда, кровь из нее так и хлестала, но оно того стоило.
Это она поняла именно сейчас, стоя перед открытой дверцей ячейки.
Это стоило каждого удара. Потому что теперь она знала, что есть место, которое принадлежит только ей, до которого Диме Шмаровозу никогда в жизни не добраться, как бы он ни старался.
Она знала, что никогда не вернется сюда. Она взяла все, что принадлежало ей: бусы, сережки, одежду. Оставила только ящик, где лежали вещи и деньги Лидии. У каждой из них свой ключ, так что когда она поправится, то придет сюда сама и заберет все.
Она закрыла ячейку и пошла прочь.
Снова метро, зеленая линия. Она ехала стоя и вышла из переполненного вагона на остановке «Площадь церкви Святого Эрика», поднялась на эскалаторе и шагнула на мокрый асфальт. Алена поискала взглядом вьетнамский ресторан, который был для нее ориентиром, прошла мимо него и повернула на красивую лестницу с каменными ангелами. По ней она вышла на улицу Вёлунда.
