— Где?
— В Линкольн-парке есть дом в лесу. Он принадлежит университету; мы используем его для командированных преподавателей, аспирантов, которые приезжают к нам по обмену, все в таком роде.
Она прошла к письменному столу и стала рыться в ящике в поисках записной книжки.
— И в настоящий момент дом свободен? — спросил Тим.
Иден кивнула;
— Минимум на ближайшие шесть недель. Там жил мой коллега-преподаватель, но сейчас он в академическом отпуске.
— Если полицейские найдут меня там, сразу будет ясно, что это устроила ты.
— Отнюдь. Я ведь могла рассказать тебе о нем раньше. Поверь, это идеальный вариант; да и соседи давно привыкли, что жильцы в доме постоянно меняются. Там даже есть машина, которой ты мог бы пользоваться.
— Машина — это очень кстати, ведь мне придется ездить туда-сюда. Пока не знаю как, но я должен выяснить, кто за всем этим стоит. Ведь не могу же я приглашать подозреваемых на интервью?
Иден с сомнением взглянула на Тима:
— У тебя есть опыт в таких делах?
Он покачал головой:
— Откуда?
Оба вновь замолчали.
— Я могу помочь, — прервала паузу Иден.
— Ты и так слишком много для меня делаешь.
— Я могла бы проверять информацию, беседовать с людьми.
Он улыбнулся:
— У тебя есть опыт в таких делах?
— Примерно столько же, сколько у тебя.
— Нет, Иден. Чем больше ты ввязываешься в это дело, тем большему риску ты подвергаешься. Готов спорить, Ник сказал тебе именно это, когда звонил.
— Я буду осторожной. Тебе нужна помощь, и я, наверное, единственный шанс, что у тебя есть. Знаешь, мы можем препираться до бесконечности; не лучше ли заняться конкретикой?
Они оговорили все: начиная с того, как будут связываться друг с другом, и до того, как свести к минимуму риск, что Тима кто-нибудь опознает. К тому моменту, когда Тим отправился спать, у него были коротко подстриженные русые волосы, аптечные очки и план отрастить усы с эспаньолкой. Хотя и без растительности на лице перемена была разительной.
— Даже родная мать тебя бы сейчас не узнала, — довольно сказала Иден.
Он кивнул:
— Это хорошая новость.
— А какая плохая?
— Новак не моя мать.
Тем временем человек, который не был матерью Тима, находился в квартире Тима и руководил обыском. До сих пор обыск не дал сколько-нибудь ощутимого результата, но эксперты продолжали делать свою работу. Что же до Новака, то он почти не сомневался: Тим подался в бега. В квартире не было ни одного чемодана, а из ванной исчезли туалетные принадлежности.
Он набрал номер Ника:
— Я в квартире вашего подзащитного, адвокат.
— Передайте ему трубку.
Ник прекрасно знал, что Тима там нет; адвокат хитрил, надеясь внушить Новаку мысль, что ни он, ни его клиент не имеют ни малейшего представления о том, что Тим в розыске.
— Боюсь, это будет сложно. Его здесь нет.
— Тогда какого черта вы делаете без него в его квартире? — спросил Ник, хотя прекрасно знал ответ на свой вопрос.
— Ищу его. И исполняю законный ордер на обыск.
— Я выезжаю. Не хочу потом искать пропавшие полотенца.
— Прихватите с собой и Уоллеса, чтобы я мог его арестовать.
— На каком основании?
— По обвинению в убийстве Маргарет Уоллес.
Улик в деле Мэгги, косвенных и не очень, было гораздо больше, так что дело Шейлы можно пока было придержать про запас.
Телевидение и пресса подключились к охоте на Тима в шесть часов утра. Новак вел спешно организованную пресс-конференцию на ступеньках входа в Главное управление полиции штата. На улице было минус девять, и репортеры отбивали зубами дробь, сгрудившись в кучу, чтобы хоть как-то согреться.
Следуя примеру большинства полицейских чинов, участвующих в подобных мероприятиях, Новак старательно делал вид, что он здесь не по своей воле. К вопросам репортеров детектив относился как к беспардонному вмешательству в следствие, к самим же корреспондентам так, словно их цель — воспрепятствовать отправлению правосудия.
Истина же была в том, что Новак ненавидел такие моменты; перед камерами он терялся, становясь грубым и необщительным. Поскольку же смысл любой пресс-конференции — общение, ситуация была явно далекой от идеала.
— Тимоти Уоллес разыскивается полицией с целью допроса по делу об убийстве Маргарет Уоллес. Мы просим всех, кто владеет информацией о местонахождении этого человека, позвонить по телефону «горячей линии».
Поскольку многие из присутствующих освещали ход следствия после гибели Мэгги, на Новака тут же посыпался град вопросов.
— Ввиду того что следствие еще не закончено, я не вправе говорить об уликах и обстоятельствах дела, — объявил Новак. — Пора бы уже знать.
Он показал фото Тима, раздал копии и зачитал номер телефона. После чего согласился ответить еще на один-два вопроса, ошибочно думая, что ответил на все предыдущие.
— Вы считаете Уоллеса «вооруженным и очень опасным»?
— Я бы не советовал никому выяснять это самостоятельно. Просто позвоните по указанному номеру, и пусть Уоллесом занимаются те, кому это положено. Всем большое спасибо.
Полицейская охота на Тима Уоллеса стала главной темой всех утренних новостей. Сам же виновник торжества к этому моменту уже находился в Линкольн-парке. Все предшествующие часы он был занят делом. Прежде всего он заехал в круглосуточный магазин аудио- и видеотехники и, воспользовавшись чужим именем, взял напрокат сотовый с предоплаченной «симкой». Он также снял номера с какой-то машины на парковке у торгового центра и прикрутил их на свой автомобиль. Несмотря на то что Тиму отводилась роль главного персонажа в массированной полицейской облаве, кража стала первым фактическим преступлением, совершенным им за всю его жизнь.
Рано утром он позвонил Дэнни из телефона-автомата.
— Что случилось? — спросил Дэнни, стряхивая остатки сна.
— Меня хотят арестовать за убийство Мэгги.
— Что?! Ты же прошел их гребаный тест на детекторе лжи и…
— Это был ее палец, Дэнни. Там, в теннисном клубе, это был ее палец.
Мысль была настолько пугающей, что Тим едва нашел в себе мужество озвучить ее.
— О нет… Тим… Ты где сейчас?
— По дороге к мотелю на окраине Филадельфии.
Это была ложь, причем спланированная. Тим не был уверен, почему он солгал: то ли потому, что не хотел, чтобы Дэнни скрывал что-то от полиции, то ли потому, что не доверял никому, даже своему лучшему другу.
— Послушай, Тим. Если тебя разыскивает полиция, ты уверен, что это хорошая мысль?
— Других у меня все равно нет.
— Я могу чем-то помочь?
— Заплати за меня моему адвокату, когда он придет, и…
— Без проблем. Все, что необходимо. Что еще?
— Ничего. Постарайся держаться от этого дела как можно дальше.
— Что ты задумал, Тим?
— Выяснить правду.
— Простите, что я так с вами поступил, — сказал Тим, как только Ник снял трубку. Тима очень беспокоило, как Ник отреагирует на его поступок. Адвокат нужен был ему как союзник.
— Не со мной, — ответил Ник. — Ты поступил так с самим собой.
— Мне показалось, что у меня нет другого выбора.
— У тебя был выбор, Тим. Но ты сделал его неверно. Почувствовал давление и выдул чертов мыльный пузырь.
Резкая оценка Ника рассердила и в то же время испугала Тима.
— И что дальше?
— По закону я обязан тебя предупредить, что, избегая ареста, ты совершаешь тяжкое уголовное преступление, и рекомендовать тебе немедленно сдаться властям.
— А если я скажу «нет»?
— Значит, нет. Ты сам себе хозяин, по крайней мере пока.
— Ты будешь помогать мне?
— Конечно. Я ведь твой адвокат.
— Спасибо. Ты даже не представляешь, как это для меня важно.
— Тим, прежде чем ты продолжишь, запомни еще одно правило: ты не должен сообщать мне, где ты находишься. В противном случае я буду обязан сообщить об этом полиции.
— Хорошо. А что можно говорить?
— Все, что, как тебе кажется, может помочь в твоей ситуации. Все, чем, на твой взгляд, следует заняться мне. Что-нибудь в этом роде.
— Единственное, в чем я уверен, — это что за всем этим стоит Кэшман. По крайней мере он замешан в этой истории.
— Но ты не знаешь ни кто он, ни почему он выбрал именно тебя.
— Нет. Но я видел его, я говорил с ним. И у нас есть его фоторобот.
Ник тут же ухватился за эту мысль:
— Точно. Телевизионщики просто одуреют от счастья, когда получат портрет. С утра мне звонили уже раз пятьдесят.
— Кто-нибудь должен его знать. Может, нам предложить награду? Мой партнер Дэнни Маккейб переведет деньги со счета компании: и на это, и на твой гонорар. — Тим чуть помедлил. — Это ведь разрешается?
— Конечно. Любой человек имеет право на дорогостоящую защиту. Я займусь этим немедленно.
