Элизабет резко остановилась, пытаясь отдышаться.
— Подождите!
— Что такое?
— Еще пять минут назад вы были в сомнениях. Так что же изменилось?
Томас слегка укусил изнутри одну щеку, потом другую, словно раздумывая, сообщить ли о своей догадке.
— Кажется, я понял, — сказал он.
— Что?
— Как именно мы здесь оказались.
Безумие — вот что он у себя подозревал.
Он думал, что рассудок у него помутился вследствие очередного приступа тревоги и в результате он слетел с катушек. Ни Элизабет, ни кто-либо из остальных этого не заметили, но почти два часа он боролся сам с собой, чтобы вернуть себе ясность сознания.
Это было не в первый раз. Достаточно было вспомнить смерть Джимбо.
Джимбо тогда был год, Томасу — семь. По «собачьему счету» они были ровесниками. Его четвероногий приятель, маленький золотисто-белый ретривер с черным пятном на мордочке, весело скакал вокруг музыкального киоска на Олд-Плаза… Том ненадолго спустил его с поводка, чтобы тот побегал вволю. Домашняя кошка, оказавшаяся неподалеку, тут же помчалась на другую сторону Норт-Лос-Анджелес-стрит, и Джимбо припустил за ней как сумасшедший, мимо пожарной части и дальше, совершенно непредсказуемым маршрутом. Машина, ехавшая по улице, задела его и отбросила на тротуар. Удар был не слишком сильный, но Джимбо распластался на асфальте и лежал неподвижно.
Томас помнил, как почти час просидел рядом с Джимбо, обнимая его и прижимая к себе. Это была его первая встреча со смертью, и ему казалось, что земля разверзлась у него под ногами. Странным образом его отчаяние переросло в физическое страдание — голова стала буквально раскалываться от пульсирующей, все нарастающей боли. Первый в жизни приступ мигрени…
Он не помнил, как его нашел отец. Не помнил, что понадобилось несколько человек, чтобы отобрать у него тело пса.
Он полностью отключился от происходящего.
После того как первый шок прошел, Томас почувствовал себя полным кретином. Так страдать из-за обычного пса — он находил это смешным. И тогда он решил выковать стальную броню для своей души. В семь лет он поклялся себе, что всегда будет стойким и никогда не будет несчастным. Но, разумеется, это ему не удалось.
Он пережил еще немало таких моментов. И разумеется, бессчетное количество мигреней. Как говорил Фостер Линкольн, его отец: «Не горюй, сынок, если споткнулся на одной ступеньке, найдется еще много других, по которым можно карабкаться». Вспоминая об этом сейчас, он думал о том, что его старик оказался чертовски хорошим прорицателем.
Карабкаться — да, это Томас умел делать лучше всего.
Он вернулся в часовню, чтобы заняться остальными. Не то чтобы с большой охотой — изображать сиделку ему совсем не улыбалось. Но Карен была права: только он сейчас мог ободрить их, сдержать панику. Поскольку, если их охватит паника, эти самые обычные мужчины и женщины могут стать очень опасными. Доктор Уэлш это знала. Знал и сам Томас.
Она логично мыслит. Она умнее тебя, признай это. А ты что думал? Что после всех этих лет она с плачем бросится к твоим ногам и будет умолять о прощении? Ты посмотри на нее: она предала тебя, но это не мешает ей держаться как ни в чем не бывало.
Итак, он принялся за работу, обходя всех поочередно. Улыбка, хлопок по плечу, беглый осмотр повреждений (несколько ожогов, несколько синяков, в целом ничего страшного). Следующий. Никакой болтовни. Деловитость и сосредоточенность.
О, этот доктор Линкольн, король блефа.
Он даже нашел время, чтобы помочь Сесилу обыскать автобус — точнее, то, что от него осталось. К сожалению, не нашлось никаких средств связи: приемник представлял собой лишь мешанину пластмассовых осколков и проводков, чем-то напоминая полусгоревшее елочное украшение. Зато несколько чемоданов оказались почти не повреждены.
Тогда Леонард Штерн и придумал рассортировать все найденное на три части, в зависимости от степени сохранности.
Этим занялись Нина Родригес, Виктор Каминский и Джин Леблан.
Элизабет спала. Перл блевала. Питер что-то рисовал своей ручкой-указкой.
И все это время Томасу удавалось держаться с апломбом и избегать вопросов. Что не мешало ему задавать вопросы самому — о том о сем. Кое-что у него в голове начало проясняться.
По крайней мере, он выяснил, что несколько человек не сохранили вообще никаких воспоминаний о прошлой ночи. Сам он тоже чувствовал себя как с похмелья и с трудом мог вспомнить отдельные события. Но чтобы вся группа?..
Никто не помнил ни заправочной станции, ни психопата в шлеме-маске. Да и сам Томас чем больше старался восстановить четкую последовательность событий, тем меньше чувствовал, что ему это удается. Из-за этого, а также из-за того, что он не находил никаких объяснений случившемуся, его тревога все росла.
Наиболее вероятным казалось предположение, что речь идет о дурацкой шутке. По какой-то неизвестной причине все остальные объединились против него и разыграли перед ним эту комедию. Гребаный фарс на самом деле. Но в этой версии были и нестыковки. У Томаса выработалась привычка к критическим ситуациям — он много лет проработал на «Скорой помощи». Он не забыл поведение своих пациентов — их тревогу, агрессивность или фальшиво-равнодушную манеру в те моменты, когда их одолевал страх смерти. Некоторые словно отрешались от происходящего, надолго засыпали или переставали разговаривать. Это были типичные эмоции, и подделать их было бы не так просто. После нескольких часов наблюдений Томас убедился — люди вокруг него ничего не симулировали.
Это заставило его перейти к следующей гипотезе.
«Линкольн, вы хорошо себя чувствуете?» — спросила Карен.
Камерон выразился еще более откровенно:
«Не знаю, кто тут на самом деле в шоке».
Гипотеза номер два: он — и только он один — стал жертвой галлюцинации.
Если слишком долго мешать таблетки со спиртным, мозги превращаются в кашу. Это все знают.
Он обхватил голову руками, помассировал ноющий затылок и попытался представить себе ситуацию, не прибегая к спасительным уловкам.
Значит, спустя столько лет это все же случилось? Это и в самом деле конец пути? Психушка? Нет, заключил он в конце концов. Тот тип действительно вошел в автобус, действительно напал на них, и никто не отреагировал — все были под действием снотворного. Но он не убил никого, кроме шофера. И после этого никто не мог ничего вспомнить. Все они проснулись здесь. Последовательность событий казалась невероятной, но так оно все и было на самом деле.
Как же это объяснить?
И вот тут возникала третья гипотеза — ее недавно высказала и Элизабет. Самая простая мысль. И самая логичная, по сути. Оставалось только, во-первых, проверить ее; во-вторых, объявить о ней, постаравшись не посеять всеобщую панику; в-третьих, как можно быстрее сделать и то и другое.
Потому что Томас был прав — их жизни отныне висели на волоске.
Он распахнул дверь ударом ноги. Комната была погружена в темноту. Он поставил чемоданы на покрытый пылью пол, рядом с крошечным прямоугольником света, падающего снаружи.
— Расположимся здесь.
Томас подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и воспользовался этим временем, чтобы растереть затекшую поясницу. Казалось, каждый чемодан весит целую тонну. За то время, что они пересекали улицу, его рубашка пропиталась потом, как губка — водой.
Он пошарил по стене, нащупал выключатель и пощелкал им. Безуспешно. Разумеется, никакого электричества здесь не было. Он уже убедился в этом, но все-таки решил попробовать еще раз.
Оба окна были закрыты — на одном висели громоздкие жалюзи, наверняка еще со времен Второй мировой войны, во втором кусок фанеры, прикрепленный к раме с помощью скотча, заменял отсутствующее стекло.
«Отель первого класса», — невольно промелькнуло у него в голове.
Комната была пропитана запахом прогорклого масла. Здесь была барная стойка, три стола, на полу валялись опрокинутые стулья. По стенам висели плакаты с голыми девицами. Ну и конечно, здесь был неизбежный музыкальный автомат.
Томас услышал слабый шорох и замер, прислушиваясь. Но оказалось, что это всего лишь ставня на одном из окон. Жаль. Если бы под окном завыл койот, это удачно дополнило бы общую картину.
Он обернулся к остальным.
— Сожалею, ребята, но ничего похожего на «Хилтон» здесь, кажется, нет. Однако у меня есть и хорошая новость: кажется, никакие соседи не будут нам докучать. Ну что, располагаемся?
Виктор Каминский недоверчиво покачал головой.
— Здесь? Вы что, смеетесь?
Ленни слегка кашлянул.
— Думаю, ничего страшного. Есть места и похуже. Морг, например…
— Это место скорее похоже на дом с привидениями, — заметила Элизабет. — Как в «Скуби-Ду».
