— Да, у него, — рассмеялась я. — В «Зимней сказке». Король Поликсен.
— Ага, он самый. Так вот, мой брат — в своем роде некоронованный король. Но я ничего не имею против. Дело в том, мисс Горст, что я очень благодарен Природе, возложившей все наследственные обязанности на Персея. Боюсь, из меня не вышло бы достойного наследника, и я искренне рад, что именно моему брату, а не мне придется однажды надеть корону. Видите ли, я вполне доволен нынешней своей жизнью и не хочу ничего менять.
Похоже, главенствующее положение брата в семье — и как наследника, и как любимца матери — не вызывало у мистера Рандольфа ни малейшего возмущения или зависти, каковые чувства свойственны многим младшим сыновьям.
Я заметила, что старшинство досталось мистеру Персею лишь по случайности рождения.
— Но сумел ли бы я справиться с ролью наследника, появись я на свет первым? Вот в чем вопрос. Нет, мне суждено всегда оставаться в тени брата. Если бы меня такое мое положение не устраивало, тогда другое дело, но оно меня всецело устраивает. Оно позволяет мне… — Мистер Рандольф на миг замялся, потом весело пожал плечами. — Ну, позволяет продолжать поиск разных интересных возможностей. По природе своей я отнюдь не ленив и должен что-то сделать в жизни.
— А чем бы вы хотели заняться? Вы уже выбрали себе поприще?
Несколько мгновений мистер Рандольф смотрел на меня с несвойственным для него уклончивым выражением лица, потом наконец ответил:
— Нет, не сказать чтобы выбрал. Одно время я хотел выучиться на инженера, но матушка и слышать об этом не желала. Конечно, если бы я поступил в университет, как Персей, у меня наверняка составилось бы более ясное представление о моих способностях и наклонностях, но матушка посчитала, что мне там делать нечего, и отдала меня в частную школу-пансион. Вот я и продолжаю осматриваться вокруг — в надежде подыскать себе дело по душе.
После дальнейших моих осторожных расспросов он поведал, что мистер Персей получил самое лучшее образование, какое только возможно, а вот его образованием, к сожалению, почти умышленно пренебрегли.
Наследника отправили в Итон, где учились многие поколения Дюпоров, а потом он поступил в родственное учебное заведение в Кембридже — Королевский колледж. Мистера же Рандольфа поручили заботам часто сменявших друг друга домашних учителей весьма сомнительной компетенции, а затем отослали в Саффолк доучиваться в школе-пансионе, которую держал один священник — бывший сотрудник оксфордского Брейзноз-колледжа. Там, вместе с полудюжиной юных джентльменов такого же склада, он оставался почти два года.
— Конечно, это вам не университет, но я никогда не был так счастлив, как в школе доктора Сэвиджа, — с тоской в голосе сказал мистер Рандольф, не глядя на меня. — И я обзавелся там хорошими друзьями — а с одним из них сошелся особенно близко. Но потом меня забрали домой, и вот я живу здесь… осматриваясь вокруг.
Мы уже миновали Аппер-Торнбрук — скопление крытых соломой хижин, стоявших рядком по обеим сторонам от главной дороги из Истона, — и теперь входили в деревню Эвенвуд. Слева от нас простиралось общественное пастбище, спускавшееся к реке. Мы остановились в самом начале улочки, что пролегала между пастбищем и церковью с примыкающим к ней пасторатом, где жил Феб Даунт в пору служения своего отца в местном приходе, а ныне обитали мистер и миссис Трипп.
— Можно пройти здесь, — промолвил мистер Рандольф, указывая в сторону пастората. — Так быстрее, чем через ворота.
И вот мы прошли по улочке и вскоре вступили в парк. От калитки извилистая тропа отлого поднималась к главной подъездной аллее и смыкалась с ней на вершине возвышенности — там перед нами открылся великолепный вид на огромную усадьбу, чьи восемь купольных башен вырисовывались темным силуэтом на фоне зеленовато-голубого неба.
— Вы сейчас к матушке? — спросил мистер Рандольф, когда мы начали спускаться к реке.
— Нет. Леди Тансор уехала в Лондон.
— В Лондон, говорите? Странно. Она ничего мне не сказала — впрочем, я последний, кому она сообщает о своих планах. Какое-то важное финансовое дело, полагаю, хотя в последнее время она обычно посылает в город Персея.
Немного погодя мы останавливаемся на изящном каменном мосту, перекинутом через Эвенбрук. Мистер Рандольф показывает мне место чуть выше по течению, где он, страстный рыболов, частенько сиживает с удочкой и сетью по утрам, а потом вдруг умолкает на полуслове и поворачивается ко мне.
— Мисс Горст… — Он снимает шляпу и нервно ерошит волосы. — Я не хочу, чтобы вы плохо обо мне думали, и поэтому должен сказать вам кое-что… сделать признание.
Я выражаю удивление, что мистеру Рандольфу уже есть в чем признаться мне после столь непродолжительного знакомства.
— То-то и оно, — следует ответ. — Мне бы не хотелось, чтобы у вас с самого начала составилось неблагоприятное мнение обо мне.
Я даю позволение продолжать и с немалым любопытством жду, когда он заговорит.
Заметно покраснев, он снимает длинный сюртук и кладет на парапет рядом со шляпой.
— Дело в том, мисс Горст, — начинает он, — что наша сегодняшняя встреча была не совсем случайной, знаете ли. Я ехал верхом через деревню и заметил вас на дороге в Истон. Я немножко подождал, потом доехал до города окольным путем и увидел, как вы заходите в «Дюпор-армз». Я поставил лошадь в конюшню и стал ждать на улице, когда вы выйдете. Вы долго не показывались, и я решил зайти в гостиницу и отыскать вас там. Вот мое признание. Вы простите меня?
— За что? — спрашиваю я, позабавленная трогательно-серьезным выражением его лица, вдруг напомнившего мне серьезное личико Амели Веррон, выполняющей в нашей «классной комнате» заданный мной урок.
— Я подумал, вы можете счесть такой поступок… ну… довольно наглым для человека, едва знакомого с вами, — признается он, — а мне не хотелось бы произвести на вас плохое впечатление.
Я заверяю мистера Рандольфа, что вовсе не считаю его поведение наглым или в каком-либо смысле непристойным, но добавляю, что вот миссис Баттерсби, наверное, не согласилась бы со мной.
— Неужели? — говорит он, поворачиваясь, чтобы взять с парапета сюртук и шляпу. — Почему вы так решили?
Я отвечаю, что миссис Баттерсби, похоже, имеет самые строгие понятия о допустимом и недопустимом в отношениях между домашними слугами и теми, кто поставлен над ними.
Мистер Рандольф молча кивает, но на лице у него опять отражается непонятное облегчение.
Когда мы подходим к усадьбе, он обращает мое внимание на изысканную ковку ворот и ограды и указывает рукой на отдельные детали, достойные пристального рассмотрения, низко наклоняясь ко мне, чтобы правильно направить мой взгляд. Потом мы проходим через широкий усыпанный песком двор, мимо инкрустированного изображениями тритонов фонтана, весело плещущего посреди овального газона.
У переднего крыльца мистер Рандольф собирается откланяться, но я останавливаю его вопросом, который крутился у меня в голове с самого момента, как мы покинули мост: почему он последовал за мной в Истон?
— Да так, под влиянием момента. — Он беспечно улыбается. — Просто мне стало интересно, какие у вас могут быть дела в Истоне утром, когда вы должны прислуживать матушке. Любопытство, и ничего больше. Я только не хотел, чтобы вы подумали, будто я действовал исподтишка, когда поехал за вами, а потом якобы случайно с вами встретился. Ну вот мы и дома. Всего вам доброго, мисс Горст. Было очень приятно.
Внезапно заторопившись, он дотрагивается до шляпы и быстро уходит в сторону конюшни.
Лишь тогда я замечаю, что в двери одной из башен кто-то стоит. Миссис Баттерсби. Она провожает взглядом мистера Рандольфа, выходящего со двора, а потом смотрит в мою сторону, но с совершенно бесстрастным, даже холодным выражением лица. Через несколько секунд она удаляется обратно в дом и затворяет за собой дверь.
Я провела день за выполнением разнообразных дел, порученных мне миледи перед отъездом в Лондон, — и, бог ты мой, в каком же раздражении и негодовании я пребывала под конец!
Туфли, туфли, туфли! Всех фасонов и видов — в таком количестве, что и не счесть. И каждую пару требовалось достать, до блеска начистить щеткой, или поваксить, или протереть смоченной в молоке губкой, а затем завернуть в ткань и положить на место.
Потом шляпы, шляпки и прочие головные уборы — тоже бесчисленные. Все нужно было извлечь из картонок одну за другой, чтобы смахнуть с них пыль перьевой метелкой или разгладить щеточкой ворс бархата, а где необходимо — привести в порядок смятые украшения (правда, пришлось обойтись без щипчиков для шляпных цветов: я не захотела спуститься вниз и спросить о них миссис Баттерсби, как велела миледи).
