Я успел сделать три шага, когда тот услышал мои шаги и стал оборачиваться. Четвертый шаг – его глаза встретились с моими, замах уже полностью готов. Пятый шаг – на лице у парня написано удивление, начинающее переходить в ужас. Я не дал завершиться переходному процессу – топор, опустившийся сверху вниз с правой стороны на шею виновника торжества, почти что отделил его голову от туловища. Только тихое шипение издало его горло – и все. Тело, ускоренное ударом топора, рухнуло на еле-еле пробивающуюся через старую листву траву. На лице непонятное выражение так и осталось: нельзя было разобрать, чего в нем больше – удивления или ужаса. Выяснять я не стал. Но, исходя из этого, пришел к выводу, что парень умер мгновенно. Хотя что такое мгновение? Иногда секунда может длиться целый час (во всяком случае, для того, кого это касается)… Вдруг в момент смерти у человека все сознательные процессы настолько ускоряются, что он все начинает воспринимать по-другому – замедленно, очень-очень замедленно? Именно тогда-то и может вся жизнь пройти перед глазами. Но именно здесь человек может получить по заслугам, получить свой ад или свой рай. Если человек умирает спокойно, в кругу семьи, с чувством выполненного долга, то его жизнь может пробежаться перед глазами, показывая все значимые и яркие события. Увидев, как много хорошего и полезного он сделал, человек умирает с чувством выполненного долга, с чувством нужности своей жизни, с чувством того, что все сделанное не исчезнет с его смертью, а останется для потомков. Это и будет началом его райской жизни, его райская жизнь начнется с райской смерти. А если человек много чего натворил, не сделал ничего значимого, и жизнь его была бестолкова и ничтожна, то его смерть может быть страшной. Страшной не потому, что она насильственная, а потому, что боль от удара ножа, пули, удавки, огня будет бесконечно долгой. Она будет длиться и длиться, каждая доля секунды станет часом. Адская жизнь этого человека перерастет в адскую смерть, а дальше в ад после смерти.
Хотя, возможно, это все фигня, и для каждого смерть является долгим и мучительным процессом. Когда тело расстается с сознанием, чувства притупляются, душа покидает тело и потом находится рядом, постоянно чувствует фантомные боли, как человек, которому ампутировали ногу, только теперь душа чувствует боль всего тела. Тела больше нет, а боль есть. Возможно, умирающему даже захочется почесаться, но ничего уже сделать нельзя. Тело отдельно, душа отдельно. Все может быть. Теорий бесконечное количество – я часто забивал ими свою голову, но еще ни одна не захватила меня полностью. У меня была собственная теория, но лучше я оставлю ее при себе, пусть каждый сам доходит до этого.
Начало было положено, причем в буквальном смысле: первая жертва валялась у моих ног. Постаравшись не вымазаться кровью, я вытер топор об куртку убитого и отошел подальше от тела. Теперь надо было подумать: подождать, когда труп, точнее, парня, начнут искать, и перебить всех поодиночке, или же напасть неожиданно. Логическое рассуждение зашло в тупик. Если я начну убивать их поодиночке, то, скорее всего, меня кто-нибудь заметит, и тогда уже придется всех отлавливать по очереди. А это будет очень трудно. Тем более что теперь они смогут оказать мне серьезное сопротивление. С другой стороны, их теперь восемь человек. В первой неожиданной атаке я вряд ли сумею убить больше двух. Значит, остальные шесть уже будут сопротивляться, а могут и драпануть через две-три секунды. Хоть они и пьяны, но самосохранение у людей (впрочем, так же, как и у животных) включается очень часто в самый неожиданный момент. Такое могло случиться и в этот раз. Единственное желание состояло в том, что их предводителя мне хотелось бы убить последним, что еще больше усложняло выполнение работы.
Подкравшись к поляне, я заметил, что орки уже начали собираться. Хотя это, пожалуй, образное выражение, так как ящики и бутылки забирать они явно не собирались, а забрать куртки и сумки было не таким уж хитрым делом.
Стараясь не выпускать их из вида и в тоже время держась за деревьями и кустами, я направился на противоположную сторону поляны. Мне показалось, что лучше нападать оттуда. Во-первых, там были кусты, а во-вторых, если парня пойдут искать, то именно в противоположном направлении, а значит, на меня не наткнутся.
Все орки уже собрались. Еще несколько индивидов сходили по мокрым делам, но все это было близко от лагеря и совершенно неудобно для меня.
– Где будущий жених? – вопросил наконец главарь. – Кто его видел?
– Да отлить он пошел, куда же еще, – ответил один из бугаев.
Они подождали еще пару минут.
– Заблудился он что ли? Эй, жених! – заорал Макс. – Давай быстрее, мы уже уходим! – Ответом ему была тишина. Послышались смешки и пошлые шутки. По звериному беспокойству Макса я понял: он заподозрил неладное. Похоже, зверь был глубоко внутри него, он опасный противник. Я уже подумал: а не убить ли мне его первым, чтобы потом не рисковать? «Трусливая мыслишка!» – обругал я сам себя. Не зря в фильмах и книгах все решается один на один: добро представляет один, зло – другой. Финальная битва покажет, что правит на этой земле – правда или ложь, тьма или свет. Сегодня я это узнаю.
– Ладно, парни, мы уже не можем ждать, – сказал один из бугаев.
Один из «спущенных штанов» его поддержал:
– Нам еще надо встретиться кое с кем.
– Топайте, топайте, – махнул им рукой Макс. – Мы тоже скоро идем.
– А ты знаешь, в какую сторону идти, а то я уже запутался? – обратился к бугаю один из «спущенных штанов», как я их назвал.
– Ну, вроде туда, – показал бугай рукой в мою сторону.
Это радовало. Значит, я правильно оценил обстановку. Но как только они направились ко мне, пришлось срочно ретироваться – нападать было еще рано. Надо, чтобы они отошли подальше от остальных.
Здоровяк шел грузно и хрустел всеми ветками, находящимися в округе. Его напарник почти семенил рядом, периодически уворачиваясь от попадающихся на пути деревьев: здоровяк-то шел там, где свободно, а «спущенные штаны» там, где толстяк, но между некоторыми деревьями пролезть вдвоем довольно трудно.
Они шли быстро, так что мне пришлось прибавить шаг. Это было опасно: чем быстрее идешь, тем громче получается. Но, похоже, они были слишком заняты своим разговором.
«Пора», – пронеслось у меня в голове. – «Теперь их вряд ли кто-то услышит, ну разве что я их буду долго мучить». Сейчас не хотелось нападать со спины, поэтому, сделав большой крюк, я зашел спереди. Делая крюк, я не боялся их потерять, потому что шум, который они производили, ни с чем нельзя было перепутать. Выбрав удобные кусты, я присел за ними, наблюдая за приближающимися путниками сквозь ветки. Все было рассчитано точно – первый удар по здоровяку, потом по «спущенным штанам», и дальше уже идет добивание.
Топор готов, ноги готовы, сейчас я разогнусь, как пружина, и топор полетит, направленный мною, точно в цель, сметая все и вся на своем пути. Неожиданно метра за четыре мелкий обошел здоровяка и встал с другой стороны, ломая мне все планы. Переигрывать было уже поздно. Что ж, значит мелкому придется меньше мучаться.
Они уже почти поравнялись со мной. Картина бойни уже пролетела перед моими глазами, теперь осталось только ее реализовать.
Шаг, еще шаг. Я спустил пружину. На лице мелкого не промелькнула даже тень удивления – он не успел повернуть голову в мою сторону, продолжая разговор со здоровяком. Я сам не ожидал того эффекта, которого добился: голова мелкого отлетела на несколько метров, прежде чем упала на землю. Тонкая шея не смогла остановить мой топор, и он пролетел сквозь него, как нож сквозь масло, и понесся дальше, увлекая меня за собой по инерции. Этого я никак не ожидал. Но хорошо, что здоровяки иногда тормозят: когда он опомнился, я был уже на ногах с занесенным топором. Однако удар не достиг цели – здоровяк отвел топор в сторону правой рукой. К счастью для меня, это не прошло для него бесследно. Сломанная рука плетью повисла вдоль его крупного тела, полностью открывая всю правую сторону. Я сделал взмах снизу вверх, но амплитуда была слишком мала. Удар получился слабым и лишь скользнул по ребрам врага. Но все же рана сыграла свою роль. Сработали инстинкты здоровяка, заставившие его закрыть рану на ребрах рукой. Это неосознанное движение стоило ему жизни, потому что, закрывая рану, он открывал голову, в которую я и вогнал топор по самую рукоять. Здоровяк издал громкий крик и завалился на спину.
Потом я долго вспоминал и не мог вспомнить: сначала был крик, а потом удар, или наоборот? Или же все это получилось одновременно? С одной стороны, несущественный вопрос, а с другой – вдруг это знание пригодится в будущем?
Надеюсь, остальные орки не слышали крика, а то это сильно усложнит дело. Насколько легко топор вошел в голову, настолько тяжело он потом доставался обратно. Мне пришлось наступить здоровяку на лицо, и, лишь хорошенько поднапрягшись, я сумел выдернуть застрявшее лезвие.
