— Я не могу пойти на это, малыш. — Энтони вернул ей лист с перечислением достоинств дома, но Мэри швырнула его на пол.
— Женщины заключают сделки каждый день, и никто не считает это странным!
— Это не просто сделка. Ни один мужчина в мире не будет чувствовать себя на своем месте при таком раскладе.
— Я знаю одного, кто мог бы так себя чувствовать! — гневно выпалила Мэри, не став объяснять, кого она имеет в виду. Энтони покраснел, и в его темных глазах блеснула горечь.
— Я — не он, и я не буду покупать этот дом.
— Ну а я стану партнером в юридической фирме, где буду получать не меньше, чем сейчас, так что можешь себя прекрасно чувствовать.
Энтони смешался, и даже Мэри не могла поверить в то, что она брякнула. Это было правдой, но говорить так не стоило — пока она сама еще не верила, что обретет этот статус.
— Ну, тогда и покупай его, партнер. — Энтони повернулся и вышел из спальни. Его шаги эхом отдавались в большом пустом доме.
Бенни снова и снова старалась расширить маленькую яркую дырочку. Клыки животного разгрызли дерево вокруг нее, и от крышки вдоль трещины стали отлетать щепки. Она засунула пальцы в отверстие и стала отчаянно, не обращая внимания на боль, рвать древесину. Она расширила дыру, и этот золотой кружок стал ее личным маленьким солнцем.
Он был размером в дайм,[23] а она старалась сделать его подобным квотеру.[24] Она должна добиться своего до того, как снова появится животное. Ее лицо покрывала испарина, тело было залито потом, и, хотя она могла дышать, воздух в ящике становился все горячее. Бенни продолжала все сильнее бить по крышке, и внезапно что-то упало ей на лицо. Она моргнула и невольно дернулась. Похоже, это была грязь — и тут она все поняла.
Я погребена заживо.
Бенни заставила себя не впадать в панику. Она снова начала бить по крышке, но ее руки были окровавлены, и каждый удар отзывался болью. Так что она запустила руку за голову и резко рванула воротник рубашки. Она рывками разорвала ее до пояса и сделала из кусков ткани что-то вроде бинтов. Ими она стала обматывать правую руку, подбородком прижимая материю к открытым ранам. От боли у нее выступили слезы на глазах, но она не останавливалась.
Ей придавали силы мысли о Грейди. Если она выберется живой отсюда, она позвонит ему и скажет, что он для нее более важен, чем работа, чем что-либо иное. Что она думает о нем каждый день, что он всегда у нее в мыслях, что однажды она позвонила ему в офис и, словно девочка-подросток, положила трубку. Она даже искала его в Гугле, чтобы знать, какими делами он занимается, она читала в Сети его статьи. Она попросит его вернуться.
Она сунула палец в дырку, чтобы как-то расширить ее — ухватилась за ее край и стала дергать вверх и вниз, чтобы отламывать по щепке. У нее не было иного способа, и забинтованной рукой она снова и снова наносила удары по крышке, подгоняемая отчаянным желанием выжить.
И памятью о любви, которую оставила в прошлой жизни.
— Привет, я Бенни Росатто, у вас здесь моя собака Медведь. — Эллис стояла у окошка приемной вместе с Грейди, а из-за пластикового щитка с ними разговаривал студент-ветеринар. Он был молод, с тонкой черной козлиной бородкой, с татуировкой на шее, из чего Эллис сделала вывод, что он был не самым лучшим вузовским выпускником.
— Подождите, вы та самая Бенни Росатто? — спросил он, и его темные глаза вспыхнули. — Моя подружка учится в юридическом колледже, и в прошлом году она слушала ваш курс об апелляционном законодательстве. Вы ей так понравились! Ее имя Шерри Куатерье. Вы ее помните?
— Дайте-ка минутку подумать.
— Темные волосы, дреды. Она с Ямайки.
— Ну, конечно. Шерри. Передайте ей привет от меня.
— Я обязательно скажу ей, и она будет просто в восторге. Давайте я пойду посмотрю, что с вашей собачкой. — Студент-ветеринар вскочил. — Почему бы вам не присесть?
— Спасибо. — Эллис повернулась и вместе с Грейди вышла в приемную, которая была совершенно пустой, если не считать дамы с пластиковой кошачьей клеткой на коленях.
Они расположились на гнутых пластиковых стульях у стены с мемориальными табличками в честь кошек и собак.
Грейди заметил, что Эллис смотрит на них.
— Не читай. Они навеют на тебя грусть.
— Я знаю. — Сплошная потеря денег.
— Я собирался уехать сегодня вечером, но решил побыть еще пару дней. Медведь и Эллис должны вернуться в твою жизнь, и что я буду за друг, если улечу сейчас из города?
Нет!
— Но разве ты не должен быть где-то в другом месте?
— Завтра у меня дело в Питтсбурге, связанное с продажей магазина, но им может заняться мой партнер. Я скажу ему, что это семейное дело и его надо провернуть побыстрее. Да и кроме того, со мной ноутбук, и я могу работать в любом месте. Дай мне какой-нибудь кабинет в офисе, и я буду прекрасно себя чувствовать.
Эллис припомнила поговорку, что врагов надо держать как можно ближе к себе, и с благодарностью посмотрела на него.
— И ты в самом деле ради меня способен на это?
— Конечно. — Грейди наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. И тут открылась дверь с надписью «Только для персонала». Вышел ветеринар и направился к ним. Он нес пюпитр с зажимом. У него было серьезное выражение лица, и у Эллис появилась надежда.
— Как он? — спросила Эллис, вставая. То же сделал и Грейди, обнявший ее за плечи.
— Прошу вас. — Ветеринар взмахом руки показал им на стулья. — Садитесь, пожалуйста.
Плохие новости!
Эллис опустилась на стул вместе с Грейди, который продолжал обнимать ее.
— У него гематома в области селезенки, что явилось результатом падения. Она не проявилась при рентгеноскопии, но ее установило ультразвуковое сканирование. Мы можем провести операцию, но не исключено, что она вызовет серьезные осложнения, особенно у животного в его возрасте. Я не могу утверждать, что он переживет ее, да и операция довольно дорогая. Она стоит от трех до пяти тысяч долларов.
О, черт, нет. Усыпите его. Если не вы, то это сделаю я. У вас есть гибкая трубка?
— По нашим данным, у вас нет никакой страховки. Я не знаю, хотите ли вы пойти на такие расходы. — Ветеринар серьезно посмотрел на Эллис. — Вы можете предоставить его судьбе или через окно операционной наблюдать за процессом и надеяться на благоприятный исход, хотя шансы очень невелики. Да, это трудное решение.
Особо задумываться тут не приходится. Эллис сделала вид, что она мужественно сдерживает слезы. Грейди наклонился к ветеринару.
— Док, вы на нашем месте пошли бы на это?
— Люди часто задают нам такие вопросы. — Ветеринар грустно улыбнулся. — Медведь не моя собака, но я знаю, как вы любите его. Любое решение, которое вы примете, будет правильным, однозачного ответа не существует.
Все ясно. Эллис была готова опустить большой палец вниз — жест, который решит судьбу этой шавки.
— Можем мы увидеть его? — спросил Грейди.
Только потеряем десять минут.
Из приемной ветеринар провел их в большой зал, уставленный операционными столами с медицинским инструментарием; ветеринары в белых халатах и зеленых шапочках занимались животными, сидящими в клетках вдоль стен.
— Где он? — спросил Грейди, и Эллис подалась назад, изображая безутешную мать.
— Вот. — Ветеринар показал на одну из больших клеток, где на белой подстилке лежал Медведь. Глаза его были закрыты, а из передней лапы тянулась трубка к бутылочке, прикрепленной к прутьям клетки. Он выглядел полумертвым, и Эллис воспрянула духом.
— Бедный парень. — Грейди подошел к клетке и опустился на колени.
— Я вижу. — Эллис стояла у него за спиной и старалась выжать из себя слезы. Через минуту у нее уже были влажные глаза.
— Медведь? — тихо позвал его Грейди, и пес медленно поднял голову и посмотрел на них. И тут он внезапно рванулся, рявкнул в ужасе и попытался встать. Его задние лапы подкосились, а передние запутались в подстилке — и трубка вырвалась.
Эллис понимала, что так он отреагировал на нее, Грейди вскочил на ноги и кинулся к ветеринару с просьбой успокоить собаку. На помощь ему поспешили два фельдшера.
— Грейди, отойди, — сказала Эллис. — Он не помнит тебя. Ты пугаешь его. Давай уйдем отсюда. — Она взяла Грейди за руку и через двойные двери торопливо вытащила его в приемную.
— Мне так жаль. — Раскрасневшись, Грейди рукой откинул волосы назад. — Я думал, он узнает меня.
— Не переживай. Может, все дело в лекарстве, которое ему дали?
— Нет, дело было во мне. — Грейди огорчился, как ребенок, и Эллис захотелось прямо здесь страстно, пустив в ход язык, поцеловать его.
