— Все произошло так, как вы планировали? — спросила я.
— Нет. На лекцию я попала, но самолет подруги задержался в Бостоне из-за снегопада. Она позвонила мне на мобильник и сказала, что не сможет приехать.
Пэйдж Воллис выдержала паузу.
— После лекции состоялся небольшой фуршет. Среди приглашенных было несколько моих знакомых, поэтому я решила остаться и немного поболтать.
— Вы что-нибудь ели или пили на приеме?
О таких вещах всегда надо говорить начистоту, иначе все будет выглядеть так, будто я хотела скрыть, что в деле был замешан алкоголь.
— Да, я пила вино. Несколько бокалов белого вина. Точнее, два. Но ничего не ела.
— Мистер Триппинг подходил к вам в этот вечер?
— Протестую. Наводящий вопрос.
— Протест отклонен. Мисс Купер пытается пролить свет на предшествующие события.
Пэйдж Воллис подождала, пока судья попросит ее продолжить.
— Нас было трое, мы беседовали о ситуации на Ближнем Востоке и обсуждали в основном свой личный опыт. Наверно, Эндрю услышал, как я рассказывала…
— Протестую. Это предположение свидетельницы.
— Протест принят. Говорите только о том, что он сделал или сказал.
Реплики адвоката оказывали желаемый эффект. Каждый раз, когда Робелон выкрикивал «протестую», Пэйдж Воллис вздрагивала так, словно совершила ошибку.
— Он спрашивал меня о Каире, — сказала она. — Когда и почему я там жила.
Во время ее выступления Триппинг начал ерзать на стуле и попытался привлечь внимание адвоката. Робелон не обращал на него внимания, продолжая делать пометки по поводу тех подробностей в показаниях Воллис, которые были ему неизвестны. Тогда обвиняемый наклонился к Эмили Фритт и что-то зашептал ей, заставив нескольких присяжных отвлечься от рассказа свидетельницы.
— Что вы ему ответили?
— Я рассказала об отце и его работе в Египте. Сама я не бывала там с тех пор, как закончила школу.
— Как долго вы говорили? — спросила я.
— Примерно полчаса.
— Вы ушли из здания одна?
Пэйдж Воллис покраснела и снова отпила из стакана.
— Нет. Эндрю сказал, что знает неподалеку хороший ресторан, и пригласил меня поужинать.
— Кто-нибудь еще…
Я хотела задать следующий вопрос, но Пэйдж Воллис решила объяснить свое поведение присяжным.
— Обычно я этого не делаю. То есть не хожу в рестораны с незнакомыми мужчинами. Просто я не могла представить ничего более безопасного, чем политическая дискуссия с членом внешнеполитического совета, — добавила она со смешком.
На процессах об изнасиловании шутки не срабатывают. Я знала, что у нее просто нервная реакция, но ей следовало с этим справиться. Не надо ни в чем оправдываться, неделями твердила я Пэйдж. Просто расскажи присяжным факты. В заключительной речи у меня будет масса возможностей объяснить ее поступки.
— Кто-нибудь еще ужинал вместе с вами?
— Нет, я попрощалась со знакомыми и взяла в гардеробе пальто. Потом мы прошли три или четыре квартала и оказались в маленьком бистро на боковой улочке.
Она рассказала, как прошел ужин и о чем был разговор. Да, они оба выпили по бокалу вина. Да, они говорили о личной жизни. Эндрю рассказал, что он вдовец, что его мать недавно умерла, а до этого воспитывала его сына. Нет, она не может вспомнить все, о чем они беседовали.
Позже я буду объяснять последнее обстоятельство, сославшись на то, что во время первой встречи они просто не затрагивали никаких существенных вопросов. Робелон же станет настаивать на том, что ее забывчивость вызвана третьим бокалом вина.
— Во сколько вы ушли из ресторана и куда направились?
— Было уже довольно поздно, около одиннадцати. Утром мне надо было рано вставать, и я сказала об этом Эндрю. Он посадил меня в такси у ресторана, и мы попрощались.
— Кто заплатил за ужин?
Пэйдж посмотрела на меня и снова покраснела.
— Счет поделили пополам. Я заплатила за свои блюда, он — за свои.
— Вы целовались?
— Нет.
— Когда вы вместе шли по улице, между вами был какой-нибудь физический контакт — прикосновения, пожатия рук?
— Нет.
— Он спросил у вас номер телефона?
— Нет.
— Он говорил…
— Постойте, мисс Купер, — вмешался судья Моффет, — а как же равные права женщин? Мисс Воллис, вы брали у него номер телефона?
— Нет, сэр.
— Вы обсуждали возможность новой встречи? — спросила я.
— Нет, об этом речи не было. Я просто села в такси, закрыла дверцу и поехала домой. Это был приятный вечер, но я подумала, что дальше этого не пойдет.
— Когда вы в следующий раз общались с Эндрю Триппингом?
— Он позвонил мне через три или четыре дня.
— Где вы находились во время звонка?
— На своем рабочем месте, в «Дибингэм Партнерс», — ответила Воллис, не глядя на присяжных. — Моего домашнего телефона нет в справочниках. Я сказала Эндрю, где работаю, и наверно…
— Протестую.
— Принято. Суд не интересуют ваши догадки, — осадил ее со своего возвышения Моффет, и она снова вздрогнула и съежилась.
— Простите, Ваша Честь.
— О чем вы говорили с обвиняемым по телефону?
— Разговор был очень коротким. Я объяснила, что сегодня занята. Он спросил, не смогу ли я поужинать с ним завтра вечером, и я согласилась. Мы договорились встретиться в «Одеоне». Это ресторан недалеко от моего дома. Вот и все.
— Ваше свидание состоялось?
— Да. Я пришла первой. Когда появился Эндрю, мы заказали по бокалу вина и немного поболтали перед ужином.
— О чем вы говорили?
Пэйдж Воллис описала спокойную и довольно отстраненную беседу, во время которой Триппинг в основном рассказывал о себе или интересовался ее политическими взглядами. Она выпила один бокал и снова заплатила за себя. Когда около десяти вечера он провожал ее домой, между ними не было никаких сексуальных заигрываний.
— Вы пригласили обвиняемого зайти?
— Для этого не было никаких причин. Я подумала, что…
— Возражаю, Ваша Честь, — сказал Робелон.
— Принято.
За моей спиной заскрипела тяжелая дубовая дверь. Я продолжала смотреть на Пэйдж Воллис, но свидетельница при этом звуке подняла голову и уставилась куда-то вдаль.
— Мисс Воллис, что вы сделали или сказали, подойдя к дому?
Ее губы задрожали, и она медленно ответила:
— Эндрю спросил, можно ли ему зайти на чашечку кофе. Я ответила, что это невозможно. У меня… ко мне приехал друг из другого города, и я оставила его на ночь. На самом деле я только сейчас это вспомнила, когда пыталась восстановить в памяти подробности нашего ужина, — добавила она, взглянув на меня.
Я так крепко сжала в пальцах авторучку, что испугалась, как бы она не лопнула и не забрызгала чернилами присяжных. За все те недели, когда мы готовили Пэйдж к выступлению в суде, она ни разу не говорила ни о чем подобном. Правду, только правду и ничего, кроме правды. Лучше поздно, чем никогда. Что это за друг, подумала я, и какое отношение он имеет к этой истории?
Я заговорила о вечере, когда произошло преступление, и увидела, что Пэйдж Воллис уже дрожит всем телом.
— Я хочу задать вам несколько вопросов о том, что произошло днем и вечером шестого марта.
Она облизнула губы и потянулась к стаканчику с водой. Ее рука дрогнула, и стаканчик опрокинулся; вода растеклась по перилам и закапала на стенографистку, которая поспешила убрать печатную машинку и стала искать, чем вытереть лужу. Пэйдж встала и перегнулась через ограду, словно собираясь подобрать упавший стакан, затем начала оправдываться перед судьей и, наконец, залилась слезами.
Моффет ударил молоточком по столу.
— Объявляется перерыв. Мы продолжим через десять минут.
Пэйдж заговорила раньше, чем присяжные успели выйти из зала.
— Простите, судья. Я не могу давать показания в его присутствии. Он обязательно должен находиться здесь?
Она указывала пальцем в зал, пока я шла к ней, чтобы успокоить и предложить платок.
— Разумеется, он должен находиться здесь, — ответил Моффет. — Это право дано ему Конституцией, мисс…
— Нет, я не об Эндрю, Ваша Честь. Я о нем.
Пэйдж подняла голову, и я проследила за ее взглядом.
В заднем ряду сидел старший из двух мужчин, с которыми Чэпмен разговаривал вчера в зале суда. Вероятно, он вошел как раз перед тем, как Пэйдж запнулась во время дачи показаний. Заметив, что свидетельница указывает на него, он встал и направился к выходу.
— Это Гарри Стрэйт, Александра. — Я протянула Пэйдж платок, и она сжала мою руку. — Человек, о котором я говорила.
Эндрю Триппинг расплылся в широкой улыбке, похлопал адвоката по плечу и последовал за Гарри Стрэйтом.
У меня было шесть минут, чтобы зажать Пэйдж Воллис в углу и сказать ей все, что я об этом думаю.
— Я могу немедленно остановить процесс. Но сначала мне хотелось бы услышать объяснения. С самой первой встречи я твердила вам, что существует одна-единственная вещь, которая может все испортить, и что самое главное — это откровенно отвечать на все мои вопросы, даже если они покажутся вам мелкими и незначительными. Мне плевать, как вы живете, какие у вас взгляды на мораль или чем закончится этот процесс. Но я хочу знать правду.
