Я давно заметила, что существует особый разряд людей, которые умеют хранить молчание в любой компании, не испытывая при этом ни малейшего чувства неловкости. Гиф-форд был одним из них. Пока лифт ехал вниз, он даже ни разу не взглянул в мою сторону. Он просто молча стоял, уставившись перед собой невидящим взглядом, погруженный в размышления. Это был большой больничный лифт, рассчитанный на перевозку каталок, но кроме нас двоих в нем никого не было. Я всегда начинаю нервничать, если оказываюсь с кем-то наедине в замкнутом пространстве, и испытываю непреодолимую потребность заговорить с этим человеком, даже если совсем его не знаю. Когда рядом со мной хотя бы двое, подобного не происходит – эти двое могут говорить между собой, а я буду молчать. Но с кем-то наедине я обязательно должна хоть что-то сказать. Видимо, потому я и решила признаться в содеянном именно во время этой совместной поездки в лифте.
– Сегодня утром я сообщила сержанту Таллок кое-какую информацию. Это было до того, как я получила твое сообщение.
Он даже не обернулся.
– Я знаю. Надеюсь, что это не повторится. У тебя часто бывают головные боли?
О боже! Кажется, он снова сел на своего любимого конька.
– Иногда, – призналась я и продолжила: – Это был список. Список женщин, которые рожали здесь, на островах, весной-летом две тысячи пятого года. Она сказала, что эту информацию в любом случае можно найти в архивах.
Не успела я закончить последнюю фразу, как тотчас об этом пожалела. Могло сложиться впечатление, что я оправдываюсь. Гиффорд обернулся и посмотрел на меня:
– Так ты поэтому передала ей список?
Господи, какого же все-таки цвета его глаза? Бронзового?
– Нет. Я передала ей список, потому что хотела помочь.
Он придвинулся ближе ко мне.
– Я так и думал. Ты помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?
Я разозлилась. В конце концов, он был моим начальником, а не отцом.
– Ну, мы говорили об «Айвенго», о яхтах…
Двери лифта открылись.
– …о похищении детей на Оркнейских островах, о том, как сложно мыть грудь, – продолжала я гораздо громче, чем это было необходимо. Два врача, которые как раз собирались зайти в лифт, с любопытством посмотрели сначала на меня, потом на Гиффорда.
Я тоже рискнула взглянуть на своего босса. Он улыбался.
– Я заметил, что ты почему-то очень скованно себя чувствуешь в операционной, – сказал он. – Ты не пыталась заниматься йогой? Или тайцзи?
Я хотела было сказать, что чувствовала бы себя гораздо менее скованно, если бы он не дышал мне в ухо, но передумала. Тем более что это было не совсем так. Он прав. В операционной я действительно чувствовала себя несколько скованно, но услышать об этом от кого бы то ни было, даже от своего начальника, все равно обидно. Кроме того, у меня было такое чувство, что он надо мной издевается.
– Почему вы с моим мужем не любите друг друга?
Гиффорд продолжал улыбаться:
– Неужели Дункан не любит меня? Бедняжка.
Он открыл двери и пропустил меня вперед. Я вышла на улицу, испытывая странное облегчение оттого, что нужно еще куда-то ехать.
Мне пришлось провести в клинике на острове Йелл гораздо больше времени, чем я планировала, потом была большая очередь на паром, и в результате я вернулась домой намного позже шести. Во дворе стояла спортивная машина Даны Таллок. К тому времени я уже совершенно забыла, что она должна заехать. Я посмотрела на часы. Если она приехала вовремя, то ей пришлось ждать почти три часа. Черт побери! Нужно искупать свою вину. Постараюсь быть как можно любезнее. Из машин мы с ней вышли одновременно.
– Простите, бога ради, – сказала я. – Нужно было позвонить вам. Вы все это время были здесь?
– Конечно, нет, – ответила она. – Когда вы не появились к шести, я поехала в офис, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Сюда я вернулась только десять минут назад.
Я умирала от голода и мечтала о чашке кофе, но заставлять сержанта Таллок ждать, пока я поем, было бы просто хамством. Поэтому мы направились прямо в подвал. Из кухни туда вели восемь каменных ступеней.
– Господи! – сказала она, когда мы спустились вниз и я включила единственную слабенькую лампочку, совершенно не подходившую для освещения огромного помещения, в котором мы оказались. – Никогда бы не подумала, что под вашим домом находится такое подземелье.
Она достала из сумки фонарик и двинулась вперед.
Наш погреб действительно был весьма примечательным местом. Во-первых, он был очень старым, гораздо старее дома. Судя по хорошо заметным в некоторых местах следам копоти, можно предположить, что прежний дом сгорел. Во-вторых, подвал намного больше дома. Он разделен на соединенные между собой сводчатыми проходами комнаты с низкими потолками. В целом он выглядит как уменьшенная копия гигантских винных погребов, которые находятся под французскими замками. Я провела Дану в самую большую из комнат и указала на ее северную стену.
– Камин в погребе? – изумилась она.
Нас с Дунканом это тоже поначалу озадачило, тем не менее в стене действительно находился камин. Причем камин действующий, с каменной каминной решеткой и дымоходом, соединенным с трубой на крыше. На стене над камином был закреплен каменный брус. Именно на нем и были вырезаны руны. Пять символов. Ни один из них мне не был знаком.
– Они все разные, – сказала Дана Таллок, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. Она достала маленькую цифровую камеру и сделала несколько снимков.
– Вы звонили моему свекру? – спросила я.
Она отрицательно покачала головой.
– Пока что нет. Не было необходимости. Я нашла книжку.
Дана закончила фотографировать и взглянула в сторону сводчатого прохода, который вел в другие комнаты.
– Не возражаете, если я здесь немного осмотрюсь?
– Чувствуйте себя как дома, – ответила я. – Вы не будете против, если я вернусь в кухню и что-нибудь съем?
Дана покачала головой и направилась в глубь погреба. Я же пошла обратно к ступеням, которые вели на кухню. На второй ступеньке я обернулась и окликнула ее:
– Кстати, сержант, если найдете что-то… органическое, пожалуйста, не сообщайте мне об этом сегодня. Я слишком устала для того, чтобы переварить подобные новости.
Дана не удостоила меня ответом. Наверное, сочла мои слова сущим ребячеством.
Когда десять минут спустя она появилась в кухне, я как раз засовывала в микроволновку порцию макарон со сливками и ветчиной. Указав на свободный стул, я сказала:
– Я заварю вам чашечку чая.
Догадавшись, что Дана Таллок тоже голодна, я поставила на стол вазочку с песочным печеньем. Мне хотелось, чтобы она рассказала мне о рунах.
Дана взглянула на печенье, потом на часы, несколько секунд поколебалась и села за стол. Взяв чашку с чаем, она извлекла из вазочки кусочек печенья и буквально проглотила его. Я молча продолжала есть. Тактика сработала: Дана заговорила первой.
– Что вам известно об истории этого места?
Я пожала плечами.
– Очень мало. Покупкой занимался мой муж. Меня действительно это совершенно не интересовало.
– Когда он приходит домой?
Я снова пожала плечами.
– В последнее время это непредсказуемо.
Лицо Даны Таллок помрачнело.
– Но мы можем позвонить ему, – добавила я в запоздалой попытке быть полезной.
Она покачала головой.
– Не нужно. Но мне бы хотелось, чтобы завтра здесь поработала команда специалистов. Не может быть простым совпадением то, что в вашем доме есть знаки, похожие на те, которые были вырезаны на теле жертвы, найденной на вашей земле.
– Мне тоже так кажется, – согласилась я, хотя мне очень не понравился подтекст, содержащийся в словах сержанта Таллок. – Вы предполагаете, что ее могли убить в этом доме? Возможно, в подвале?
Теперь наступила ее очередь пожимать плечами.
– Нам действительно нужно выяснить, кому принадлежал этот дом до того, как вы его приобрели.
– Но я думала, что Дункан сегодня утром завез в участок все необходимые документы.
– Он завез. Но это нам мало помогло. Из них мы узнали только о том, что раньше на этом месте стояла какая-то церковь или культовое здание, которое в течение многих лет было заброшено. Потом его снесли, чтобы построить этот дом. В документах упоминаются лица, которые распоряжались имуществом на началах доверительной собственности, но проблема заключается в том, что почти все они, судя по всему, умерли.
– Умерли?
Дана покачала головой.
– От старости. Ничего интересного.
Я закончила ужинать, но, утолив голод, все равно не почувствовала удовлетворения. Внутренняя напряженность плохо способствует пищеварению. Встав из-за стола, я сложила грязную посуду в посудомоечную машину и спросила:
– Так что вам удалось узнать насчет рун?
Дана Таллок задумчиво посмотрела на меня, съела еще один кусочек песочного печенья и наконец решилась. Взяв свою сумку, она достала оттуда цифровую камеру, блокнот и небольшую книжку в синем кожаном переплете. На обложке золотом были вытиснены рунические символы и название, которое я смогла прочитать даже вверх ногами: «Руны и древнескандинавская письменность». Имя автора было набрано слишком мелким шрифтом, и я не смогла его разобрать.
