— Джонатан приводил меня сюда несколько раз, — добавил он.
Дверь медленно отворилась, бесшумно повернувшись на мощных петлях, и они вошли в хранилище. Помещение было около десяти футов в ширину, девяти в высоту и футов тридцати в длину. Как только они вошли внутрь, загорелось особое слабое освещение, позволявшее тем не менее довольно хорошо все видеть.
— Помещение защищено от пожара и безопасно даже при бомбежке. Климат искусственный — температура и влажность контролируются постоянно, — объяснял Калеб. — Это обязательно в хранилище для редких книг, особенно если оно в подвале, где влажность может значительно меняться.
Помещение было уставлено стеллажами. На полках стояли книги, брошюры и другие вещи, которые, даже на взгляд непрофессионала, выглядели редкими и ценными.
— И к чему тут можно прикасаться? — спросил Милтон.
— Лучше я сам, — ответил Калеб. — Некоторые из этих вещей очень хрупкие. Многие не видели естественного света больше сотни лет.
— Черт возьми! — воскликнул Робин, осторожно проведя пальцем по корешку одной из книг. — Напоминает небольшую тюрьму с узниками, получившими пожизненное заключение.
— Ну, это несправедливо по отношению к ним, Робин, — проворчал Калеб. — Все эти меры для того, чтобы сохранить книги для будущих поколений. Джонатан пошел на значительные расходы, чтобы его коллекция содержалась в идеальных условиях.
— И что она собой представляет? — спросил Стоун. Он рассматривал один очень древний том, переплет которого вроде бы был изготовлен из дерева.
Калеб осторожно достал книгу, о которой говорил Стоун.
— У Джонатана была хорошая коллекция, ноне выдающаяся. Он бы и сам так сказал. Все великие коллекционеры имели в своем распоряжении неограниченные средства, но у них было четкое представление о том, какая именно коллекция им нужна, и они следовали к своей цели с упорством и целеустремленностью, которые можно назвать разве что одержимостью. Это увлечение называют библиоманией, и оно считается самым безвредным из всех других видов одержимости. Но этим были больны все великие коллекционеры. Он осмотрелся по сторонам.
— На свете есть много таких изданий, которые просто обязательны для любой хорошей коллекции, но Джонатан никогда не смог бы их заиметь.
— Какие, к примеру? — спросил Стоун.
— Фолио Шекспира. Первое фолио[4] — в первую очередь, это очевидно. В нем девятьсот страниц, тридцать шесть пьес. Оригинальных манускриптов Барда не сохранилось, поэтому все фолио пользуются чрезвычайным спросом и популярностью. Первое фолио было несколько лет назад продано в Англии за три с половиной миллиона фунтов.
Милтон тихо присвистнул и покачал головой:
— Примерно по шесть тысяч долларов за страницу!
— Далее следуют известные авторы: Уильям Блейк, «Математические начала натуральной философии» Ньютона, кое-что из изданий Кэкстона, английского первопечатника. Джон Пирпойнт Морган имел в своей коллекции, если я не ошибаюсь, более шестидесяти изданий Кэкстона. «Майнцская Псальтырь» тысяча четыреста пятьдесят седьмого года издания, английский трактат о геральдике тысяча четыреста восемьдесят шестого года и, конечно же, Библия Гутенберга. В мире есть только три известных издания Гутенберга, отпечатанные на пергаменте и находящиеся в хорошем состоянии. Одно хранится в библиотеке конгресса. Они просто бесценны.
Калеб пробежал взглядом по полке.
— У Джонатана есть «Божественная комедия» Данте 1472 года издания, которая стала бы настоящим украшением любой первоклассной коллекции редких книг. Еще есть «Тамерлан» Эдгара По, книга крайне редкая, ее очень трудно достать. Одну такую некоторое время назад продали почти за двести тысяч долларов. Но По недавно снова вошел в моду, так что сегодня она стоит намного дороже. В коллекцию входит очень достойная подборка инкунабул,[5] по большей части немецких, но есть и итальянские, а также солидная серия первых изданий более современных романов, причем многие — с автографами авторов. Он был весьма хорошо знаком со всем, что было издано в Америке, и у него имеется большая коллекция собственноручных работ Вашингтона, Адамса, Джефферсона, Франклина, Мэдисона, Гамильтона, Линкольна и других отцов-основателей. Как я уже говорил, это очень хорошая коллекция, но все же не выдающаяся.
— А это что? — спросил Робин, указывая в скудно освещенный угол в дальней части хранилища.
Остальные подошли поближе и столпились возле небольшого портрета мужчины в средневековом костюме.
— Я что-то не помню, чтобы я его здесь раньше видел, — озадаченно сказал Калеб.
— И зачем вешать портрет в подвальном хранилище? — добавил Милтон.
— К тому же только один портрет, — уточнил Стоун. — Маловато для настоящей коллекции. — Он рассмотрел портрет с разных сторон, потом взялся за раму и потянул к себе. Картина легко повернулась на петлях, открыв их глазам дверцу небольшого сейфа с цифровым замком, встроенного в стену.
— Сейф внутри сейфа, — прокомментировал Стоун. — Попробуй ту же комбинацию цифр, что и для входной двери в хранилище.
Калеб попробовал, но безрезультатно. Он попытался пустить в ход разные другие сочетания цифр, но тоже безуспешно.
— Люди обычно используют такую комбинацию, которую ни за что не забудут, чтобы не было нужды ее записывать, — заметил Стоун. — Это могут быть и цифры, и буквы или и то и другое.
— Зачем передавать Калебу ключ и шифр от входной двери и не сообщить шифр внутреннего сейфа? — спросил Милтон.
— Может быть, он решил, что Калеб сам догадается, — предположил Робин.
— Я согласен с Робином, — кивнул Стоун. — Думай, Калеб, думай. Это может иметь какое-то отношение к читальному залу отдела редких книг.
— Почему? — спросил Милтон.
— Потому что вот это — тоже своего рода читальный зал, только в собственной коллекции редких книг де Хейвна.
Калеб задумался.
— Ну… Джонатан каждый день отпирал дверь читального зала, примерно за час до прихода остальных. Дверь отпирается специальным ключом, но при этом надо ввести еще и код допуска. А я этот код не знаю.
— Нет, тут, наверное, должно быть что-то попроще. Совсем простое, что лежит буквально на поверхности.
Калеб вдруг прищелкнул пальцами:
— Да, конечно! Лежит на поверхности и каждый день смотрит прямо на меня! — Его пальцы уже набирали код на клавиатуре замка. Дверца со щелчком отворилась.
— Какой код ты набрал? — спросил Стоун.
— LJ239. Это номер нашего помещения — читального зала отдела редких книг. Я же вижу его каждый день, когда прихожу на работу.
В сейфе лежал только один предмет — коробка. Калеб осторожно вытащил ее и медленно открыл.
— Здорово истрепана! — заметил Робин.
Там находилась книга. Обложка была черной и порванной, переплет почти развалился. Калеб осторожно открыл первую страницу. Потом следующую, потом еще одну.
И вдруг шумно выдохнул:
— О Господи!
— Что это, Калеб? — спросил Стоун.
У Калеба дрожали руки. Отвечал он очень медленно, срывающимся голосом:
— Мне кажется… То есть я полагаю, что это первое издание «Массачусетской книги псалмов».
— Редкое?
Калеб поднял на него широко открытые глаза и произнес:
— Это самый старый из всех существующих текстов, напечатанных в стране, которая теперь называется Соединенные Штаты Америки. Во всем мире известно всего одиннадцать экземпляров «Массачусетской книги псалмов», и только пять из них полные. Они никогда не появляются на аукционах. В библиотеке конгресса имеется один, и он был передан нам несколько десятков лет назад. Полагаю, никаким иным образом мы бы его ни за что не заполучили.
— Тогда как еще один оказался у Джонатана де Хейвна?
Калеб с огромной осторожностью и благоговением уложил книгу обратно в коробку, закрыл ее, поставил в сейф и захлопнул дверцу.
— Не знаю, — наконец ответил он. — В последний раз экземпляр этой книги появлялся на рынке более шестидесяти лет назад и был приобретен за рекордную для того времени сумму, которая в нынешних деньгах составляет миллионы долларов. Теперь он в Йельском университете. — Он покачал головой. — Для коллекционеров это все равно что обнаружить утерянного Рембрандта или Гойю.
— Так, значит, если в мире существует только одиннадцать экземпляров, определить их местонахождение очень просто, — предположил Милтон. — Я все их в Интернете могу отыскать.
Калеб презрительно посмотрел на него. Если Милтон всегда с распростертыми объятиями воспринимал любые новшества в области компьютерных технологий, Калеб был решительным технофобом.
— Это еще далеко не все, Милтон, найти «Книгу псалмов» в Интернете. Кроме того, насколько я знаю, они все находятся в солидных учреждениях — в Гарварде, Йеле, в библиотеке конгресса.
