– Мотоцикл? – спросила она наугад. – Да, думаю, он достанется тебе. Ты обычно спускаешься в гараж по ночам и возишься с ним? Тайком?
– Нет, возиться с ним мне не разрешают, – ответил Филип.
– А любоваться можно. И мечтать. Но обычно папы там в это время не бывает, так ведь?
– Он спит как бревно.
– А вот сегодня ночью не спал. Ты можешь рассказать, что произошло?
– Я не думал, что он знает…
– Знает что?
– Что я спускаюсь в гараж по ночам. Он шел прямо на меня. А когда увидел меня за мотоциклом… не знаю… он шикнул на меня.
– Шикнул?
– И у меня получилось. Я не пикнул. Благодаря ему. Папа спас меня. А потом…
– Да, Филип. Потом?..
Филип смотрел прямо перед собой. Слезы текли рекой. Ди не торопила его. Наконец, парень слабым голосом произнес:
– Теперь понимаю.
– Что понимаешь?
– Папа сделал пару шагов ему навстречу. Чтобы не завалиться на «Харлей».
– Значит, твой папа знал, что сейчас произойдет?
– Он спас мне жизнь, – сказал Филип, и глаза его расширились.
Ди поняла, что надо пользоваться случаем, пока взгляд Филипа устремлен в невыразимые дали.
– Ты видел убийцу, Филип?
Он покачал головой.
– Нет, только тень… На нем была шапка.
– Что за шапка?
– Обычная серая, натягивается на уши.
– Раз ты заметил цвет шапки, может, разглядел и его лицо?
– Черт, я ничего не видел! Хватит уже.
Ди прикусила язык. С одной стороны, время идет, а с другой – нельзя сейчас упустить мальчишку.
– Прости, Филип, – сказала она, ласково погладив его кисть.
Он не стал отдергивать руку. Слезы продолжали течь по щекам. Ему явно хотелось спрятаться от боли.
– Мы можем вернуться к началу? Ты услышал, как открывается дверь в гараж…
– Папа вошел, пятясь.
– Значит, они появились с улицы? Оттуда, где въезд в гараж?
– Да.
– У тебя есть идеи, что мог твой отец делать на улице в половине третьего ночи?
– Нет. Он был в пижаме…
– А как открывается дверь в гараж?
– С мобильного телефона, – ответил Филип. – Дистанционно.
Ди кивнула. Кроме телефона самого Филипа, других устройств полиция не обнаружила. Ди тщательно подбирала слова. Где-то вдали раздался удар, как будто захлопнулась дверь.
Ди представила себе песочные часы.
– Получается, когда гаражная дверь открылась, они вошли внутрь и обогнули машину. Твой отец все время пятился спиной. А потом он обернулся к тебе и дал знак сидеть тихо. Затем снова повернулся к нападавшему и сделал несколько шагов ему навстречу. Пока все верно?
– Да, – дрожащим голосом подтвердил Филип.
– Ты ведь успел кое-как разглядеть нападавшего? – спросила Ди, слыша, как по коридору приближаются шаги. И голоса. Мужские, возмущенные.
Филип, похоже, ничего не видел и не слышал. Сколько минут ей еще отмерено?
Когда уже видишь, как рушится твоя карьера, чувствуешь себя на удивление свободным.
– Он был выше отца, – сказал Филип. – Я видел его шапку поверх папиной головы. У него была сумка. Когда папа шикнул на меня, тот человек поставил сумку на пол. И наклонился к ней.
«И достал топор, – подумала Ди. – Новехонький, только из магазина».
Шаги и голоса становились все громче. Она успеет задать всего один вопрос, прежде чем все кончится.
Но ничего спрашивать не пришлось. Филип сам сказал:
– И еще кое-что…
Ди взглянула на дверь допросной. Она вот-вот откроется.
– Попробуй вспомнить, Филип, – сказала она. – Это чрезвычайно важно.
– Да, – кивнул он, словно ловя воспоминание на лету. – Точно.
Дверь с грохотом распахнулась. В проеме показался плотный мужчина, одетый в костюм в узкую полоску.
– Меня зовут Юхан Юлленкрейц, я адвокат Филипа Брэннлида, – рявкнул он. – Немедленно прекратите незаконный допрос.
Почти каноном раздался вопль Конни Ландина:
– Что ты тут, черт возьми, устроила, Дезире?
На мгновение Ди задумалась, не сослаться ли ей на Эрьяна Брууна, все-таки это он дал ей зеленый свет. Но инстинкт подсказал ей, что лучше этого не делать.
Пока оба мужчины приближались, Ди схватила Филипа за руки, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
– Ты вспомнил, Филип. У тебя отличная память.
– Я помню его руку потом, когда все кончилось, – сказал Филип в то мгновение, когда тяжелая ладонь адвоката Юлленкрейца опустилась ему на плечо.
Филипа вывели из-за стола. По пути из допросной он, не спуская глаз с Ди, произнес:
– Рука убийцы дрожала.
II
16
Он вдруг слышит скрип песка. Очень отчетливо.
Затаив дыхание, прислушивается. Но больше ничего не происходит. Он не дышит целую минуту, но никаких новых звуков не доносится. Он чувствует, как пульс чуть стихает, оставаясь при этом все равно слишком частым.
Если это приходил кто-то из другого времени, то теперь это существо затихло.
Сейчас он почти уверен в том, что наступили те немногочисленные часы, когда солнечный диск опускается в неизвестность за горизонтом.
То, что вначале было чистым страхом, теперь снова смешивается с нарастающим гневом. Такой злости он еще никогда не испытывал, даже по отношению к братьям.
Пока идут приготовления, он старается держать себя в руках. Все происходит на удивление беззвучно.
Все спланировано тщательнейшим образом. Он так себя настроил. Всегда всё можно сделать лучше. С этим он рос, к этому готовился – к мгновению, которого сейчас ждет.
Ждет с диким страхом и гневом.
Под ногами песок. Еще не остывший. По ступням и дальше, по всему его щуплому телу, разливается забытое тепло.
Тепло проникает туда, где его больше всего не хватает.
Снова скрип песка под ножками стула. На этот раз тоже без продолжения. Наоборот, пляж погружается в еще более плотную тишину. Может быть, именно сейчас самое темное время суток. Все-таки пятое июля, ночь такая короткая.
Вот опять слышится тихое-тихое жужжание. Звук мотора. Прожужжал и затих. Звук идет как будто оттуда. С моря.
На мгновение ему кажется, что рядом с ним существо из прежнего мира. Оно словно смотрит ему в душу, читает его мысли, нынешние и будущие. На какой-то миг он заглядывает прямо в ад.
Потом тело постепенно начинает само регулировать его систему. Он снова слышит прежний голос внутри себя, тот самый, что определил ход его короткой жизни.
Он опять уверен, что все это – для его же блага.
Что бы ни случилось, как бы ни было больно.
Оно того стоит.
Он станет другим.
17
Пятница, 2 июня
Молодой человек идет по улице, как обычный мужчина. Мир теперь выглядит иначе. Он и сам стал другим.
Он наделен властью над жизнью и смертью. Он вырос. Только сейчас он понимает, насколько он высокий. До этого он всегда ходил, как будто пригибаясь. А лишь сейчас выявились его истинные параметры.
Особенно он сжался за годы в секте. Эта вечная рубка дров…
Начало лета, чудесный солнечный день. На площади Фридхемсплан многолюдно. Даже чересчур.
Молодой человек не желает им зла. Его задача не в этом. Наоборот. Но он видит, насколько они уязвимы. Как легко было бы их убить. Насколько хрупка наша жизнь.
Он просто стоит в толпе с сумкой наперевес. Они идут со всех сторон. Люди. Живущие ныне пережили все. Их родители преодолели невероятные трудности, смогли дожить до взрослого возраста, произвести потомство, вырастить детей. Каждый из нас – оттуда. Мы победители.
Но вечной жизни никто из нас не получил. Ни один человек.
И уж точно не он.
Молодой человек стоит на восточном конце Дроттнингхольмсвэген и смотрит, как из гаража здания полиции выезжает патрульный автомобиль. Потом поднимается к парку Крунуберг, карабкается по разветвленным тропинкам, находит нужное место – но скамейка занята. Там сидит женщина. Молодая, значит, долго сидеть не будет. Это не какая-нибудь пенсионерка.
