— А это что? — уныло спросил Мьюр.
Он смотрел на шест, который почти вертикально поднимался на носу лодки, словно кортик, готовый располосовать любой ветер. С каждой стороны было нарисовано по большому голубому глазу, а ниже был прибит небольшой медный амулет в виде гротескно пузатого человека.
Марина рассмеялась. Она распустила волосы, позволив им рассыпаться по плечам, и, когда лодка начала набирать скорость, ветер прижал ее блузку к телу.
— Мистер Мьюр, вы верите в предзнаменования? Вот еще один кабир. Их часто связывали с моряками — кабиры появлялись в шторм, чтобы вывести корабли в безопасное место. Жители островов до сих пор используют их как амулеты.
Грант посмотрел в небо, раздумывая о том, был ли такой амулет на корабле, который отплыл с Крита три тысячи лет назад, и если был, то помог ли кораблю. Сейчас, в Страстную пятницу, на небе не было ни облачка — воздух был такой чистый, что над горизонтом они могли видеть даже белый купол священной горы Афон. Они обошли мыс, на котором стоял замок, и рыбак открыл дроссель; за лодкой поплыл дым от солярки.
А Грант пробрался на нос лодки и, пока другие не видели, тронул амулет.
«Просто на удачу», — сказал себе он.
Уже давно перевалило за полдень, когда лодка ткнулась носом в песок маленькой бухты, и возвращаться обратно в Мирину в тот же день оказалось слишком поздно. С лодки они выгрузили одеяла и консервы и договорились с рыбаком, что он приедет за ними на следующее утро. Лодка в клубах дыма скрылась за мысом, и они остались на берегу одни.
— В классические времена здесь каждый год проходил праздник, когда в течение восьми дней на острове не зажигали никакого огня. На девятый в святилище кабиров приходил корабль и приносил новый священный огонь из храма Аполлона на острове Делос. Наверное, его здесь и выносили на берег.
Рид огляделся, и снова у Гранта появилось неприятное ощущение, что профессор видит такие вещи, которые остаются ему, Гранту, недоступны.
— Ну и где же святилище?
Они стали подниматься по козьей тропинке, бежавшей от бухты вверх по склону. Местность была накрыта пестрым одеялом полевых цветов — маков, лютиков, печеночницы и прочих, но между цветов мелькали колючие кусты, и брюки путников скоро обтрепались. Прямо впереди в склон горы была врезана искусственная терраса размером с теннисный корт, нависавшая над пенистыми волнами. На ее плоской поверхности ничего не было, кроме нескольких цоколей от колонн и камней от фундаментов. Единственным напоминанием об открывших это место археологах оказался одинокий каркас из жердей да несколько пучков соломы, которые трепал ветер.
— Чудное местечко, — сказал Мьюр. — Но что касается раскопок, видал я сортиры и поживописнее.
— Там дальше еще есть.
Усыпанная камнями дорожка вела с дальнего угла террасы вокруг склона холма на другую террасу, нависшую над другой бухтой. Расчищенные фундаменты показывали четкие очертания прямоугольной постройки, зала с колоннами и святилища. Но ни одна стена не сохранила больше фута в высоту.
— Да, это больше подходит, — радостно заявила Марина. — В первом дворе был классический храм. А здесь — времен архаики.
— Для меня здесь все сплошная архаика.
Марина с пренебрежением посмотрела на Мьюра:
— С исторической точки зрения архаический период начался примерно в семьсот пятидесятом году до нашей эры. Приблизительно три столетия спустя, с расцветом греческих городов-государств, начался классический период.
— Все равно давненько. — Грант медленно привыкал к глубинам прошлого, в которых обитали эти ученые; раньше он бы весь этот период назвал очень просто: «давным-давно». — Ты говорила, что микенцев не осталось уже к тысяча двухсотому году до нашей эры.
Рид глядел на них с благосклонным одобрением директора школы.
— Совершенно верно. Сейчас посмотрим, что тут такое.
Грант повернулся к морю, раздумывая, не поздно ли подать рыбаку сигнал, чтобы их забрали прямо сейчас.
Но того нигде не было заметно — и только там, где вдали от берега стоял траулер, виднелось облачко дыма. Казалось, что оно вовсе не движется.
Всю вторую половину дня они бродили по развалинам, разглядывая даже мелкие царапины на камнях, в надежде найти какие-нибудь надписи. Не было ничего. Рассмотрев на террасе все, что было, Грант спустился по крутому склону на берег. Вдоль подножия утесов проходил каменный выступ, опускавшийся в воду, и Грант прошел по нему обратно — в сторону бухты, где они высадились с лодки. Траулер в морской дали так и стоял неподвижно. С того места, где сейчас находился Грант, судно казалось не более чем пятнышком на горизонте.
— Ого!
Уступ перед ним оборвался, глубоко в скалу врезался заполненный водой прямоугольный канал. Грант лег на живот и свесился вниз, морщась от прикосновения горячего камня, обжегшего даже через рубашку. Наклонив голову, он увидел, что канал продолжается и под уступом, выходя в неглубокую пещерку. Мелкие мягкие волны плескались о берег и отходили прочь. Кажется, тут было неглубоко. Грант расшнуровал ботинки, снял кобуру с «уэбли» и вытащил из кармана брюк бумажник. Потом, сжавшись, чтобы плечи вошли в узкий канал, погрузился в воду. Течение оказалось сильнее, чем он ожидал, в канале волны били его в грудь, но, упираясь локтями в каменные стенки, он смог удержаться на ногах и двинулся вперед. Потом поднырнул под уступ, оттолкнулся и отчасти прошел, отчасти проплыл до берега. Отерев воду с лица, он огляделся.
Ему почти хватило высоты пещеры, чтобы выпрямиться в полный рост, — под грубым куполообразным сводом футов двадцати в окружности половину пространства занимала мелкая бухта, а другую — галечная отмель, слегка поднимавшаяся к дальней стене. Сквозь зев пещеры проникало достаточно света — он играл на воде, бросая на потолок размытые серебристые отблески, но взгляду предстали лишь несколько веток, выброшенных волнами на гальку.
«Черт!» Грант уныло хмыкнул. В ближнем углу, почти параллельно каналу с водой, узкий проход пропускал солнечные лучи. Грант посмотрел на свою мокрую одежду. Зря старался. Еще раз оглядев пещеру, он почти ползком протиснулся в проход, извернулся, и его голова оказалась на ярком солнечном свете. С наружной стороны это была просто трещина в скале. Наверное, раньше он через нее просто перешагнул.
— Ага, появляется Пратолаос.
Грант, зажатый в трещине, поднял голову и прищурился. С верхнего уступа свесилась широкополая соломенная шляпа.
— Это же я.
— Пратолаос, — повторил Рид. — Одним из главных ритуалов в культе кабиров был ритуал повторного рождения — первый человек, Пратолаос, повторно рождался в пещере и являлся миру из-под земли. Согласно источникам, его появление сопровождалось «неописуемыми ритуалами». — Судя по интонациям, такая перспектива профессора забавляла.
— Ничего неописуемого тут не осталось. Просто куча выброшенных морем деревяшек.
— Они нам тоже могут пригодиться. — Рид указал на запад. Солнце село за мыс, и небо заволокла алая дымка. — Мьюр говорит, надо располагаться на ночь.
— Сейчас иду.
Они расстелили одеяла на террасе и разожгли костер. Грант, устроившись на одном из камней древнего фундамента, ел тушенку из банки. И думал, что все это очень далеко от неописуемых ритуалов и священных знаний, которые когда-то были знакомы этим местам. Рид облизал ложку:
— Я все думаю про вашу пещеру. Может, она и упоминается в легенде про Филоктета.
— Про кого?
— Во время Троянской войны Филоктет был греческим лучником. Только он не отправился в Трою вместе с флотом. Он разозлил одного из богов, а тогда это был большой риск, и оскорбленный бог сделал так, что Филоктета укусила змея. Укус вспух и начал нарывать; запах стоял такой, что греки отказались везти Филоктета. Они высадили его здесь, на Лемносе. Бедняга прожил в пещере десять лет, пока греки не узнали от оракула, что без Филоктета, без его лука и стрел, им Трою никогда не взять. Он, видите ли, получил в наследство лук Геракла. И Одиссей вернулся и, видимо зажав нос, забрал Филоктета… Остальное — история.
— Да? — Грант подбросил ветку в огонь и стал смотреть, как в темноту летят искры. — Я думал, Троянская война — это легенда.
Рид усмехнулся:
— Так оно и есть. Микенцы были пиратами, разбойниками и вряд ли сильно отличались в этом от викингов. Во всех их историях рассказывается о походах с целью пограбить какие-нибудь города. Чем кровавее, тем лучше. Позднее, когда следующие поколения перерабатывали эти рассказы, они решили их приукрасить. Придумали прекрасную принцессу, которую похитил злой восточный ловелас. Героя преподнесли как обиженного мужа, который пытается спасти свою жену, а не как воителя, изнасиловавшего все берега Эгейского моря вдоль и поперек. Волшебные доспехи, фантастические приспособления, морские нимфы — все это превратило историю в сказку.
