В салоне поднялся крик. Раздался голос пилота, потом электрический щелчок и тишина. Снова его голос, дрожащий, но призывающий пассажиров сохранять спокойствие. Кто-то попытался встать и выйти в проход между рядами кресел, но стюардессы и другие пассажиры затолкали их обратно. Кого-то в начале салона тошнило. Плакал ребенок. Зазвонили, зажужжали, заблеяли сотовые телефоны, и тут же последовала команда их выключить.
Поразительно, но все послушались. Это была не атака террористов. Самолет не должен был рухнуть с неба на землю. Но все оказались слишком напуганы, чтобы снова включать телефоны. Она проглотила еще одну таблетку. Дрожащие руки с трудом закрыли крышечку пузырька. Затем снова открыли. Она высыпала на ладонь еще две, нет, три таблетки и остановила пробегавшую мимо стюардессу.
— Вот, — сказала Сюзанна. Рот стюардессы был открыт, как будто она беззвучно кричала. — Дайте им это…
Сюзанна показала на заднюю часть салона, где какой-то мужчина как заведенный снова и снова повторял одно и то же имя под женские причитания.
— Одну можете сами принять. Дозировка не очень большая. Возьмите. Возьмите.
Стюардесса какое-то время смотрела на нее, потом, когда Сюзанна сунула ей в руку бутылочку с таблетками, кивнула.
— Спасибо, — негромко сказала она. — Большое спасибо, я приму.
Она тут же проглотила одну розовую таблетку и пошла в конец салона. Сюзанна наблюдала, как стюардесса идет между рядами, раздавая таблетки тем, кому они в этот момент были нужнее всего. Примерно через двадцать минут Сюзанна проглотила еще одну таблетку. Начиная терять сознание, она услышала голос пилота, который по громкой связи сообщал, что ему известно о катастрофе. Она заснула.
Самолет приземлился в Бостоне с большой задержкой из-за погодных условий — случившееся бедствие уже начало сказываться на воздушном движении. Дождь не прекращался тридцать семь дней. За окном самолета виднелось бутылочно-зеленое небо, затопленные взлетно-посадочные полосы и оранжевые конусы, раздуваемые ветром. В салоне воздух гудел от непрекращающихся телефонных звонков. Она звонила Рэндаллу, снова и снова. Шли пригласительные гудки, но он не отвечал. Не включалась даже его голосовая почта.
Внутри терминала их встречала толпа журналистов. Как только они вошли в коридор, на них нацелились камеры, посыпались вопросы. Никто не бежал, каждый нашел место, где встать с мобильным телефоном. Сюзанна нетвердой походкой прошла мимо журналистов, оттолкнула какого-то человека, который пытался ее остановить. В здании аэропорта толпы людей стояли перед телеэкранами, потрясенно закрывая руками рты. Стоял сильный запах рвоты и дезинфицирующих средств. Она поспешила пройти мимо всего этого, немного пошатываясь и чувствуя себя так, словно пробирается по мокрому песку. Нашла на стоянке свою машину, слилась с бесконечным потоком автомобилей и начала долгое возвращение в холодное зеленое место, где почки на деревьях еще не раскрылись, несмотря на то что был конец мая, где цветы яблонь и лилий гнили на поникших ветках.
Домой приехала за полночь. На автоответчике мигал огонек. Дрожащими руками она прокрутила записанные сообщения, слушая всего по паре слов из каждого, пока не дошла до последнего.
Шипение, треск, а потом голос. Голос Рэндалла, ошибки быть не могло.
Она не могла разобрать, что он говорил. Шли страшные помехи, в одном месте связь прервалась, потом восстановилась. Когда он позвонил, невозможно было выяснить. Она прокрутила запись снова, один раз, два, семь раз, пытаясь разобрать хотя бы слово, понять что-то по его тону, по фоновым звукам, по другим голосам — хоть что-нибудь, что подсказало бы, когда он звонил и откуда.
Бесполезно. Она снова набрала его сотовый. Ничего.
Постояв без сил минуту, она прошла через комнату, проводя рукой по столу, по креслам, по тумбочкам, как приемщик груза на судне.
На кухне открыла кран и плеснула в лицо холодной водой. Нужно зайти в Интернет и найти телефоны больниц, Красного Креста. Он может быть жив.
Она подошла к рабочему столу, чтобы включить компьютер. Рядом с ним в вазочке стояли цветы, которые прислал ей Клод. Полдесятка мертвых нарциссов, пахнущих стоялой водой и тиной. Белые лепестки увяли, желтые сердечки потускнели.
У всех, кроме одного. Когда она уезжала, один бутон, не больше ее мизинца, еще не распустился. Теперь лепестки развернулись, как перышки, открыв желтое горлышко и три длинных красных нити. Она протянула руку, погладила одно рыльце, потом следующее и последнее. Подняла руку, посмотрела на кончики пальцев, пожелтевшие от пыльцы, и перевела взгляд на окно. Пустое беззвездное небо. Под ним синяя вода. Утраченный мир.
Марк Моррис
ЧТО ПРОТИВНО ПРИРОДЕ
Марк Моррис стал профессиональным писателем в 1988 году благодаря программе британского правительства по поддержке начинающих предпринимателей и уже через год выпустил свой первый роман «Подхалим».
Недавно был опубликован его тринадцатый роман «Доктор Кто: вечная осень», а следующий, четырнадцатый, роман «Потоп» готовится к выпуску издательством «Leisure Books». Рассказы, новеллы, статьи и обзоры писателя появлялись в самых разных антологиях и журналах. Он выступил редактором номинированного Ассоциацией писателей хоррора на премию Брема Стокера «Синема макабр» — сборника пятидесяти посвященных фильмам ужасов эссе от светил жанра.
«Вдохновением для рассказа „Что противно природе“ послужило в целом вполне приятное посещение дворца Хэмптон-Корт с моей женой Нэл, — поясняет автор. — Был погожий солнечный денек, и мы, прогуливаясь по саду, обнаружили статую, верхняя часть которой была плотно обмотана черной пленкой. Табличка указывала на то, что статуя пострадала от непогоды и ожидает реставрации, но эта стоящая вертикально фигура, похожая на жертву убийства, имела такой притягательный, совершенно неестественный и восхитительно жуткий вид, что надолго осталась в моей памяти».
Когда Мичер открыл глаза, в поезде не было никого, хотя он мог поклясться, что его разбудил толчок, с которым состав начал тормозить. Он встал. Желудок уже начал сжиматься от тревоги. Вагон был старый, замызганный, к тому же в нем стоял несвежий запах, как будто за долгие годы каждое потертое сиденье впитало в себя слишком много пота. Серые обивка и ковер были испещрены зеленоватыми пятнами, которые дрожали, как помехи в телевизоре, где-то на периферии его зрения.
Кирпичная стена станции за окном выглядела так, будто почернела от копоти, если не считать бледного вытянутого прямоугольника на том месте, где когда-то висела табличка с названием станции, вероятно, сорванная вандалами. Насколько мог видеть Мичер, обезлюдел не только поезд, но и платформы. Причем настолько, что он с трудом подавил желание высунуться в окно и крикнуть, почему-то испугавшись того, как неуместно или, хуже того, одиноко прозвучит его голос в окутывавшей станцию тишине.
Выйдя в проход, он автоматически потянулся к полке для багажа, но увидел, что она пуста. Брал ли он с собой сумку или хотя бы куртку, отправляясь в поездку? Для него необычно путешествовать налегке. Но от усталости в голове был такой туман, что он, как ни старался, не мог вспомнить. Мичер снова сел, устрашившись одиночества и вывихов собственной памяти. В голове забрезжила мысль, что, если сейчас увидеть, пусть даже мельком, проводника или другого пассажира, или хотя бы услышать какое-нибудь объявление, произнесенное, как всегда, нечленораздельным голосом, этого вполне хватило бы, чтобы к нему вернулось расположение духа и все снова обрело смысл.
Однако через десять минут, вдруг осознав, что, затаив дыхание, ждет любого намека на существование жизни, кроме своей собственной, он решил, что не может больше бездействовать. Мичер встал с решительностью, необходимой для того, чтобы успокоить самого себя, и, пошатываясь, двинулся по проходу, выбрасывая руки вперед, как лыжник, и хватаясь за спинки сидений, чтобы сохранить равновесие.
Выйдя на платформу, он остановился лишь ненадолго, чтобы лишний раз не отметить отсутствие жизни. Указатель «ВЫХОД» заставил его воспрянуть духом, потому что это была, хоть и безликая, но все же форма общения, обещавшая продолжение. Он прошел через арку под указателем и оказался в пустой билетной кассе с рядами красных металлических сидений и окошком. Табличку над ним тоже сняли, да так аккуратно, что Мичеру подумалось: может быть, станция осталась без работников, потому что должна вот-вот закрыться?
И действительно, станция была достаточно маленькой, чтобы подобное предположение казалось правдоподобным. Во всяком случае, ему почудилось, что парковка здесь совершенно неуместна, поскольку следующий выход вел по каменным ступенькам на то, что выглядело как обычная улочка где-нибудь в центре города. Но даже здесь не было никаких признаков жизни, хотя Мичер не терял оптимизма и надеялся, что рано или поздно кого-то встретит. Признаки присутствия человека все же наблюдались: застоявшийся запах мочи, ударивший в нос, когда он спускался по лестнице, обертки от конфет и картонные упаковки от еды, украшенные успокаивающе знакомыми логотипами: «Макдональдс», «Кит-Кэт», «КФС». На противоположной стороне пешеходного перехода начертанное мелом на окне паба объявление обещало «Передачи телеканала „Скай спортс“ на больших телевизорах!» Мичер мог бы зайти, чтобы освежить пересохший рот чем-нибудь сладким и шипучим, если бы деревянные двери паба, массивные, как в какой-нибудь темнице, не оказались наглухо запертыми.
