Мила проследила за тем, как они прошли метрах в пятнадцати ниже ее, крестьянин впереди, худой – Мила еще не определила, кто он такой, и пока что не торопилась делать поспешных выводов, – следом. В какой-то момент крестьянин поднял руку, оба застыли на месте, присели на корточки и огляделись по сторонам. Через некоторое время, убедившись в том, что никаких эсэсовцев рядом нет, они поднялись на ноги.
– Эй! – окликнула их Мила.
Оба в ужасе отшатнулись назад.
Появившись из пещеры, Мила выпрямилась во весь рост.
– Здравствуйте, товарищи!
Крестьянин пробормотал что-то по-украински.
– Это она, снайпер! – воскликнул худой, быстро прикинув, что к чему.
– Белая Ведьма! – выдохнул крестьянин. И добавил что-то еще.
– Он говорит, тебе следовало быть принцессой, – перевел худой.
– В наши дни никаких принцесс больше нет, – ответила Петрова.
– Он говорит, твоя красота – это божий дар.
– Надеюсь, Господь сейчас раздает другие дары, такие как милосердие и долгую жизнь. Напрасно он потратил время на простую петербургскую девушку. За вами есть погоня? – спросила Мила.
– Нет, товарищ, – ответил худой. – Как и вы, я случайно остался в живых после отвратительной заварушки прошлой ночью.
– Вы из отряда Бака? А почему без оружия?
– Я выбросил винтовку, – пожал плечами худой. – Практичное решение. С винтовкой меня расстреляли бы на месте. А если бы схватили, то стали бы пытать, а потом все равно расстреляли. А сейчас, когда я без винтовки, меня, может быть, просто изобьют ради забавы, а потом бросят в кустах. На рассвете я наткнулся на этого верзилу. Мы напугали друг друга до смерти. А теперь оба просто стараемся не попасться немцам в лапы.
Не думаю, что немцев было много, – сказала Петрова. – Несмотря на всю пальбу, отряд был немногочисленный. Вот почему ему удалось бесшумно пройти по лесу. И автоматов было слишком много – для обыкновенного армейского подразделения это что-то странное. Баку удалось спастись?
– Я вынужден сознаться в собственной трусости, – сказал худой. – Я ничего не знаю и до сих пор даже не думал об этом. Я думал только о том, как спасти свою жалкую шкуру.
– У вас есть что-нибудь съестное? Я умираю от голода.
– Ни крошки.
– Фу ты! – Мила уселась на землю. – Два жалких оборванца!
Они представились друг другу и тотчас же забыли имена. Крестьянин-украинец партизанил уже больше года. Его стоическое лицо скрывало горе, но он не желал о нем рассказывать. Худой на самом деле был моложе, чем казался из-за преждевременно поседевших волос и бородки. До войны он был школьным учителем, а в партизанский отряд пришел всего несколько месяцев назад.
– Боец из меня никудышный, – заметил он. – Но поскольку пишу я аккуратно и грамотно, Бак определил меня писарем. Я веду боевой журнал, пишу приказы.
– Значит, если эсэсовцы начнут тебя пытать, ты им много чего сможешь рассказать.
– Только то, что жратвы не хватает, патронов не хватает, связи с начальством нет и все недовольны. Все это и так известно, но эсэсовцы действительно с наслаждением будут мучить меня до тех пор, пока я им это не скажу. После чего мне достанется девять граммов свинца.
– Нам всем достанется по девять граммов свинца, если мы сейчас не придумаем какое-нибудь толковое решение.
– Вот ты и скажи, что делать.
– Во-первых, объясните мне кое-что. Я понятия не имею, где мы находимся. Меня доставили сюда на самолете и высадили ночью.
Крестьянин понял в общих чертах ее просьбу.
Позади, километрах в восьми, поселок Яремча, – сказал он, и Учитель перевел его слова. – Он расположен в ущелье у водопадов на реке Прут. Если объяснить жителям, кто мы такие, возможно, они нас укроют или, по крайней мере, дадут еды.
– Что еще?
– До главного лагеря отряда Бака далеко, – сказал Учитель. – Почти семьдесят пять километров через лес. Там можно встретить как немецкий патруль, так и партизанский дозор. В первом случае нам не повезет, во втором повезет.
– Следующий вопрос: еда. Чем будем питаться?
– Вот он разбирается в грибах, – сказал Учитель. – Украинцы – они живут на грибах. Грибы являются главным сокровищем Карпат.
– Пусть будут грибы. После грибного рая мы вернемся к месту засады, – сказала Мила. – Возможно, мы найдем там оружие, съестное, все то, что оставили немцы. Дождя не ожидается?
– Да, думаю, ближе к вечеру пойдет, – ответил Крестьянин, когда Учитель перевел ее вопрос.
– В таком случае нам лучше сначала отправиться туда и изучить следы. Когда пойдет дождь, он все следы смоет. Когда получим то, что нам нужно, вернемся на войну. Наши маленькие каникулы закончились.
Шоссе Е-50, направление строго на юг
Наши дни
С восточной стороны бесконечные поля, засеянные пшеницей, классический украинский ландшафт. Казалось, можно было услышать, как красноармейцы распевают хором патриотические песни перед камерой фронтовой кинохроники. С левой стороны украинские Карпаты, внушительные горы, изгибающиеся дугой по тому отростку Украины, который в прошлом являлся Польшей, Венгрией, Румынией или всеми тремя сразу, а теперь выступал полуостровом в море Восточной Европы. Эти древние горы поднимались вверх на пять тысяч футов. Снизу пологие склоны были затянуты чарующей зеленью лугов, которые ближе к вершинам сменялись густыми лесами, где укрывались целые армии. Также горы славились тем, что, согласно преданиям, в них в великом множестве обитали вампиры.
Смотреть было приятно в обе стороны. Однако в первую очередь внимание привлекали неровности дорожного полотна. Через каждые два-три километра попадался очередной знак, предупреждающий о том, что на протяжении следующих двухсот пятидесяти метров асфальт будет плохим. Езда по шоссе напоминала слалом: водители бросали машины из стороны в сторону, объезжая многочисленные ямы и рытвины, которые никто не латал с тех пор, как первый спутник полностью сожрал все средства, выделенные в бюджете Украины на инфраструктуру. Какое-то время это создавало своеобразный сельский колорит, но теперь вызывало только головную боль – точнее, боль в ягодицах.
Тем не менее Рейли ни на минуту не забывала о деле.
– Мы до сих пор упускали из виду вот что, – сказала она. – Вся операция «Мила Петрова» бесследно исчезла не только из советских архивов. Одно это уже было бы весьма примечательно. Но ее нет и в немецких архивах. И тут возникает вопрос: почему, как и кто? Какое дело немцам до того, что сталось с Милой? Отсутствует вся история Милы: по нашим догадкам, сначала ночная засада и неудача, затем спасение в горах и поиски новой винтовки, и, наконец, апогей – неудавшееся покушение на Гределя, после чего гибель или плен с последующими допросами и пытками. Ничего этого нет. Но почему офицеры штаба 12-й танковой дивизии СС, для которых это имело большое значение и которые вели боевой журнал, ничего не зафиксировали?
Ну хорошо, – согласился Свэггер, обгоняя бензовоз, мирно изрыгающий в воздух черные выхлопы. Стиснув зубы, он ловко пустил машину по траншеям и расселинам, избороздившим дорожное полотно, поднимая за собой облако пыли. – Возможно, ответом на все вопросы является русское наступление. Двадцать шестого июля в десять часов утра заговорили советские пушки, и немцам пришлось спешно уносить ноги. На следующий день русские вошли в Станислав, после чего погнали немцев дальше, очистив от них Карпаты и всю Украину за исключением узкой полоски вокруг Ужгорода, с другой стороны гор. В такой кутерьме вести журнал наверняка было непросто.
– У немцев было время потом.
– Было, – согласился Свэггер.
– Итак, налицо крайне необычная ситуация, когда и русские, и немцы независимо друг от друга стирают в архивах одну и ту же информацию. За этим кто-то стоял. И у этого человека была сила. Власть. Влияние. Он занимал очень важное положение. Если это немецкий шпион в окружении Сталина, он большая шишка, комиссар, доверенное лицо Вождя, и он может приказать убрать Милу Петрову из всех советских архивов, однако ему ненавистна мысль о том, что ее история по-прежнему остается где-то в другом месте. Он понимает, что после войны это все будет проверено, и тогда его разоблачат. Поэтому он объясняет своему шефу из Абвера, СС или какого-то еще ведомства, которому подчиняется, что сведения о его деятельности ни в коем случае нельзя сохранить. И опять же, речь идет о некоей влиятельной персоне, понимаешь? Это важный гусь, вот только он не может взять в толк, что если стереть следы, останется не пустое место, а стертые следы, которые можно прочитать почти так же хорошо.
– Василий Крылов, сталинский Гарри Гопкинс. Поскольку он единственная крупная фигура на доске, можно смело утверждать, что это был именно он. Но это очень смелое предположение.
