— Я бы к Жанке съездила, пока еще не поздно. Как-то в свете последних событий меня не тянет таскаться по ночам. Мало ли что…
— Езжай, — милостиво согласился Никита. — Я закончу все — и приеду. А если не приеду, пусть тебя проводят, или вообще у нее заночуй. Не хватало еще по кумполу получить, как в прошлый раз…
— Тогда я пошла?
— Давай. Слушай, может тебе вообще на время уехать?
— Я подумаю, — кивнула я. — Честно говоря, совершенно не хочется лезть куда-то, о чем не имею представления.
Никита кивнул мне на прощание и отвернулся. Я же пошла к машине. Его слова всколыхнули какую-то неясную тревогу, и, хотя на дворе стоял белый день, я нервно оглядывалась по сторонам, а в машине, прежде чем завести мотор, внимательно осмотрела заднее сидение: не спрятался ли кто там? Возможно, такое поведение было самой настоящей паранойей, но я, воспитанная на голливудских ужастиках, твердо знала: злодей в самый ответственный момент всегда оказывается за спиной. В машине было пусто. Обозвав себя дурой, я поехала к подруге.
Предупрежденная по телефону Жанна, встретила меня в дверях и тут же набросилась с поцелуями. Учитывая, что она на полголовы выше и на пару десятков кило тяжелее, это выглядело как атака слона. К тому же Жанна при встрече всегда испускает дикие вопли индейцев чероки, ничуть не смущаясь, что соседи потом вызывают ОМОН и нервно пьют валокордин ведрами.
— Юлька, подружка дорогая, как я тебе рада!!! — орала Жанна, стиснув меня в медвежьих объятиях. Я же, придавленная пакетами со снедью и подарками, покорно ждала, пока подруга угомонится. — Ты чего на звонки не отвечала?
— Куда ты мне звонила? — слегка прерывающимся голосом спросила я.
— Куда-куда… В рельсу! Домой, конечно, и на мобильный. Дома автоответчик, мобильный выключен. Я уж думала, не случилось ли чего? Никитос говорил какими-то загадками… Чего в дверях стоишь? Проходи!
Я закатила глаза и выразительно подняла обремененные покупками руки. Жанна, наконец-то догадалась отойти с дороги, отняла у меня пакты и проводила в кухню, где умопомрачительно пахло чем-то печеным.
— Ты одна? — удивилась я. — А я детям тут подарки притащила.
Жанна отмахнулась.
— Мама повела их на прогулку, потому что эти кровопийцы всю ночь орали и не давали спать. Дорога тяжело обошлась. Ладно, полдороги я, как жена дипломата, пролетела с шиком в первом классе, но вторую то половину пришлось трястись в СВ. Думала, сдохну… Наши как всегда перепутали день приезда… Ты представляешь, выхожу на вокзале, а меня никто не встречает…
Говоря это, Жанна не переставала носиться по кухне, доставая из холодильника снедь, накрывая на стол. Мои вялые попытки помочь были с презрением отвергнуты. Заглянув в духовку, Жанна убедилась что вынимать его еще рано и уселась напротив с загадочным выражением на лице. Я молчала.
— Ну? — не выдержала Жанна.
— Гну.
— Чего ты меня не поздравляешь?
— С чем? С удачным замужеством? Так я тебя поздравляла, как и с рождением твоих корозябок. Или есть что-то еще?
— Есть, — хихикнула Жанна. — Уже два месяца…
— Ух ты, — восхитилась я. — Неужели?
— Ужели. Вот, надеюсь, что будет дочь. Двое пацанов враз — это, конечно, круто, но надо же будет кому-то оставить фамильные бриллианты.
— Откуда у тебя фамильные бриллианты? — фыркнула я.
— Ну, это я так, образно, — отмахнулась Жанна. — давай по рюмочке, пока мне еще можно… Да, я там тебе посылку привезла, сейчас принесу.
Не успела я остановить подругу, как она вылетела из кухни. Когда она, кряхтя, ввалилась обратно, мне поплохело. "Посылочка" оказалась здоровенной сумкой, набитой доверху.
— Жанка, с ума сошла? — запротестовала я. — Ты чего туда натолкала?
— А чего? — обиделась Жанна. — Что мне, жалко? Вот, набор посуды, все как ты хотела, глиняное… Смотри, даже сковородка. У тебя дома есть глиняная сковородка? То-то. А сейчас будет. Ну, тут бутылочка вина, вот ткани отрез…
— Знаешь, — поспешила я сбить ее с мысли, пока она не принялась перечислять содержимое сумки, — а роды пошли тебе на пользу. Ты как-то мягче стала, округлилась в нужных местах…
— Да? — обрадовалась Жанна. — Вот и я мужу сказала: я вылитая Волочкова, просто много ем.
Жанна попыталась изобразить батман, пнула табурет, и тот опрокинулся на пол.
— Не тяжело тебе будет с тремя детьми? — спросила я. Подруга подняла табурет, заглянула в духовку, и снова уселась напротив.
— Знаешь, это с одним тяжело. А где два, там и три. Особой разницы нет. И потом, у меня такая свекровь…Я там не одна, Юль. Мне очень помогают и она, и сестры Романа. Не поверишь, но они дерутся, кто будет водиться с моими детьми. Так что я, лежу в саду, ем черешню… Потому что клубнику уже видеть не могу
Жанна рассмеялась.
— Когда Ромка узнал, что у него будут дети, он мне ноги целовал. Сказал, что полюбил меня с первого взгляда.
— А ты?
— Ну, и я, не будь дурой. Тебе когда-нибудь мужчина целовал ноги?
Я отмахнулась.
— Ты как в том анекдоте, Жанн. Когда Волк говорит Красной Шапочке: "Я тебя сейчас поцелую туда, куда никто не целовал". А она: "В корзинку что ли?" Так вот и я… Куда меня только не целовали… Ромка то почему не приехал?
— Через два дня приедет. Ты давай, рассказывай, что у тебя происходит. Шмелев нагнал тут страху, что ты опять с какими-то маньяками якшаешься. Погоди, пирог достану…
Под пирог и киндзмараули я выложила Жанне все, позабыв, что за рулем и пить мне вообще то не следовало. Жанна, пригубив рюмочку, слушала молча, время от времени изумленно ахая.
— А потом я снова отправилась на допрос в прокуратуру, — уныло закончила я, описав последнюю встречу с Кириллом у дома убитого Боталова. — Эта мерзкая мымра из меня все соки выпила. Можно подумать, я знаю, почему убийца мне звонит.
— Как говоришь ее фамилия? — задумчиво спросила Жанна.
— Земельцева Лариса… отчества не помню. Игоревна кажется. Или Егоровна.
— А выглядит как?
— Да никак. Тощая, патлатая, типичный антисекс с черными подглазницами. Мерзкая такая, как паучок скукоженый. И взгляд такой… мутный, как у ненормальной. А что?
— Ничего. Кажется, я поняла, о ком ты говоришь. Ей что-то около сорока?
— Да. Она вроде в районной прокуратуре где-то раньше трудилась, а потом ее в город перевели. Не знаю, за что нам такое счастье…
— Я знаю, — скривилась Жанна. — Ее под шумок перевели, чтобы скандал замять.
— А что за скандал?
— Ну, дело давнее, я не все помню. У нас это в посольстве известно стало, когда кое-кого посадили за торговлю левыми паспортами, только ты никому не говори…
— Жанн, ну ты же меня знаешь…
— Знаю, потому и говорю — никому. И Никитке не говори, он же наверняка начнет там землю рыть, а дело скользкое было. В общем, Лариса эта хотела вызволить с зоны любимую свою.
— Любимого?
— Дура, ты чем слушаешь? Любимую. Лесбиянка она.
Я вытаращила глаза.
— Ну, надо же! То-то она смотрела на меня как-то… ну, мужики так смотрят. И чего?
— И ничего. Земельцева вела ее дело, ну и… чего-то у них там закрутилось. Обещала она с кичи свою подружку вызволить, паспорт ей левый заказала через посольских, за грузинку выдать и во время следственного эксперимента устроить побег.
— Устроила? — выдохнула я, боясь упустить хотя бы слово.
— Тебе еще пирога отрезать?
— Жанка, ты меня доконаешь! Я ж нервная! Устроила она ей побег?
Жанна все-таки отрезала мне еще кусочек, хотя в меня все равно больше бы не влезло. Подвинув ко мне тарелку, она вздохнула.
— Нет. Чего-то у нее там не вышло. То ли ее подружка сама проболталась, то ли узнал кто. В общем, у нас в посольстве многие потом с теплых мест полетели. Скандал был жуткий. Сама знаешь, с этой войной бесконечной многие люди документы теряли, переезжали, мы частенько документы леваком делали, через знакомых передавали. В общем, Земельцева нас под монастырь подвела. Хорошо, что я на тот момент уже замуж вышла и уехала. Меня не тронули, хотя могли бы порыться в биографии.
— Почему ж ее то не посадили? Организация побега, фальшивые паспорта…
— Потому и не посадили. Земельцева вовремя соскочила и пригрозила, что всех сдаст. А, может, и сдала в обмен на неприкосновенность. Знаешь, кто ей документы помогал оформлять? Сам посол!
— Да ладно?
— Вот тебе и ладно. Посла на пенсию спровадили, наших поувольняли, а эта стерва, как видишь, живет и здравствует, причем ее ведь не просто перевели в другое место. Она теперь в городе. Так что еще выиграла на этом.
— Обалдеть, — изумилась я. — А подружка ее где? Так в тюряге и осталась?
— Наверное. Не знаю, если честно. Да и какая теперь разница?
— Никакой, — вздохнула я. — Просто баба неприятная. Не хочется с ней общаться. Может спросить, пишет ли ей подруга с кичи?
