В больших гаремах обязательно находится опытная матрона — эг-шейк-эль-безэ, организующая для наложниц, лишенных мужского внимания, лесбийские утехи. Она строго следит за тем, чтобы хозяйские жены по интересам разбивались на пары. Чтобы более влиятельные и опытные отбирали для себя из молодых наложниц мужа подруг, и те, в свою очередь, удовлетворяли потребности избалованной плоти своих повелительниц.
Приобщившись к европейской сексуальной цивилизации, ибн Масрак понял, что куда проще обходиться без гарема и в то же время оставаться ценителем женской красоты. В его постели попеременно появлялись именитые топ-модели, артистки, жены серьезных американских бизнесменов, позволявшие себе в Европе легкомысленные вольности, богатые искательницы приключений из обеих Америк, красавицы из Индии и Африки.
Похождения шейха не остались незамеченными. Одна из бульварных газет посвятила ему репортаж с броским заголовком «Весь мир в одной постели», достаточно подробно описав трудовые блудни шейха. Это стало для ибн Масрака хорошей рекламой, а слава арабского плейбоя послужила отличной ширмой для дела, которым шейх занимался всерьез.
Ибн Масрак создал плотную и широко разветвленную разведывательную сеть, служившую организации воинствующего исламизма «Пламя Джихада», которую сам организовал и возглавлял.
Осевшие в Германии турки и чеченцы, боснийские мусульмане, косовские албанцы, приверженцы ислама, жившие во Франции и Англии, стали резервуаром, в котором люди ибн Масрака отыскивали агентуру.
Анализируя огромный массив слухов и достоверных сведений, специалисты ибн Масрака позволяли шейху держать руку на пульсе событий. Иногда он узнавал о них не из сообщений прессы, а заранее, когда те еще только планировались или готовились.
Делами шейх обычно занимался перед обедом. Вышколенный секретарь, Мехди бен Омар, приносил в кабинет бумаги и докладывал о делах, которые представляли особый интерес для хозяина.
В один из дней, почтительно склонившись, он положил на стол лист дорогой бумаги с фамильным вензелем шейха.
— Это вам, из Афганистана. Пришло с нарочным.
Шейх взял лист в руки. Чуть отставил от глаз и начал читать.
«Сардар-э азам командан-э омуми Шейх сейид Джамал ибн Масрак…» Арабские буквы, выведенные на бумаге опытным каллиграфом, складывались в слова донесения.
"Премьер министру, Верховному главнокомандующему шейху сейиду Джамалу ибн Масраку.
Во имя Аллаха милостивого и милосердного, творца всего сущего, отца благородных сыновей и великих пророков.
Доношу вашему превосходительству известие, которое при внимательном рассмотрении может представить интерес для дела священного джихада.
По сведениям нашего московского источника, широко известный русский генерал Сафед сделал публичное сообщение о наличии у России портативных ядерных зарядов, размещаемых в небольших чемоданчиках…" Ибн Масрак запнулся, оторвал глаза от записки и снял очки. Несколько мгновений сидел, старательно размышляя.
Ибн Масрак знал русский язык. Он защитил диссертацию в Москве в Институте дружбы народов и, вернувшись на родину, внимательно следил за тем, что происходило в России. Всех крупных политиков и военачальников, чьи имена встречались в прессе, он помнил достаточно хорошо. А вот «широко известного генерала Сафеда» вспомнить никак не мог.
Ибн Масрак еще раз перечитал текст. Нет, ошибки не было.
— Тьфу! Прости Аллах и помилуй! — Ибн Масрак прихлопнул ладонью донесение и захохотал. На языке дари слово «сафед» означало слово «белый».
Джасус — агент разведки «Пламени Джихада», работавший в Афганистане, почему-то счел нужным перевести эту фамилию на свой язык.
Отсмеявшись, ибн Масрак подумал, что надо дать переводчикам распоряжение оставлять неприкосновенными иностранные фамилии и названия чужих городов.
Вы очень старательны, майор. Я хочу это отметить особо.
Бен Омар приложил руку к сердцу и благодарно склонил голову, коснувшись подбородком груди.
— Записка очень точно схватила весьма существенный для нас факт. И он нас заинтересовал. Единственное, чего вам не стоит делать в будущем, это переводить фамилии неверных на наш язык. Как по-русски звучит фамилия Сафед? Вы знаете?
— Да, ваше превосходительство. Бялый.
— Похоже, — ибн Масрак спрятал улыбку в густые усы. — Очень похоже. Но превращать ее в Сафеда не стоит. Это может привести к взаимному непониманию. Представьте, что кто-то переведет на английский вашу фамилию бен Омар как бен Лобстер. Вы меня поняли?
— Прикажете исправить записку?
— Теперь не надо. Материал, хотя и не представляет для нас особого интереса, должен оставаться секретным. Пусть Сафед станет псевдонимом генерала.
Ибн Масрак бросил взгляд на часы.
— Мне кажется, что мадам Женевьева уже задерживается.
— Нет, ваше превосходительство, — возразил бен Омар, — у нее по меньшей мере есть еще час.
Над швейцарскими Альпами дул теплый западный ветер. Он ласковыми дуновениями врывался в открытое окно «Опеля», за рулем которого сидела молодая красивая женщина — очередная любовница ибн Масрака — Женевьева Дюран.
На горной дороге, где полотно обтекало скальный массив, который круто нависал над рекой, бурлившей глубоко в лощине, поперек пути стоял серый «Мерседес».
Женевьева издали заметила препятствие и стала притормаживать. Она остановилась, не доехав до чужой машины двух метров. И почти сразу на таком же расстоянии от нее остановился второй «Мерседес», долго следовавший позади.
Женевьева не успела выйти из машины, как ее окружили трое мужчин в элегантных костюмах. Один вышел из «Мерседеса», который перегородил дорогу, двое — из того, что подъехал сзади.
Тот, что был впереди, подошел к «Опелю» со стороны водителя. Вынул из кармана полицейский жетон и небрежно махнул им перед глазами Женевьевы.
— Полиция, — сказал он сурово. — Мадемуазель, прошу выйти.
— В чем дело? — У Женевьевы не было желания оставлять свою машину. — Может быть, объясните мне так?
— Об этом мы поговорим в моей машине. Прошу выйти.
Женевьева вынуждена была подчиниться. Она прошла с полицейским к его машине. В «Опель» на ее место сел человек из второго «Мерседеса». Все три машины тронулись и, проехав не более полукилометра, оказались на просторной площадке для стоянки и отдыха автомобилистов.
Полицейский заглушил двигатель:
— Ваши документы, мадемуазель.
Женевьева открыла сумочку и вынула пластиковую карточку автомобильных прав.
Полицейский осторожно взял ее за два ребра, чтобы не оставлять своих отпечатков, сличил фотографию с оригиналом.
— В жизни вы красивей, госпожа Дюран.
Стоило бы сказать спасибо за комплимент, но Женевьева решила промолчать.
Полицейский положил карточку на приборную панель.
— Госпожа Дюран, пусть вам не покажется смешным, но меня и моих коллег серьезно беспокоит ваша судьба.
— С какой стати полиции заботится обо мне? — Женевьева постаралась произнести это как можно язвительней.
Полицейский на ее слова не обратил ровным счетом никакого внимания. Он вынул из кармана пиджака фотографию:
— Вам знаком этот человек?
Со снимка на Женевьеву смотрел шейх Джамал ибн Масрак, одетый в традиционную ослепительно белую джалабу, с головой, покрытой клетчатой красно-белой шемагой.
— Да, знаю. Что дальше?
— Дальше? Это тоже он?
На втором снимке шейх был совершенно голым. Он стоял на открытой веранде, подставив тело лучам восходящего солнца. На фото хорошо просматривался рельеф мышц груди и живота. Неприкрытые первичные признаки мужского пола ютились в куще густых черных волос. Довершали образ волосатые слегка согнутые в коленях ноги.
— Он, — не задумываясь, ответила Женевьева.
— Судя по всему, — сказал полицейский, — шейх одинаково хорошо знаком вам в одежде и без нее. Разве не так?
— Вы дерзите, — изобразив на лице крайнюю степень неудовольствия, сказала Женевьева. — Я буду вынуждена обратиться к прокурору.
— Госпожа Дюран! — Полицейский широко улыбнулся. — О какой дерзости вы говорите? Была только констатация факта. Вас даже не удивила и не шокировала фотография голого шейха. — И вдруг, перестав улыбаться, с лицом, вмиг посуровевшим, добавил: — Кстати, я даже не знаю, доберетесь ли вы когда-нибудь до прокурора.
Ледяной тон и серьезность, с которой были произнесены последние слова, не на шутку испугали Женевьеву. Она уже поняла, что слишком необычной оказалась ее встреча с полицией, и угадать, чем она закончится, крайне трудно.
— Что вы имеете в виду? — спросила Женевьева, и голос ее дрогнул.
— Горную дорогу, моя госпожа. Только дорогу. Впереди есть очень опасный скальный участок. Там ровно два дня назад в пропасть сорвался «Порше». Великолепный жеребчик, серебристый металлик. Погибли двое — он и она. Их тела подняли из пропасти, а машина все еще в ней. У вас нет желания взглянуть на нее? Тут совсем недалеко.
