Говорков был неуловимо похож на крокодила. Не того, который красовался на обложке популярного некогда сатирического журнала, и не того, который Гена, а на самого настоящего крокодила, причем крупного и очень опасного – аллигатора, например. Сходство это, впрочем, было заметно только тем, кто хорошо знал Олега Капитоновича либо имел несчастье однажды попасть ему в зубы. А для остальных же Говорков до поры казался не более чем замшелой корягой, вяло плывущей по течению. Интересно, подумал директор, а каким он видит меня?
Между тем замшелый обломок кораблекрушения боком причалил к столу и осторожно присел на краешек стула, положив на колени клеенчатую папку и сложив поверх нее похожие на бледных пауков руки.
– Садись-ка поближе, Капитоныч, – сказал директор. – Разговор есть.
Говорков послушно встал со своего места, осторожно и совершенно бесшумно задвинул стул и переместился поближе, всем своим видом выражая готовность внимать. Ни дать ни взять, горемыка-мастер, явившийся за начальственным нагоняем.
Директор вдруг припомнил, что рабочие между собой, а иногда и в глаза зовут Говоркова Тихарем.
Еще он припомнил, что те, кто имел неосторожность так его назвать, очень быстро попадались на каком-нибудь нарушении трудовой дисциплины, а то и на чем-нибудь похуже, и в два счета отправлялись за ворота. Директор самолично подписывал приказы об увольнении недрогнувшей рукой, поскольку Говорков один стоил их всех. И потом, он слишком много знал. Причем та часть знаний Олега Капитоновича, которая касалась производства систем наведения для баллистических ракет, волновала директора меньше всего. А Говорков слишком много знал про него лично.
– Вот что, Капитоныч, – сказал он, когда Говорков закончил ерзать на стуле и робко поднял на него блекло-голубые глазки умирающего от обезвоживания херувима. – Какая-то катавасия получается. Я слышал, в Риге недовольны. Интересуются, почему мы срываем сроки поставки. Я что-то не пойму: ты ведь, кажется, мне докладывал, что очередная партия отправлена вовремя.
– Только что поступили новые сведения, Игорь Николаевич, – прошелестел Говорков, в обычной своей раздражающей манере отводя глаза и сокращаясь всем телом, как червяк, на которого побрызгали уксусной эссенцией. – Я как раз собирался доложить, но у вас было телевидение, так что я решил...
– Правильно решил, – одобрил Игорь Николаевич, с интересом разглядывая своего подчиненного. Вид у того был такой, словно это он украл полцентнера редкоземельных элементов где-то между проходной завода и Рижским морским портом и теперь хранил их дома под кроватью. – Телевидение много отдало бы за эту историю, но мы им такого удовольствия не доставим. Итак, что с грузом?
– Груз пропал, – едва слышно сказал Говорков, втягивая голову в плечи и становясь похожим уже на черепаху. Впрочем, обмануть он этим мог кого угодно, только не директора. Игорь Николаевич прекрасно знал, что у этой черепахи ядовитые зубы в два ряда.
– Это здорово, – сказал директор. Зубы там или не зубы, но за сохранность груза отвечал именно Говорков – это была, черт побери, его работа, и если он ее завалил, то сейчас получит от души. По зубам. – Пропал – это что же, все, что ты можешь мне сказать?
– Точных сведений пока нет, – залепетал Говорков. Он сидел в прежней позе, но теперь казалось, что его голова едва виднеется над полированным краем стола. И как он этого добивается? – Места там дикие, и кроме того, наш человек там, на мой взгляд, уже давно нуждается в замене.
– На границе? – спросил директор, остро прищуриваясь.
– Да.
'Да, – подумал директор, – конечно, на границе, где же еще. Там легко почувствовать себя Наполеоном и, имея многое, захотеть большего. Когда твой горизонт со всех сторон обрезан лесом, невольно начинаешь казаться себе больше, чем ты есть на самом деле. Гораздо больше. А в результате – плохая работа, а то и откровенный грабеж, как вот сейчас, например'.
– По непроверенным сведениям, – продолжал Говорков, – Квадрат убит, а Ирма пропала вместе с грузом. Следов никаких.
– И никто, конечно, ничего не видел, – недовольно проворчал директор. – Но ведь был же, наверное, проводник? Он что, тоже ничего не знает?
– Проводник погиб. По официальной версии – сгорел по пьяному делу вместе с домом. Есть предположение, что груз захвачен случайными людьми...
– Как это – случайными? – взорвался директор, косясь на дверь кабинета – плотно ли прикрыта. – Как могли случайные люди узнать про груз?
Ты что мне здесь сказки рассказываешь?! На нары захотел?
Говорков молчал, глядя в упор на бушующее начальство своими бесцветными глазками. И гнев, бурливший в груди у Игоря Николаевича, стал понемногу утихать под этим ничего не выражающим взглядом рептилии, более древней, чем динозавры, и более хищной, чем тигровая акула. От этого взгляда становилось не по себе, и почему-то делалось совершенно ясно, что на нарах Говорков не пропадет – в отличие от него.
– Вот что, Капитоныч, – тоном ниже сказал директор, – это дело необходимо прояснить. Что же это такое, в самом-то деле: какая-то шваль будет нас раздевать, а мы станем сидеть сложа руки?
– Сведения совсем свежие, – все тем же шелестящим голосом сказал Говорков, – и нуждаются в проверке. Я ни за что не представил бы на ваше рассмотрение такой сырой материал, не будь дело таким важным. Разумеется, все необходимые меры будут приняты, и ситуация разъяснится в ближайшее время. Не беспокойтесь, Игорь Николаевич, груз будет возвращен.
– Твои бы слова да богу в уши, – вздохнул директор. – И что за народ кругом, скажи ты мне, Капитоныч? Одному тебе можно доверять.
Говорков молчал, изредка помаргивая морщинистыми веками, – точь-в-точь ящерица на солнцепеке.
Слова насчет доверия были простым сотрясением воздуха, и оба собеседника это прекрасно понимали.
– Кроме версии о случайных людях, соображения есть? – спросил наконец директор, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Говорков беспокойно задвигался на стуле, почесал переносицу под массивной оправой очков, пошарил зачем-то в карманах синего халата и снова сел ровно.
– Возможно, это Ирма, – сказал он. – У нее много знакомых на той стороне. Она имела возможность все это организовать.
– Да, – согласился директор, – это может быть.
Хотя поверить трудно.
– Я бы сказал, что верить в это не хочется, – тихо поправил Говорков.
Подумав, директор решил, что он прав, – верить в такой оборот событий действительно не хотелось. Если эту кашу заварила Ирма, то под угрозой могли оказаться и последующие грузы, что могло, в свою очередь, заставить искать другой район переброски. Такая операция была бы сопряжена с огромными и совершенно непредвиденными убытками, на фоне которых потеря пятидесяти килограммов вольфрама выглядела бы каплей в море.
– Слушай, Капитоныч, – сказал он, – может быть, ты сам туда съездишь? Осмотришься на месте, разберешься, что к чему... В общем, решишь вопрос. А?
На несколько секунд повисло молчание, показавшееся директору особенно тягостным. Потом Говорков едва слышно вздохнул и спросил:
– Когда выезжать?
Вопрос был чисто риторическим и служил, в основном, для выражения согласия. Кроме того, этим Говорков лишний раз подчеркивал свое подчиненное положение, старательно подслащивая начальству пилюлю, которую тому – и они оба это знали – в любом случае придется проглотить. Тем не менее вопрос был задан и требовал ответа.
– Чем скорее, тем лучше, – сказал директор, избегая смотреть на Говоркова. После разговора с этим ящером у него всякий раз оставалось неприятное ощущение, что о него вытерли ноги.
– В Риге рвут и мечут, посудина готова выйти в море, все документы подписаны, деньги заплачены.., в общем, сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Говорков. – Не волнуйтесь, все сделаем в лучшем виде.
– Людей возьми, – сказал директор, хотя и так знал, что Говорков об этом не забудет. Крокодил никогда ничего не забывал, а то, что все-таки боялся забыть, записывал в свою записную книжку, которую хранил в той самой папке, что лежала сейчас у него на коленях.
– Я возьму Федорова и Хоя, – полувопросительно сказал Говорков.
– Тебе ехать тебе и выбирать.
Директора немного укололо, что те, кого назвал Говорков, не были его личными телохранителями.
Получалось, что старый ящер придерживается невысокого мнения о директорской охране, хотя сам же ее и набирал. Хотя, с другой стороны, это могло быть очередным проявлением заботы о начальственном благополучии. Между делом директор решил, что пора начать осторожно подыскивать Говоркову замену. Тот в последнее время сделался чересчур незаменимым. Пожалуй, более незаменимым, чем сам директор. Это было удобно, но очень и очень опасно.
После того как Говорков ушел, неслышно притворив за собой тяжелую дверь кабинета, директор еще долго сидел в одиночестве, курил сигарету за сигаретой и о чем-то напряженно размышлял.
