– Закончим партию? – предложил Луи, указывая на бильярд. – Кажется, ваш соперник собирается уходить.
– Хорошо, – согласился Шевалье.
Каждый с видом бывалого игрока натер кий мелом, и Луи начал партию в окружении дюжины зрителей, которые то комментировали игру, то восхищенно следили за ней. Одни приходили, другие уходили, народ в кафе часто менялся. В середине игры Луи заказал себе пива, и это, похоже, обрадовало мэра, который спросил бокал мюскаде и в конце концов выиграл партию. Шевалье прожил здесь двенадцать лет, а значит, сыграл четыре тысячи бильярдных партий, такое со счетов не сбросишь. На радостях мэр пригласил Луи отобедать. Позади игорного зала оказалось просторное помещение, где стояло полтора десятка столиков. Голые стены почернели от огня в камине. Это старое кафе со смежными залами нравилось Луи все больше. Он бы охотно поставил себе койку где-нибудь в уголке у камина, только чего ради, если Мари Лакаста упала со скалы и обе ее ноги были целы. От этой мысли он помрачнел. Пусть ему не удастся узнать, кому принадлежал этот палец, и все же, черт побери, он не считал, что это пустячный случай.
Усаживаясь за стол, Луи вспомнил совет Марты. Когда перед тобой тип, который сомневается, стоит ли иметь с тобой дело, садись напротив. В профиль ты несносен, заруби это себе на носу, зато лицом к лицу у тебя есть все шансы на победу, если только постараешься и не станешь строить из себя Немца. С женщинами поступай так же, но садись поближе. Луи сел напротив мэра. Поговорили о бильярде, о кафе, об управлении общиной, делах и политике. Шевалье был нездешний, его сюда перебросили. Он считал, что с ним обошлись сурово, отправив в эту бретонскую дыру, но в конце концов он привязался к здешним местам. Луи поделился с ним парой секретов, которые могли заинтересовать мэра. Похоже, застольная стратегия Луи оказалась удачной, и мэр перешел от вялой подозрительности к вялой сердечности и дружелюбию пополам с шушуканьем. Луи умел расположить к себе собеседника. Марта считала, что это довольно мерзко, но приносит несомненную пользу. Под конец трапезы к ним подошел толстый коротышка. Низкий лоб, тяжелое лицо, Луи сразу узнал директора центра талассотерапии, мужа малышки Полины, то есть того самого гада, который ее у него отнял. Они с Шевалье потолковали о расходах и водопроводе и договорились продолжить разговор на неделе.
Эта встреча расстроила Луи. Расставшись с мэром на притворно дружеской ноте, он сначала прогулялся по порту, потом по пустынным улицам, где стояли дома с закрытыми ставнями, чтобы проветрить Бюфо, который совсем неплохо чувствовал себя в сыром кармане. Бюфо был парень покладистый. Вероятно, то же можно было сказать и о мэре. Мэр страшно обрадовался, что Луи покидает Пор-Николя, а Луи все переживал свое разочарование и незаметное для других поражение. Из гостиницы он вызвал такси и велел отвезти себя в жандармерию Фуэнана.
Под вечер Марк Вандузлер сошел с поезда в Кемпере. Уж больно просто все получается. Кельвелер заставил его потратить несколько дней, чтобы выследить пса-падальщика, а завершать дело отправился в одиночку. Нет уж, дудки. Не один Кельвелер не любит оставлять темные истории непроясненными. Он, Марк, тоже никогда не бросал начатое расследование, никогда, потому что терпеть не мог откладывать дела на потом. Конечно, все его изыскания касались Средних веков, но все равно это были расследования. Он всегда досконально изучал архивы, даже самые запутанные. Кропотливое исследование деревенской торговли XI века стоило ему много пота и крови, но видит бог, работа была доведена до конца. Конечно, тут совсем другое дело, гнусное убийство, сказал Луи, но Луи вовсе не владеет монопольным правом на расследование гнусностей. А теперь сын Второй мировой – надо срочно перестать его так называть, а то еще, не ровен час, проговоришься, – сын Второй мировой сам отправился на поиски пса, которого к тому же выследил Матиас. И Матиас был с ним согласен, надо разыскать эту псину. Возможно, именно это больше всего повлияло на решение Марка. Он наскоро покидал вещи в сумку, а Люсьен, историк Первой мировой, взял и все вытряхнул, упрекнув его в неумении складывать вещи. Чтоб ему пусто было!
– К черту! – крикнул Марк. – Я из-за тебя на поезд опоздаю!
– Не опоздаешь. Поезда всегда дожидаются доблестных воинов на Восточном вокзале, это правило останется на века. Женщины плачут, но поезда, увы, уходят.
– Да я не с Восточного вокзала еду!
– Какая разница. Вообще-то ты забыл главное.
Компактно укладывая рубашки, Люсьен кивнул в сторону кипы счетов сеньора де Пюизе.
И в самом деле, Марк рассчитывал поспать в поезде, подложив под голову учетные книги Гуго. Средневековье было его спасением. Когда рядом с тобой десять веков, нигде не пропадешь. Прелесть Средневековья, объяснял Марк Люсьену, в том, что его невозможно исчерпать, даже копаясь в нем тысячелетиями, и это более благодарный труд, чем изучение Первой мировой войны, которую когда-нибудь будешь знать по дням и по часам. Величайшее заблуждение, отвечал Люсьен, Первая мировая – это бездна, это черная дыра человечества, это потрясение, в котором кроется тайна всех катастроф. Историк нужен не для того, чтобы успокаивать людей, а чтобы бить тревогу. Марк уснул между Лорианом и Кемпером.
Такси довезло его до Пор-Николя, он быстро миновал разрушенный порт и разбросанный по берегу поселок, от которого уцелела лишь середина, и пошел пройтись по каменистому берегу. Уже темнело, хоть и на полчаса позже, чем в столице, и он спотыкался на скользких камнях. Начинался прилив, и Марк шагал у кромки воды, спокойный и удовлетворенный, по его волосам стекали струи дождя. По правде сказать, если бы он не посвятил себя Средним векам, то стал бы моряком. Но его ничуть не манили современные суда. А подводные лодки и подавно. Он побывал на «Эспадоне»,[5] лежащем в воде у берегов Сен-Назера, что было крупной ошибкой – в торпедном отсеке его прошиб холодный пот. Ну что ж, он был бы моряком прошлого. Хотя китобойные суда и канонерки тоже его не вдохновляли. Значит, он плавал бы по морям еще раньше, в конце XV века, к примеру, отправился бы искать одну землю, заблудился и открыл другую. Выходит, будь он моряком, все равно никуда бы не делся от Средневековья, чему быть, того не миновать. От этих мыслей Марку стало тоскливо. Ему не нравилось чувствовать себя запертым, загнанным в угол, пусть даже и Средними веками. Десять веков могут быть так же тесны, как десять квадратных метров камеры. Вероятно, это была еще одна причина, которая привела его туда, где кончалась земля, в Finis Terrae, на край света, в Финистер.
Поздно вечером Луи заявился к мэру домой.
Стоя на пороге, Шевалье смотрел на него большими голубыми глазами и бесшумно шевелил вялыми тонкими губами. Похоже, про себя он устало произнес: «вот черт».
– Шевалье, мне снова нужно поговорить с вами.
Выставить Кельвелера вон? Бесполезно, все равно завтра вернется, мэр знал это наверняка. Он впустил его в дом, зачем-то сказав, что жена уже спит, и Луи сел в кресло, которое ему молча указал хозяин. Кресло было таким же рыхлым, как его владелец, таким же оказался спящий на полу пес. Тут, по крайней мере, правило работало. Это был бульдог – крупный кобель, уставший гоняться за бульдожками и считавший, что дело свое он сделал, на этом его собачья служба кончена, и не рассчитывайте, что он станет ворчать, потому что в доме чужой.
– Похоже, ваш пес знает толк в жизни, – сказал Луи.
– Если хотите знать, – ответил Шевалье, устраиваясь на диван, – он никогда никого не кусал и пальцы тоже не отгрызал.
– Неужели никогда не кусался?
– Раз или два, когда был молодой, и то потому, что его раздразнили, – уточнил Шевалье.
– Ну конечно, – согласился Луи.
– Сигарету?
– Да, спасибо.
Некоторое время оба молчали. Луи отметил, что враждебности между ними не возникло. Скорее что-то вроде взаимной договоренности, покорности судьбе, терпимости. Общаться с мэром было приятно, он действовал успокоительно, сказал бы Вандузлер-младший. Шевалье был не из тех, кто делает первый шаг.
– Я наведался в жандармерию Фуэнана, – начал Луи. – Мари Лакаста погибла, раскроив череп о камни.
– Да, мы об этом уже говорили.
– И все-таки у нее не хватает последней фаланги большого пальца левой ступни.
Шевалье не вздрогнул, постучал по сигарете и на этот раз чертыхнулся вслух.
– Быть не может… – пробормотал он, – в рапорте этого нет. Что за выдумки?
– Сожалею, Шевалье, но в рапорте это есть. Не в том, который вы мне показали, а в другом, который за ним последовал. Медэксперт составил его в понедельник, и его копию выслали вам во вторник с пометкой «лично». Да, я не уполномочен вести расследование, но почему вы мне ничего не сказали?
– Да потому что я не получал этого рапорта! Минутку, дайте подумать… Наверно, он пришел в среду или четверг. В среду я был на похоронах Мари Лакасты, потом уехал в Париж. Потом сплошные заседания в сенате до субботы. Я вернулся в воскресенье, а сегодня утром в мэрии…
