В это же время Кэслейк заканчивал пересказывать Куинту содержание беседы с лордом Беллмастером. «Может быть, – решил он по дороге в Клетку, – я еще не поднаторел в этой игре, но знаю, с какой стороны бутерброд намазан. Я человек Куинта, а не Беллмастера».
Когда он закончил, Куинт кивнул на кожаное кресло, произнес: «Садитесь».
Кэслейк сел, догадываясь, что эта любезность предвещает похвалу, а не разнос. Куинт поднялся, молча подошел к буфету, вынул бутылку виски и две рюмки. Наполнил их, не спрашивая Кэслейка, хочет ли тот спиртного, протянул ему одну со словами: «Пить, вообще-то, еще рановато. Но ваша честность того заслуживает. Или вы каким-то чудом знаете, что мы втихаря от Беллмастера подслушиваем разговоры в его кабинете?»
– Нет, сэр.
– Можете не называть меня так, пока не кончится виски. Вот какой я сейчас добрый. Итак, Беллмастер, возможно, заставит вас поехать в Португалию повидать мисс Брантон. Сегодня вечером придут записи его телефонных разговоров. Послушаем, куда он звонил, когда вы ушли.
Чувствуя, что минута подходящая, Кэслейк осведомился: «Почему он попросил меня пока не говорить вам о поездке в Португалию? Разве она так важна?»
– Хороший вопрос. И прикажи я вам поразмыслить над ним минут пятнадцать, вы нашли бы ответ сами. Но я избавлю вас от этого труда. Хотя Беллмастер в Клетке больше не командует, он все еще вправе обратиться к нам за помощью. А он тщеславен. Любит власть, обожает держать людей в узде. Вот и вас он решил приручить. И приручил бы, не дай вы мне полного отчета о беседе с ним. Заполучил бы из-за мелочи, пустяка, если не считать возможной поездки за границу. Ничего лучшего у Беллмастера под рукой пока не оказалось. Но в следующий раз ему, возможно, удалось бы заставить вас утаить что-нибудь важное. А откажись вы, он бы сообщил сюда о вашей первой оплошности, заявив, что проверял вашу преданность нам. И вас бы выгнали. Но вы держались молодцом, я рад за вас. А теперь официальное указание. Подыграйте ему. И если он попросит вас что-нибудь скрыть, не церемоньтесь, смело говорите: «Да, милорд. Конечно, ваша светлость». О чем бы он ни попросил – соглашайтесь. Но прежде чем выполнять просьбу, посоветуйтесь с нами, – Куинт расплылся в улыбке, пригубил виски и усмехнулся. – Он большой, сильный человек – и в прямом, и в переносном смысле. И намерений не скрывает. Метит в послы или на другую должность, не менее важную. А ее не дадут тому, у кого, как говорится, есть скелет в шкафу. Кому есть, что скрывать. Ведь шкаф могут открыть конкуренты. Значит, надо уничтожить скелет – растолочь кости и развеять их по ветру. Попасться можно, лишь если кто-нибудь увидит, как вы разбираете кости, прежде чем их толочь. Запутанно? Пожалуй, да. Ну ничего. Лезьте ему в руки, лишь только он подставит их. У нас на него самого руки найдутся. – Он допил виски, и Кэслейк, поняв намек, осушил и свою рюмку, встал.
– Спасибо за угощение, сэр.
– Вы его заслужили. Мы давно хотели отдать Беллмастеру кого-нибудь из наших. До поры до времени он будет держаться с вами официально, а потом попросит о личном одолжении. Взамен пообещает повышение по службе – скажем, место начальника отдела. Вы, конечно, стать им не прочь. И, наверно, станете, но не благодаря ему. – Куинт закурил, закашлялся после первой же затяжки. Хрипло спросил: – Это вам не Барнстапл, а?
– Да, сэр.
– Но мир везде одинаков. Везде грязь, жадность и похоть. Как вы думаете, где микрофон?
На миг обескураженный, Кэслейк тупо взглянул на Куинта, но быстро опомнился. Куинт любил шарады.
– Думаю, не в лисьей голове. Слишком очевидное место. Значит, и не в чучеле горбуши. Наверное, в раме одной из картин.
– Верно. В той, что со знойными грудастыми испанками, каких – это всем известно – Беллмастер обожает. Ладно. Идите. Вы молодец.
– Благодарю вас, сэр.
Кэслейк ушел, сознавая, что отношения с Куинтом продвинулись в выгодную для него сторону. «Начальник отдела». Обычным порядком ему в это кресло раньше, чем через десять лет, не сесть. Что ж… время покажет. Притворив дверь, он двинулся по коридору, тоненько насвистывая сквозь зубы.
Весь день Фарли не покидало чувство, что Сара возбуждена и избегает его именно поэтому. Утром он слышал, как она напевала у себя в комнате. Спустившись в столовую, она объявила, что надолго уходит гулять – хочет многое обдумать и, если он не против, предпочла бы побыть одна. Он ответил, что не против и все утро провел с Марио – они шкурили, а потом красили кованые узорчатые ворота; Марио немало порассказал о временах, когда хозяйкой виллы была леди Джин. Веселые деньки, сплошные гости. Марио вспоминал о них с удовольствием. А миссис Ринджел Фейнз на сестру не похожа. На вилле бывает редко, а если и бывает, то в гости почти никого не зовет. Марио считал ее доброй женщиной честных правил – в отличие от сестры (прямо он не заявил, но намекнул откровенно). За обедом Сара без умолку восхищалась своей прогулкой, но ни слова не сказала о свертке из Эсториля, а поев, немедля ушла к себе.
И вот теперь Фарли, улыбаясь мыслям, сидел на веранде, ждал, когда Сара спустится выпить рюмочку перед ужином. Несколько минут назад Фабрина поставила на стеклянный столик шампанское в ведерке со льдом и Ричард сообразил: содержимое свертка оказалось для Сары настолько желанным и волнующим, что даже немного отвлекло от реальной жизни, и без труда догадался – Сара готовит ему сюрприз. Что ж, он не ребенок, его не так-то легко удивить. Угадав настрой Сары, Ричард за обедом о свертке и словом не обмолвился – не хотел испортить ей удовольствие. А шампанское… С того самого дня, когда Ричард впервые отправлялся в интернат в Кенте, отец начал провожать и встречать его шампанским… сидел на веранде, заперев в конюшне лошадей, смотрел на юг, где уходила под облака вершина Килиманджаро… смеялась мать – звонко, весело – и хлопала пробка! Ричард сжал зубы и отогнал эту картину, чтобы ее не успела затмить другая, трагическая.
Через четверть часа в коридоре послышались шаги Сары. Фарли сидел, подавшись вперед, положил руки на колени, читал книгу, делал вид, будто ничего не замечает, понимал: к этому мгновению Сара готовилась весь день, его нельзя испортить. Услышал, как девушка замерла на пороге, почувствовал легкий запах духов.
Помолчав немного, она позвала: "Ричард… "
Фарли повернулся и медленно поднялся с кресла. Сара улыбалась, ждала, что он скажет. Она уложила волосы по-мальчишески, надела длинный белый халат без рукавов с достаточно низким вырезом. Он знал: на вилле осталось немало материнской одежды, и догадался – Сара перешивала халат все утро, ведь однажды она сказала, что мать была выше ее. На талию она надела пояс, с которым Август Джон написал портрет ее матери. Фарли не успел еще найти подходящие слова, как к горлу подкатил комок. Даже с короткими волосами она была сама прелесть, сама женственность, и его раздосадовала мысль, что восемь лет жизни эта девушка провела…
– Сара! – воскликнул он, бросился к ней, взял за обнаженные руки и поцеловал в щеку.
– Как я выгляжу? – спросила она и отступила, потупилась в смущении.
– Как королева. Хотя, – Ричард лукаво улыбнулся, чтобы она перестала смущаться, – и коротко подстриженная. Когда ваши волосы отрастут, мне придется поберечь глаза. Вы смотритесь просто чудесно, и я дам по носу каждому, не согласному с этим. Но ради чего?… – прервав самого себя, он кивнул на ведерко с шампанским и сказал: – Выкладывайте скорее, я не люблю тайн.
Она засмеялась и подошла к столу: «А вы не догадываетесь?»
– Нет. Не хочу гадать и не буду. Рассказывайте сами.
– Ради вот этого. – Сара положила руки на золотой пояс.
– Все равно не понял. Знаю только, что он есть на портрете вашей матери. Немного театральный, верно?
– Театральный?! О, Ричард! Это не бутафория, красивая, но дешевая. Он настоящий! – Она повысила голос: – Он и был в свертке. Его и оставила мне мать, он из чистого золота и очень старый. Посмотрите! – Она расстегнула пояс и протянула его Ричарду. – Это настоящие бриллианты, изумруды и сапфиры. И он ваш. Целиком и полностью. Примите его, пожалуйста. Пожалуйста. Давным-давно маме оценили его в тридцать тысяч. А сейчас… сейчас он стоит целое состояние. И я дарю его вам.
Ричард взял пояс в руки, сразу оценил его тяжесть и смутился. Она просто помешалась на желании отблагодарить его… он подыграл ей, свозил в Эсториль. Но это… Ричард провел большими пальцами по купидонам у пряжки, не сводя глаз с Венеры, выходящей с развевающимися волосами из морской пены, и вдруг заметил в ней отдаленное сходство с Сарой. Его латыни хватило, чтобы перевести: «Победит добродетель». А когда пояс качнулся в руках, лучи вечернего солнца высекли из драгоценных камней искры. Сара сошла с ума, если считает, что он примет такой подарок. Ведь она должна ему лишь спасибо сказать. В крайнем случае еще медаль за спасение утопающих выхлопотать. Улыбаясь этой мысли, он вернул пояс и тихо сказал: «Наденьте его. Там ему и место – на вашей талии, тонкой и красивой. Надевайте, надевайте и не смотрите так упрямо».
