С тех пор я больше туда не возвращался. И никогда больше туда не вернусь.
Чарльз Эйнштейн
Новая колода карт
Рэфферти был не единственным, кто проигрывал за столом в блэкджек, но он играл дольше других. Уже больше трех часов он находился здесь — с десяти часов утра. Официантка "Вандерлуста", самого пышного и самого нового из отелей Лас-Вегаса, ему уже подала с полдюжины блюд за счет отеля. В конечном счете, отель может себе позволить заплатить за его стакан-другой, чтобы он не уходил.
Да он и не пил, он довольствовался тем, что проигрывал. Проигрывающие, это, согласно формулировке, люди, которые сомневаются, а поскольку дело происходило в Лас-Вегасе, и "Вандерлуст" был совершенно новый отель, то и лица сдающих в карты незнакомыми.
Рэфферти получил от сдающего две пятерки, у которого у самого была видимая шестерка. Рэфферти играл на сорок долларов. Он подвинул на игральную линию восемь жетонов дополнительных, по пять долларов каждый, дабы удвоить ставку, а затем взял карту, подвинул ее лицом к столу рубашкой кверху. Он осторожно приподнял уголок карты и бросил стремительный взгляд: королева. Итак, на счету у него была двадцатка.
Сдающий перевернул карту: семерка. У него — тринадцать. Затем — туз: четырнадцать. Он снова сдал себе двойку. Шестнадцать. Он сдал себе еще раз: пятерка. Двадцать одно очко! Быстрым и опытным жестом он заграбастал себе жетоны Рэфферти.
— Я хочу новую колоду, — попросил Рэфферти.
— Что?
— Я сказал, что хочу новую колоду карт.
— Да эта только что, буквально десять минут назад, была пущена в ход.
— Она не внушает доверия. Я хотел бы играть новой колодой! — Рэфферти облизал пересохшие губы. — И нового сдающего.
Два других игрока переглядывались, чувствуя себя весьма неуютно. Они тоже проигрывали, и в душе наверняка разделяли требование, "которое Рэфферти выражал столь открыто. К ним-то и обратился крупье, слышавший разговор сдающего и Рэфферти:
— Господа, из вас кто-нибудь тоже собирается поставить так же вопрос?
Оба игрока опустили глаза на зеленое сукно, где на квадратном игральном поле выделялась надпись дугой: "Играющие сдают карты 16 раз и могут выйти из игры на 17-й".
— Ну-ну, — сказал Рэфферти очень спокойно, — не пытайтесь втянуть в эту историю других. Хватит того, что я заявил протест. Мне не нравится эта колода карт.
— Эта колода в ходу всего десять минут! — довольно истерично прокричал сдающий.
— Так как, господин Рэфферти? Вы настаиваете? — спросил крупье. (Он знал имя Рэфферти, так как сегодня получил от него три чека в уплату за проигрыши.)
— Настаиваю…
— Разложите карты, — попросил крупье, повернувшись в сторону сдающего.
Сдающий подчинился.
— Нет, — вмешался Рэфферти, — бесполезно. Если бы я знал, что искать то искал бы с вашей стороны стола.
— Ну хорошо, — согласился крупье. — Новая колода.
— Зачем это? — возразил, вздохнув, Рэфферти. — Они ведь все из одной коробки, не так ли?
— Ну что же мы можем тогда придумать? — спросил крупье.
Рэфферти снова вздохнул:
— Такие истории не принесут доброй славы новым заведениям, таким как ваше. Если у вас отберут лицензию на игры, вы пропали. Вы ведь это знаете, не так ли?
— Он просил новую колоду, — разглядывая крупье, извиняющимся тоном сказал сдающий. — А сейчас, когда вы ему предлагаете новую, он говорит "нет". Может, это случай легкой депрессии после проигрыша?..
— Да нет же! — настойчиво повторил Рэфферти, — я хочу новую колоду. Но отнюдь не ту, которую вы достаете из вашего ящика. А как вы смотрите на то, что я принесу новую колоду из своей комнаты сверху? Вы согласитесь играть той колодой?
Крупье разразился хохотом. Потом он посмотрел на Рэфферти и перестал смеяться.
— Вы же не можете быть до такой степени несведущим, господин Рэфферти? Карты предлагает для игры игорный дом.
— Свои карты я купил здесь же за табачной стойкой. Разве игорный дом пользуется не теми же? — спросил Рэфферти.
— Мы же не видели, как вы их покупали. И никому не известно, что вы там делали с ними в своей комнате.
— А мне невозможно узнать, что вы здесь делаете. Единственное, что я знаю, так это то, что в колоде что-то много пятерок, — возразил Рэфферти.
— Но вас же никто не вынуждает играть, — упрямо ответил сдающий. Если вам не подходит колода, так вас никто не держит.
— Господа, спокойно, — сказал крупье. Уже к столу и так прилипли четверо или пятеро любопытных. — Можно с вами поговорить, господин Рэфферти?
— Мы можем разговаривать здесь, — сказал Рэфферти. Но, видя, как крупье смотрел на него, он пожал плечами и встал в конце концов: — Ладно, хорошо.
Он отошел от игрового стола, за ним проследовал крупье, согнувшись вдвое, проходя под ленточкой, огораживающей место игры.
— Вы на какую сумму рассчитываете? — спросил тихо крупье.
— Точно не знаю, — ответил Рэфферти. — Может быть, на две-три тысячи. А что это меняет?
— Так вот, у нас честное заведение, это раз. Но мы не хотим скандалов, это два. Мы готовы, в пределах допустимого, сделать все, чтобы доказать вам, что мы на высоте…
— Тогда давайте играть моими картами.
— Я же сказал: в пределах допустимого.
— Но они абсолютно такие же, как и ваши. Я их здесь купил.
Терпеливо выслушав, собеседник отрицательно покачал головой.
— Но никто не сможет назвать это допустимым, господин Рэфферти. Ваш сдающий вам это четко сказал. Никто не знает, здесь ли вы их купили и когда купили. Ну скажем, если бы вы купили новую колоду сейчас и ею играли, тогда был бы другой разговор.
— Согласен.
— Простите?
— Я сказал: согласен. Если ваши условия таковы — я их принимаю.
— Не понял.
— Я пойду сейчас с вами к этой стойке и куплю новую колоду, мы вернемся к столу и сыграем в блэкджек теми картами.
— Ну перестаньте, господин Рэфферти, не глупите.
— Глупите? — повысил голос Рэфферти Крупье начал озираться вокруг. — Я ничего другого не сделал, кроме как принял условия, которые вы поставили только что.
— Так дело не пойдет, — возразил крупье — Представьте, что каждый клиент захочет играть своими собственными картами или своими собственными "костями". Вы можете представить эту работу, когда нужно будет контролировать каждого и всякого.
— Во-первых, я не каждый и всякий. Во-вторых, вы только что мне предложили выход. Я согласился. А теперь вы свое мнение меняете. Вы говорите, что карты, которые продаются за стойкой, те же, что за столом. Значит, играя своими картами, я играю вашими.
— Но что это меняет?
— Не многое: это ведь вы сказали, что карты те же, а не я, Я хочу проверить: карты, которые вы продаете публике за стойкой, такие же, как и те, которыми мы играем? Ну, скажем… я хочу поэкспериментировать.
Саркастически улыбаясь, Рэфферти спокойно направился к стойке. Крупье шел за ним по пятам, спрашивая:
— А что вы собираетесь делать?
— Просто куплю колоду карт. — Рэфферти обратился к продавщице кивком головы: — Карты, пожалуйста.
— Один доллар, сударь, — сказала девушка, протягивая колоду карт.
Рэфферти выложил серебряный доллар на прилавок, затем повернулся и протянул колоду крупье.
— Вот. Держите. Так вам будет спокойнее. Вы будете уверены, что я не шельмую.
Тот взял карты и поднял на Рэфферти глаза.
— Вы думаете, что мы боимся скандала, не так ли? Ну и вы пытаетесь причинить неприятности.
— Вовсе нет. Это вы норовите навлечь на себя неприятности, — ответил Рэфферти. — Может, вы сочтете, что я повторяюсь, но я ничего другого не делаю кроме как принимаю ваше предложение.
— Ну, предположим, что вдруг фортуна вам улыбнется, — глотая слюну, сказал крупье.
— Ну так это будет везение…
— И тогда вы сможете рассказывать налево и направо, что это доказательство, что мы, мол, мошенники.
— Но если это не так, то вам и бояться нечего.
— Ну, а если вы будете по-прежнему проигрывать, то это будет отнесено на счет сдающего?
— А будут зрители, — сказал Рэфферти. — Меня абсолютно не волнует раздача карт. При таких условиях никакого мошенничества.
— А потом? Прекрасно останетесь здесь чинить нам всякие неприятности.
— Ну что вы! — убедительно заявил Рэфферти. — Ведь колода карт в игре действительна не более часа, не так ли? Если, не дожидаясь часа, я бы вернулся к стойке за новой колодой, ну тогда это было бы за пределами допустимого. Не находите? Нет, я буду строго придерживаться того, что сказал. Мне интересно только одно, неужели вы считаете, что я слишком много прошу?
Крупье рассматривал свои ботинки.
— Вообще-то это не докажет ничего, — сказал он. — Если бы мы шельмовали, то самым простым решением для нас было бы сделать все, чтобы вы выиграли.
