В салоне наступила тишина. Люди сидёли молча в креслах, не отрывая взгляда от аукциониста. В воздухе ощущалось определенное напряжение, и по мере того, как ставки становились выше, напряжение возрастало. Это не было забавой или шуткой; в этом можно было убедиться, видя взгляд, который бросал один из участников на другого, поднявшего свою ставку, — может быть, и с улыбкой, но только на губах, глаза же оставались сосредоточенными и совершенно холодными.
Номер пятьсот двенадцать пошел за сто десять фунтов. Следующие три или четыре номера были проданы примерно за ту же сумму.
Судно тяжело ворочалось, и каждый раз, когда оно накренялось, деревянные панели стен скрипели, как будто вот-вот разойдутся. Пассажиры держались за ручки кресел, сосредоточенно следя за ходом аукциона.
— Нижний филд! — выкрикнул аукционист. — Следующий номер — нижний филд.
Мистер Ботибол выпрямился на стуле и напрягся. Он решил, что подождет, пока другие кончат делать ставки, потом вступит и назовет последнюю цену. Он полагал, что дома на его счету в банке должно быть по крайней мере пятьсот долларов, вероятно, около шестисот. Это составляет около двухсот фунтов — больше двухсот. Больше такой суммы этот номер не потянет.
— Как все вы знаете, — говорил аукционист, — нижний филд охватывает все номера ниже меньшего номера в серии, в данном случае любой номер меньше пятисот пяти. Значит, если вы считаете, что это судно за двадцать четыре часа, кончая завтрашним полуднем, покроет менее пятисот пяти миль, вам имеет смысл вступить и сделать ставку. Итак, какие предложения?
Ставки достигли ста тридцати фунтов. Очевидно, что и другие, помимо мистера Ботибола, заметили, что погода плохая. Сто сорок… пятьдесят… Здесь остановка. Аукционист поднял свой молоток.
— Сто пятьдесят — раз…
— Шестьдесят! — крикнул мистер Ботибол, и все лица в салоне повернулась к нему.
— Семьдесят!
— Восемьдесят! — выкрикнул мистер Ботибол.
— Девяносто!
— Двести! — выкрикнул мистер Ботибол. Теперь он не остановится — ни за что!
Наступила пауза.
— Кто больше двухсот фунтов?
«Сиди спокойно, — сказал он себе. — Сиди абсолютно спокойно и не поднимай глаз. Это к неудаче, поднять глаза. Не дыши. Никто не перебьет твою ставку, пока ты затаил дыхание».
— Двести фунтов — раз… — У аукциониста была розовая лысая голова, на макушке блестели мелкие капли пота.
— Два… — Мистер Ботибол не дышал.
— Три… Продано! — Аукционист ударил молотком по столу. Мистер Ботибол подписал чек и передал его помощнику аукциониста, потом уселся на стул ждать окончания. Он не хотел идти спать, пока не узнает, каков пул.
Они подсчитали пул после того, как был продан последний номер, и сумма составила две тысячи с чем-то фунтов. Девяносто процентов отходят выигравшему, десять — на благотворительность в пользу моряков. Девяносто процентов от шести тысяч — это пять тысяч четыреста. Что ж, этого достаточно. Он сможет купить линкольн, и еще кое-что останется. С этой приятной мыслью он ушел, счастливый и возбужденный, в свою каюту.
* * *
Когда мистер Ботибол проснулся на следующее утро, он несколько минут лежал совершенно неподвижно с закрытыми глазами, ожидая услышать шум ветра, ощутить крен судна. Никакого шума ветра не было, и судно не качалось. Он вскочил и выглянул в иллюминатор. Море — о боже! — было гладким как зеркало, большое судно двигалось быстро, очевидно, наверстывая время, потерянное за ночь.
Мистер Ботибол отвернулся от иллюминатора и медленно опустился на край койки.
Под кожей живота забегали тонкие электрические иголки страха. Теперь у него нет надежды. Наверняка выиграет один из верхних номеров.
— О мой бог! — проговорил он вслух. — Что мне делать?
Что, например, скажет Этель? Просто невозможно сказать ей, что он истратил почти все их двухлетние сбережения на судовом аукционе. Но и скрыть это тоже невозможно. Для этого пришлось бы сказать ей, чтобы она прекратила расплачиваться чеками. А что делать с ежемесячными взносами за телевизор и Британскую Энциклопедию? Он уже видел гнев и презрение в глазах жены, из голубых они превращаются в серые и сужаются, как это всегда бывает, когда они становятся злыми.
— О боже! Что мне делать?
Было бессмысленно притворяться, что теперь у него оставался хоть малейший шанс. Если только проклятый корабль не начнет двигаться назад. Чтобы сейчас появился хоть какой-то шанс выиграть, нужно развернуть судно, идти полным ходом назад и так продолжать. А что, может, ему попросить капитана именно это и сделать? Предложить десять процентов прибыли. Предложить больше, если он этого захочет. Мистер Ботибол начал хихикать. Потом вдруг, остановился, глаза и рот широко раскрылись, ибо поразительная идея осенила его именно в этот момент. Она овладела им сразу и полностью, и он вскочил с постели невероятно возбужденный, подбежал к иллюминатору и опять выглянул. А что, подумал он, почему бы и нет? Почему в самом деле нет? Море было спокойно, и он без всяких трудностей мог бы продержаться на воде, пока его не подберут. У него мелькнуло смутное ощущение, что кто-то когда-то это уже делал, но его это не остановило. Судно должно будет остановиться и спустить шлюпку, шлюпка должна отплыть назад, может быть, на полмили, чтобы забрать его, и потом она должна вернуться на судно и быть поднятой на борт. Это все займет по крайней мере час. Час — это 30 миль. Суточный пробег снизится на тридцать миль. И этого будет достаточно. Тогда наверняка выиграет нижний филд. Конечно, если он сделает так, чтобы кто-то наверняка видел его падающим за борт; но это будет нетрудно устроить. И лучше надеть легкую одежду, что-нибудь, в чем легко плавать. Спортивную, вот что. Он оденется, как будто собирается поиграть в теннис на палубе — только рубашку, шорты и теннисные тапочки. И оставить часы в каюте. Сколько времени? Пятнадцать минут десятого. Чем скорее, тем лучше. Сразу же за дело и покончить с этим. Да и необходимо провернуть все поскорее, потому что полдень — контрольное время.
Когда мистер Ботибол вышел на верхнюю палубу, одетый по-спортивному, он испытывал страх и возбуждение. Его маленькая фигурка была широкой в бедрах и сужалась кверху, переходя в крайне узкие покатые плечи, так что напоминала, по форме, во всяком случае; кеглю; бледные худые ноги были покрыты темными волосами.
Он вышел на палубу настороженно, мягко ступая в теннисных тапочках, и нервно огляделся. В поле зрения был только один человек, пожилая женщина с толстыми лодыжками и неимоверных размеров ягодицами, которая, облокотись о перила, смотрела на море. На ней было каракулевое пальто с поднятым воротником, так что мистеру Ботиболу не было видно ее лица.
Он постоял, внимательно рассматривая ее издали. Да, сказал он себе, она вполне подойдет. Вероятно, поднимет тревогу так же быстро, как и любой другой. Но подожди минуту, Уильям Ботибол, не торопись. Помнишь, что ты себе говорил несколько минут назад в каюте, когда переодевался? Помнишь это?
Мысль о прыжке с судна в океан за тысячу миль от ближайшего берега сделала мистера Ботибола — довольно осторожного человека — необыкновенно предусмотрительным. Пока что он совсем не был убежден, что эта женщина, которую он сейчас разглядывал, абсолютно точно поднимет тревогу, когда он прыгнет. По его мнению, существовали две возможные причины, по которым она могла бы подвести его. Во-первых, она может оказаться слепой или глухой. Это маловероятно, но, с другой стороны, не исключено, и зачем рисковать? Все, что ему нужно сделать, — это проверить, предварительно поговорив с ней. Во-вторых — и это показывает, каким подозрительным может стать человеческий ум, когда он подстегивается инстинктом, самосохранения и страхом, — во-вторых, ему пришло в голову, что эта женщина сама может оказаться обладателем одного из верхних номеров в пуле и как таковая может иметь вескую финансовую причину быть незаинтересованной в остановке судна. Мистер Ботибол вспомнил, что люди убивали себе подобных за значительно меньшие суммы, чем шесть тысяч долларов. В газетах это описывается каждый день. Так что зачем рисковать и в этом случае? Проверь прежде. Удостоверься во всем. Выясни это в легкой вежливой беседе. И тогда, если женщина к тому же окажется приятным, добрым человеком, дело решено и он может прыгнуть за борт с легким сердцем.
Мистер Ботибол — небрежно двинулся в сторону женщины и остановился рядом с ней, облокотившись о поручни.
— Хэлло! — сказал он приветливо.
Она повернулась и улыбнулась ему неожиданно милой, почти прекрасной улыбкой, хотя само лицо было совсем некрасивым.
— Хэлло! — ответила она ему.
«По первому вопросу галочка, — сказал он себе. — Она не слепа и не глуха».
— Скажите мне, — сказал он, сразу переходя к делу, — как вам понравился вчерашний аукцион?
