Батлер закрыл машину, проверил карманы, убедился, что взял все необходимое, и направился прямо по аккуратно подстриженным лужайкам батлеровского поместья к дому на холме, придерживаясь тенистых посадок на северной стороне.
На ходу он бросил взгляд на светящийся циферблат часов. Можно, пожалуй, и ускорить шаг, хотя время еще есть.
От травы исходила влажная прохлада, и он вдруг вообразил себя босоногим мальчишкой, одетым в какой-то обезьяний костюмчик и семенящим к беседке с напитками для своего хозяина. Когда это было? И когда он научился так ненавидеть?
Он бежал трусцой, его большое сильное тело двигалось свободно и легко, как когда-то на покрытых травой футбольных полях, когда он выступал в этой громадной клетке под открытым небом, для белых зрителей, которым посчастливилось заиметь друга, доставшего абонемент на очередной сезон.
Не важно, когда он начал ненавидеть. Он ненавидел – и все, но потом, он вспомнил: Кинг-Конг. Вот когда это началось.
После очередного ожесточенного спора со своей сестрой, он тогда выскочил ночью на улицу, долго бродил по Нью-Йорку и каким-то образом оказался на бесплатной лекции о расизме в Новой школе социальных исследований.
Лектором был один из той кочующей банды ничему не учащих учителей, которые умудряются порой сделать одно любопытное, пусть даже и не бесспорное заявление, попадают в заголовки газет, а потом лет двадцать обсасывают его, выступая с платными лекциями в студенческих городках. Лектор говорил о расизме в кино, делая малообоснованные выводы из второстепенных фактов и срывая все более громкие аплодисменты, находившихся в аудитории двухсот человек, в основном белых.
Затем в зале погасили свет, и на экране замелькали отдельные кадры из старого классического фильма о Кинг-Конге. За отведенные на это пять минут, зрителям было показано, как эта гигантская обезьяна терроризировала Фей Рей в джунглях, как забралась потом на Эмпайр Стейт Билдинг и, держа девушку в своей огромной ладони, стояла там, на самом верху, до тех пор, пока не была расстреляна истребителями.
Докладчик сопровождал показ фильма такими комментариями, будто старался подравнять под темень в аудитории отсутствие света в собственных рассуждениях.
«Кинг-Конг», говорил он, тонко завуалированная атака белых кинематографистов на сексуальность черных. Плотоядное выражение, с каким Кинг-Конг смотрит на белую девушку, держа со в своей черной руке; его отчаянные, неистовые, без раздумий и колебаний, поиски Фей Рей, как бы подтверждавшие мифическое вожделение черных мужчин к белым женщинам; дешевая по замыслу концовка фильма с Кинг-Конгом, погибающим, прижимаясь к фаллическому символу – башне здания; концовка, как бы провозглашающая, что поднятый в эрекции фаллос черного несет ему гибель, – все это было приведено докладчиком в качестве доказательств правильности своих утверждений.
Батлер смотрел на аудиторию, на согласно кивающие головы слушателей.
«И это – либералы, – думал он, – самая большая надежда американских черных, и ни один из них, даже на секунду не подверг сомнению свою собственную бездумную готовность видеть в обезьяне черного человека. Разве в школах больше не преподают антропологию? А вообще, чему-нибудь там еще учат? Обезьяна волосата, а черные люди безволосы. У черных толстые губы, а у обезьян губ вообще нет. И все-таки эти типы готовы поверить, что черные и обезьяны – одно и то же».
А ведь считается, что эти люди – лучшее, что может предложить Америка.
Лектор убедил Батлера только в одном: его сестра была права, а он неправ. Чтобы получить то, что черный человек заслужил, Америке придется пройти через конфронтацию, а может быть и насилие.
Батлер действовал. Потом было посещение деревни лони, где Уильям Форсайт Батлер осознал, что он дома. Он услышал легенду лони и решил, что он – именно он – избавитель из этой легенды, он может использовать лони, чтобы захватить власть в Бусати и показать, чего может добиться черный человек, если дать ему хотя бы полшанса.
Вот он уже возле дома. В доме было темно и тихо. Он обрадовался, что не было собак. Собак Вилли Батлер боялся.
Батлер постоял у стены дома, оглядываясь вокруг и вспоминая план расположения комнат, который ему начертил исследователь-историк, обнаруживший его в библиотеке Конгресса в книге «Исторические дома Вирджинии». Комната девушки должна, согласно плану, находиться на втором этаже, справа.
Батлер посмотрел вверх. По фронтону здания шли решетчатые балконы, увитые спускающимися вниз по стене стеблями вьющихся растений. Он надеялся, что они выдержат его вес.
Крепко взявшись правой рукой за стебель, Батлер подтянул ноги и повис, испытывая его крепость.
Он повисел немного на правой руке; стебли были достаточно крепки, а вся их переплетенная масса цепко держалась за стену дома. Удовлетворенно хмыкнув, он начал карабкаться вверх. Окно спальни на втором этаже оказалось незапертым, и даже слегка приоткрытым. Внутри было слышно тихое жужжание кондиционера, вдыхавшего прохладу в комнату.
Ночь была черна, как железнодорожный туннель в полночь. В самой спальне, однако, было достаточно светло от небольшой индикаторной лампочки, вделанной в стенной выключатель у двери.
В кровати под сияющей белизной простыней Батлер различил очертания женского тела. Это должна быть Хиллари Батлер.
Придерживаясь одной рукой за чугунную литую решетку, Батлер медленно, осторожно открыл окно и бесшумно шагнул через подоконник. Его ботинки глубоко утонули в плюшевом ковре, который покрывал пол спальни. Он подождал, стараясь не издать ни одного звука, выровнял свое дыхание и двинулся к кровати, к головной ее части. Вот теперь он уже мог видеть лицо девушки. Да, это была Хиллари Батлер, спящая безмятежным сном праведницы, пребывающей в мире со всем миром. То, что она была здесь, в комнате с кондиционером, под легкой атласной простыней в конечном счете потому, что ее предки возили через океан мужчин, женщин и детей в полузатопленных и кишащих крысами трюмах кораблей, видимо, совсем не мешало ей спокойно спать. Батлер ненавидел ее.
Он отступил назад и вынул из кармана небольшой пакет, обернутый фольгой. Он осторожно надорвал его и тут же уловил характерный запах хлороформа. Вынув из пакета сложенную в несколько слоев пропитанную хлороформом марлю, Батлер аккуратно засунул пакет обратно в карман.
Он быстро шагнул вперед. Остановившись рядом с девушкой, он переложил марлю с хлороформом в правую руку. Затем нагнулся и накрыл марлей рот и нос девушки. Хиллари Батлер резко вскинулась, и Батлеру пришлось навалиться на нее всем своим грузным телом, чтобы удержать. Несколько секунд она металась с широко открытыми, полными ужаса глазами, пытаясь разглядеть того, кто напал на нее, но единственное, что она увидела, был блеск света, отразившегося от золотого кольца в виде цепочки на пальце руки, закрывавшей ей лицо. Рывки ее становились все слабее. Наконец, она затихла совсем.
Выпрямившись, Батлер посмотрел на лежащую без сознания девушку. Оставив марлю на ее лице, он принялся методично обследовать комнату.
Он внимательно перебрал ее костюмы и платья в занимавшем всю стену платяном шкафу, отвергая их одно за другим, пока не увидел бело-голубое платье из джерси с вышитой на нем эмблемой знаменитого нью-йоркского портного. Перед тем, как закрыть шкаф, он убедился, что все в нем аккуратно развешано. На туалетном столике он увидел шкатулку из полированного черного дерева. Батлер открыл ее, достал горсть драгоценностей, поднес их к лампочке у двери и внимательно рассмотрел. Отобрав гравированный золотой браслет-амулет и пару золотых сережек, он положил все остальное обратно в шкатулку.
Скатав бело-голубое платье, Батлер засунул его себе за пояс, а драгоценности положил во внутренний карман пиджака.
Подойдя к кровати, он снял с лица девушки марлю, положил ее в карман, затем, поднял девушку одной мускулистой рукой и понес к окну, как носят под мышкой свернутые в рулон чертежи.
Он сам удивился той легкости, с которой спустился с девушкой на землю. Все еще держа ее под мышкой, он направился к лесу и дальше, к дороге, где стоял автомобиль.
Он бросил эту маленькую богатую девушку на пол перед задним сиденьем, прикрыл одеялом и быстро поехал прочь. Ему очень не хотелось, чтобы его остановил какой-нибудь полицейский, заинтересовавшись, что делает черный во взятой напрокат машине в три часа ночи в этой части города.
Припарковавшись у мотеля перед своей комнатой, Батлер положил свежую хлороформовую подушечку рядом с лицом девушки и направился к себе в номер. Проститутка все еще находилась без сознания.
Он надел на нее бело-голубое платье Хиллари Батлер и взятые из шкатулки драгоценности. На внутренней стороне браслета было выгравировано: «Хиллари Батлер от дяди Лоури». Серьги. Оказывается они предназначались для проколотых ушей. У проститутки уши не были проколоты. Как в том анекдоте, про белую ведьму, у которой тоже не было дырок там, где они нужны! Острым концом замка одной из сережек он проколол мочку уха находящейся без сознания девушки. Она даже не пошевельнулась, хотя из небольшой ранки и выкатилось несколько капель крови. Он застегнул на серьге миниатюрный замочек и принялся за другое ухо.
