Вообще здесь, в Синевилле, насколько уже убедилась Ева, всё было «почти как». Издали глаз совершенно не замечал фальши, и только подойдя вплотную, можно было понять, что перед тобой совсем не то, что кажется. «Интересно, – промелькнула мысль, – а насколько вообще то, что мы видим, является правдой? Или это зависит от того, что мы хотим видеть? Хочешь видеть стальную тумбу – вот она, пожалуйста. А если хочешь узнать, что это такое на самом деле, придётся это поковырять и попробовать на прочность. Только так можно докопаться до правды».
Ева понимала, что мысли эти навеяла ей не тумба, и вообще не этот забавный киношный городок, а та самая рукопись тёти Густы, которую она спрятала в сундучке, прежде чем пуститься в путь. Уж больно отличалось то, что видели глаза наблюдателя, приехавшего на дальний хутор, от того, что скрывалось в сундучке в потайном шкафу. «Интересно, а как другие люди? Они такие, какими кажутся, или у них тоже есть скрытые тайны? Нужно эту мысль обдумать со всех сторон».
И сделав в памяти зарубку на будущее, отставшая было Ева вновь присоединилась к компании.
Шутки над тумбой и «портовые» фотографии заметно разрядили обстановку. Настроение поднялось. Даже Байба перестала брезгливо хмуриться, увлечённая общим настроением.
Большое веселье вызвала «советская» комната. Старенький маленький телевизор, допотопный холодильник, стиральная машина «Рига» со слегка помятым боком… Здесь были и утюг, и радиоприёмник «Спидола» и даже стиральная доска – эдакий металлический волнистый памятник сурового прошлого. Весь реквизит, заполонивший крохотное помещение, был явно ровесником 60-х.
Дальше было намного интереснее.
Старинный зелёного цвета трамвай с открытым местом для вагоновожатого, где был привязан специальный сигнальный колокол, возбудил неизгладимое желание «порулить». Все, включая Байбу, по очереди забирались по узким металлическим ступеням, чтобы усесться на твёрдое кожаное сиденье. Ева, вновь слегка отставшая от компании, заметила, что порулить и позвонить в колокол хотел каждый, несмотря на то, что забираться по стальным узким ступенькам было совсем неудобно. А вот занять пассажирские лавки никто не спешил. «Наверное, потому, – решила Ева, – что вожатый может куда больше. Даже если едешь по рельсам, можно выбрать скорость или вообще остановиться. А можно позвенеть в колокол. Больше свободы, интереснее…»
За поворотом открылся военный уголок. Не то тачанки, не то пушки, не то другие военные машины – Ева не разбиралась в названиях – немедленно разбудили в мужчинах воинов. Взрослые люди, дипломированные юристы и присяжные адвокаты, с упоением играли в «войнушку», изображая, как они заряжают эти орудия.
Ева с Лигой тоже нашли себе игрушку. Оседлав какой-то необычайной конструкции мотоцикл, очень надёжно закреплённый на фоне выкрашенной в цвет неба с облаками стены, они изо всех сил имитировали бешеную гонку.
Наигравшись, компания двинулась дальше. Рельсы уверенно вели вглубь городка, причудливо изгибаясь в самых неожиданных местах. Булыжная мостовая тоже периодически пропадала, сменяясь то асфальтом, то – сельской дорогой.
Куда ни посмотри, обстановка была необычной и интересной. «Наверное, кто-то специально придумал всё это на все случаи жизни», – подумала Ева, разглядывая сначала половину автомобиля, торчащего из стены, потом ворота то ли хлева, то ли гаража, то ли непонятного назначения строения, вход в которое украшала сельская бричка, украшенная цветами.
Лига словно подхватила мысль подруги и громко рассмеялась:
– Надо же! Ну всё что угодно предусмотрели!
– Всего не предусмотришь. Это я тебе как юрист говорю, – весело отозвался Янис. – Обязательно где-нибудь что-нибудь вылезет!
Ева пока не знала, насколько пророческими будут эти слова…
Трамвайные рельсы, вдоль которых двигалась компания, привели их к совершенно необычному дому. Шедевр архитектурной мысли – жёлтое двухэтажное здание – был совершенно уникальным: каждая из его четырёх сторон имела свой особенный, неповторимый облик. Непонятно, как такое здание вообще можно было придумать. Но зато с каждой стороны можно было снимать фильм о разных эпохах. Окружение здания тоже различалось от одной стороны до другой, от вычурного фасада до сельской виллы или – совершенно деревенской улицы с серыми деревянными домами.
Компания долго ходила вокруг, соображая, к какой эпохе относится каждая сторона. В конце концов кто-то, кажется, Андрис, догадался подойти к парадной двери. На ней оказалась небольшая табличка, извещавшая о том, что это – не просто здание, а – отель. В котором, между прочим, можно остановиться. Эта новость сильно развеселила всю компанию. Парни вовсю шутили, представляя себе, как должны выглядеть номера в каждом из фасадов. В итоге договорились, что в следующий раз обязательно приедут сюда с ночёвкой и устроят какое-нибудь шоу.
Насмеявшись, потянулись дальше.
Двухчасовая прогулка вывела компанию к вокзалу. С настоящим перроном, с фонарями и вокзальными часами, и с настоящими железнодорожными рельсами. На рельсах обнаружился настоящий поезд, к которому был прицеплен один спальный вагон и вагон-ресторан с табличкой на немецком языке. Всё было старое, как в кино, но выглядело новым и свежим. Ева перевела надпись. Вагон оказался немецким, ещё довоенным. Другая надпись гласила, что в свободное от съёмок время в нем можно устраивать званые вечера.
Предложение устроить званый вечер в вагоне вызвало очередной взрыв веселья и шуток. Кто-то предложил разбиться на пары и заночевать в спальном вагоне. Байба шутку не поддержала, а вновь насупилась. Парни на всякий случай деликатно замяли тему, чтобы не дразнить нервную кормящую мамашу, к тому же занятую проснувшимся малышом.
Но уйдя от греха подальше, мужчины не удержались от следующей шалости. Объектом внимания стал огромный, чёрный с красной звездой, паровоз, мирно стоявший на тех же рельсах. Все по очереди взгромождались на него и, эффектно вытянув вперёд руку, радостно фотографировались на память. Даже Дайнис, оглянувшись на Байбу и убедившись, что та действительно занята ребёнком, взобрался на «железного коня», едва не порвав брюки. Нервно посмотрев в сторону жены, он предложил потихоньку закругляться.
Впрочем, дальше двигаться было некуда. Рельсы тут же и кончались, никто никуда не ехал, здесь только снимали кино.
Наскоро выпив кофе в «привокзальном» кафе, молодые люди заторопились к машинам.
Торопиться следовало. Ноябрьское солнце греть давно перестало и грозило вскоре уже укатиться за горизонт. Юристам предстояла дорога, а Еву ждали стосковавшийся Ральф и сердитая Дора.
Управившись с делами и рассказав, в качестве извинения за прошлое молчание, Марису о сегодняшних приключениях, Ева решила посмотреть, что ещё, кроме сундучка с дневниками, хранится в потайном шкафу Густы.
Привычно отдёрнув ярко-жёлтую занавеску, Ева аккуратно отодвинула створки потайного шкафа. Они двигались совершенно беззвучно, как будто их только недавно смазали.
Судя по тому, что она уже успела прочитать, делал этот шкаф скорее всего её прапрадед Янис. Тот, кто строил этот дом и кто, как было написано в дневнике, был редкого таланта плотником. То, что шкаф был совершенно необыкновенным, безоговорочно говорило в пользу таланта. Но вот зачем понадобилось его создавать, продолжало оставаться загадкой.
Ну хорошо, терялась в догадках Ева. Допустим, маленькая дочка плотника попала на воспитание в богатый баронский дом. Ну, выучила немецкий. И что? Что в этом могло быть такого странного или тайного, чтобы это нужно было скрывать?
Ева поймала себя на мысли, что хоть она и учила историю, но очень мало знает, как именно жили люди в те, в сущности, не слишком далёкие времена. Во времена столь недавно ушедшей Густы. Что происходило или могло произойти такого, чего следовало опасаться, сооружая потайные шкафы в сельском доме?
Кстати о тайне. Ева и сама не смогла бы объяснить, почему она так и не отдёргивает занавеску на окне в комнате Густы, почему старательно закрывает шкаф и даже задёргивает эту нелепую ярко-жёлтую занавеску, словно прячет от кого-то неизвестного то, что и сама пока не знает. Но почему-то именно это она и делала.
Итак, она снова залезла в шкаф.
Четыре створки скрывали широкие полки. На открытых полках, сколько Ева могла видеть, стояли книги. Большей частью это были большие старинные немецкие книги в строгих чёрных или коричневых переплётах. В нескольких наугад открытых книгах обнаружился готический курсив Зюттерлина. Это было чрезвычайно интересно. Еве – специалисту-переводчику – было крайне любопытно попробовать почитать эти книги. Хотя разбирался шрифт с трудом.
Перебрав наугад пару полок, она с удивлением обнаружила и маленький томик Гейне, в точности такой, как описывала в своём дневнике Густа. Это снова вернуло её к мысли о дневниках.
