11
У меня было шесть минут, чтобы зажать Пэйдж Воллис в углу и сказать ей все, что я об этом думаю.
— Я могу немедленно остановить процесс. Но сначала мне хотелось бы услышать объяснения. С самой первой встречи я твердила вам, что существует одна-единственная вещь, которая может все испортить, и что самое главное — это откровенно отвечать на все мои вопросы, даже если они покажутся вам мелкими и незначительными. Мне плевать, как вы живете, какие у вас взгляды на мораль или чем закончится этот процесс. Но я хочу знать правду.
— Я не лгала вам, Алекс.
— Если в истории, которую вы мне рассказали, есть хоть одно слово лжи, я немедленно вернусь в зал и попрошу судью снять все обвинения. Сейчас самое время…
— Клянусь, я говорила только правду.
— Но при этом вы кое о чем умолчали, так? В таком деле, как ваше, утаить факты — то же самое, что солгать. Что вы от меня скрыли?
— Ничего важного. Это не касается Эндрю Триппинга и процесса.
— Не вам решать, что важно, а что не важно, Пэйдж. Я должна знать все детали. Абсолютно все. И я сама буду судить, насколько они важны. Понятно? Что это за друг, который ночью был у вас в квартире?
У Пэйдж был страдальческий вид.
— Не надо так жалобно смотреть на меня. Это был тот самый парень, Гарри Стрэйт, правильно? — спросила я.
— Какая разница? Эндрю все равно ничего не знал.
— Не играйте со мной, Пэйдж! Положение очень серьезное, неужели вы не понимаете? — Я по-настоящему вышла из себя. Максина стучала в стеклянную дверь, просила меня успокоиться и понизить голос. — Когда люди приходят к врачу, они рассказывают ему про каждый симптом, про все свои хвори и болячки, потому что иначе он не сможет поставить правильный диагноз. Но от адвокатов они скрывают массу фактов, все, что кажется глупым, странным, смешным или некрасивым, а потом надеются, что на суде он прикроет их задницу, даже не зная толком, что произошло на самом деле. Вы пришли не к тому человеку, Пэйдж.
— Простите, Алекс. Все это так… неприятно.
— Когда человека обвиняют в изнасиловании, это тоже чертовски неприятно. Особенно если он его не совершал.
— Эндрю Триппинг меня изнасиловал.
Она рассердилась, и меня это обрадовало. Если случившееся по-прежнему вызывало в ней гнев, значит, она говорила правду.
— Итак, о чем вы мне не сказали? — Мы стояли в маленькой душной комнате, и я упиралась пальцами в крышку стола. — Эндрю и Гарри знали друг друга?
— Нет, — быстро ответила Пэйдж. Помолчав немного, она добавила: — Во всяком случае, я так не думала. Я хочу сказать, не было причин считать, что они знакомы, поэтому такая мысль не приходила мне в голову. Но какое это имеет значение?
— Все, что касается вас, может быть использовано в суде. Я должна знать о деле столько же, сколько адвокат Эндрю: каждую подробность, которую он сообщил Робелону и за которую способен ухватиться Робелон, чтобы вышвырнуть вас — и меня тоже — из здания суда. Только так я смогу вас защитить. Если бы насильником оказался незнакомец, который влез к вам в окно, он ничего не смог бы рассказать о вас защитнику.
Она понимающе кивнула.
— Но с этим мужчиной вы провели три вечера, и каждый раз он беседовал с вами несколько часов. Вы тоже с ним говорили. Вы рассказывали ему разные вещи, о которых сейчас не помните, пустяки, мелкие подробности из жизни, не имевшие никакого значения до тех пор, пока не произошло преступление. Я не в состоянии восстановить все детали вашей беседы, я даже не знаю, о чем Эндрю мог рассказать Питеру Робелону. Не самый лучший расклад, как вам кажется?
Пэйдж в замешательстве молчала.
— Я вам помогу. Вечером шестого марта вы встретились с Эндрю. В тот день Гарри был у вас дома и ждал вашего возвращения?
— Нет. Но после…
— Мистеру Робелону требуется только заронить подобную мысль в головы присяжных. Подкинуть им мотив, который заставил вас солгать.
— Но я не…
— Послушайте, Пэйдж. Он постарается убедить присяжных, что Эндрю соблазнил вас и уговорил провести ночь у него дома. Утром вы проснулись, поняли, что вам придется объяснить свое отсутствие рассерженному любовнику, и…
— Гарри уже не был моим любовником. Все закончилось несколькими неделями раньше. Я просто не могла от него избавиться. Он не оставлял меня в покое.
Ее взгляд умолял меня о сочувствии и понимании.
— Как раз то, что нужно Робелону. Гарри вышел из себя, узнав, что вы провели ночь с другим мужчиной. Поэтому вы сказали ему, что вас заставили, но он не поверил, и вам пришлось раздуть эту историю. Как будто во всем виноват Эндрю. Что он вас принудил, изнасиловал.
— На чьей вы стороне, в конце концов? — спросила она. Пострадавшие не раз задавали мне такой вопрос. — Эндрю меня изнасиловал. Клянусь вам. Зачем вообще кому-то может понадобиться лгать, обвиняя человека в подобном преступлении?
— Чтобы спасти свою задницу. Или отомстить за какую-нибудь обиду. У меня нет времени перечислять все причины.
Максина снова постучала и заглянула в комнату.
— Судья ждет.
— Последний шанс, Пэйдж. — Я подошла к ней вплотную, теперь мы стояли лицом к лицу. — Если вы меня обманете, я потребую, чтобы вы сами предстали перед судом. За дачу ложных показаний. Есть еще какие-нибудь детали, которых я не знаю?
— Нет, я вам все сказала, Алекс. Гарри Стрэйт постоянно меня запугивал, он был слишком требователен, слишком ревнив. Я просто не хотела вмешивать его в это дело. Мне и в голову не приходило, что он может знать Эндрю. Я до сих пор не понимаю, как и почему они встретились, и не знаю, зачем он сюда пришел.
— Вы расскажете мне о Гарри в эти выходные? Можете заглянуть ко мне в воскресенье после обеда или просто позвонить по телефону.
Пэйдж кивнула. Я продолжала:
— Я хочу, чтобы вы вспомнили обо всем, что может связывать Стрэйта и Триппинга. Кто такой Гарри Стрэйт, что вы о нем знаете? Почему он вас запугивал, что вы подразумеваете под словом «требовательный»?
Я все еще надеялась, что четырехчасовая встреча с Даллесом Триппингом состоится, но мне хотелось знать, почему Пэйдж так боялась Стрэйта.
Пэйдж с неохотой пробормотала:
— Да, да, я все расскажу.
— И если он снова появится в зале, вы должны просто взять себя в руки и не обращать на него внимания. Это публичное слушание. Судья Моффет не может его выгнать.
Я открыла дверь, и мы вернулись в зал. На задних рядах никого не было. Моффет подождал, пока свидетельница займет свое место, и только потом пригласил присяжных.
Мои надежды на спокойный и сдержанный рассказ не оправдались. Больше того, я боялась, что теперь присяжные станут видеть в Пэйдж Воллис истеричную и неуравновешенную особу. Глядя, как она дрожит, заливается слезами и странно реагирует на обычного человека, появившегося в зале, по меньшей мере трое или четверо из них решат, что на ее показания не стоит полагаться.
— Можете продолжать, мисс Купер.
— Благодарю, Ваша Честь, — ответила я и снова взошла на подиум. — Давайте поговорим о том, что произошло шестого марта. Вы помните, какой это был день недели?
— Среда. Я как раз вернулась с ежедневного совещания, когда Эндрю позвонил мне на работу.
— Зачем он вам звонил?
— Предложил встретиться и поужинать.
— После вашего свидания в «Одеоне» вы общались с ним?
Пэйдж покачала головой.
— Вслух, — сказал судья Моффет. — Вы должны отвечать вслух. Стенографистка не может записывать ваши телодвижения.
— Да, Ваша Честь.
— «Да» — это значит, что вы общались с ним? — спросил судья.
— Нет. Я имела в виду «нет».
Она выглядела сконфуженной и напряженной.
— Вы встретились с обвиняемым?
— Да, в половине седьмого, в ресторане, который он предложил, недалеко от вокзала Гранд-Централ.
Пэйдж рассказала о меню, упомянула бутылку вина, которую они распили на двоих, и передала их разговор, касавшийся в основном Даллеса Триппинга.
— Кто платил за ужин в этот раз?
— Эндрю, — ответила она.
Робелон подал голос:
— Что она сказала, Ваша Честь? Я не расслышал.
Он всегда плохо слышал ответы, которые могли подкрепить его позицию, и заставлял свидетелей повторять их еще раз. Я прекрасно знала, как он подаст этот факт. Раз она позволила Эндрю Триппингу заплатить за ужин и вино, значит, поощряла его ухаживания. Робелон хотел подчеркнуть этот момент для присяжных.
Пэйдж пересказала почти всю беседу, которую они вели за ужином. Потом Эндрю пригласил ее к себе домой и предложил познакомить с Даллесом.
— Я согласилась. До сих пор Эндрю не говорил мне, что оставил мальчика на весь вечер одного. Меня это удивило, ведь он еще маленький. Поэтому я согласилась с ним пойти.
Они направились к дому на Восточной 36-й, и по дороге между ними не было никаких рукопожатий, прикосновений или разговоров об интимной близости.
