Минута напряженной тишины, слышны тихие стоны. Наконец собеседник ответил тонким петушиным голосом. Видимо, кричала не женщина, этот самый мужик, которому бы в хоре тенором петь.
— Ничего, зато чужие мужики не станут клеиться, — человек засмеялся странным булькающим смехом. — Так мне спокойнее будет.
— Николай, друг мой хороший… Ну, что мне сделать, чтобы ты открыл свою паршивую пасть. И сказал несколько слов, которые я хочу услышать.
— Ни хрена… Ни хрена ты не добьешься. Только кровью испачкаешься.
— Я не гордый. И не брезгливый.
— Ты крутой, мать твою. Хочешь казаться крутым.
— Мне это все говорят. Давай к делу.
Бобрик мертвой хваткой зажал в потной ладони рукоятку ножика, но, спохватившись, закрыл его и сунул бесполезную вещь в карман. Привстав, заглянул внутрь через оконный проем. Сарай освещен автомобильными фарами. Земляной пол завален кирпичной крошкой, каким-то мусором. В ворота заехали светлый фургон «Фольксваген»и темный БМВ, вовсе не «ауди». Четверо мужчин перетаскивали и складывали в грузовом отделении «Фольксвагена»продолговатые ящики, сколоченные из потемневших досок. Люди не торопились, потому что никуда не опаздывали.
Метрах в пятнадцати от окна лежал мужчина без штанов и нижнего белья. Из одежды только майка, задранная до подбородка. На груди и бедрах потеки крови и темные полосы грязи. Рот черный, как гнилое дупло, будто человек уже успел проглотить все выбитые зубы. Мужик находился в беспомощном положении: запястья то ли связаны проволокой, то ли скованы наручниками. Руки заведены за голову и прикручены к опорному столбу. Бобрик щурился от света автомобильных фар, стараясь разглядеть лицо жертвы.
У противоположной стены наискосок от окна сидел мужчина. Он привалился спиной к стене, широко расставил ноги, козырек серой кепки сполз на глаза, подборок опущен на грудь. Человек утомился после трудного дня и выбрал минутку, чтобы подремать. Так могло показаться, если бы не лицо мужчины, распухшее и посиневшее от побоев. Пуговицы светлой сорочки, от ворота до живота залитой кровью, оторваны, на голой груди отчетливо видны глубокие отметины ножевых ранений. Еще один человек лежал возле кучи мусора. Этот был еще живой. Согнув колени и подтянув ноги к груди, он окровавленными ладонями держался за живот и едва слышно стонал. Своими стонами он не вымаливал пощады, но молча терпеть боль не мог.
— Не будет никакого дела, — сказал Николай. — Я лучше сдохну, мать твою…
— Заткнись. И не хрена тут свое дерьмо разбрасывать. Тупой идиот. У меня нет настроения валять дурака и заниматься херней.
Человек, сидевший на корточках, разговаривал и набирал в ладонь грязноватый песок, а потом сыпал эту гадость на грудь раненого. Но вот мужик бросил свое занятие, обернулся назад, приподнял руку. Кто-то вложил в открытую ладонь отвертку с массивной рукояткой. Короткий замах, и кончик отвертки вошел в икроножную мышцу лежавшего на земле человека. Вскрикнув, Николай завертелся, будто под зад подложили горячую сковородку, он выгибал спину, мычал и тянул руки вниз, словно надеялся разорвать проволоку. Люди, закончив с погрузкой ящиков, встали в стороне.
Гудков дернул Бобрика за локоть вниз.
— Ну, чего там?
— Одного мужика натурально режут, — прошептал Бобрик. — А двое уже кажется того… Отмучались. И еще какие-то ящики перетаскивали в фургон.
— Сколько их там?
— Ящиков?
— Людей, придурок.
— Я видел пятерых. Все, надо сваливать. Иначе и нас тут положат рядом с теми мертвяками. Спустимся к мотоциклам, тихо скатим их к дороге. И по газам. До ментов доедем, а там…
— Подожди, Боб, — покачал головой Гудков. — Я быстро гляну. И уходим.
Он приподнялся, осторожно заглянул в сарай.
— Спокойно. К чему лишний шум? — человек в темной куртке снова поднял отвертку над головой, но не ударил. — До утра времени много. Мы все успеем. Кстати, где бабло, которое ты от меня получил?
— До денег тебе не добраться, — превозмогая боль и страх, человек старался выглядеть достойно. — Они на депозите. Банковский договор заключен так, что снять их в этом году нельзя. Короче, ты их не увидишь.
— Я с этим смирился. Ну, твое решение. Я жду.
В ответ молчание. Человек бросил отвертку на землю. Распахнув куртку, вытащил сапожный нож с широким скошенным клинком. Николай снова закричал. Крик оказался таким долгим и громким, что, кажется, заложило уши.
— Хорошо, забирай свое дерьмо, — крикнул Николай. Хрен поймешь: то ли он больше не мог бороться с болью и самим собой, то ли в голову пришла спасительная идея. — Это в моем доме в Сергиевом Посаде.
— Адрес, мать твою? Адрес дома?
Николай назвал адрес и добавил:
— Вскроешь доски пола на веранде. Там все найдешь.
— Ну вот, так бы сразу.
— Только учти: ты не сможешь меня замочить. Не сможешь… Потому что мои слова еще нужно проверить. А если эта хрень в другом месте, не там, а? Вдруг я тебя натянул? Если кидняк? Нет, мочкануть меня нельзя.
Николай не мог говорить дальше, он закашлялся, плюнул кровью на голую грудь.
— Ты хочешь сказать, что я повезу тебя в Серьгиев Посад? В таком состоянии? Ты все равно не доедешь. По дороге кровью изойдешь.
— Надо всего лишь наложить повязки. Раны ерундовые. Всего лишь глубокие царапины. Кровищи много, но артерии не задеты. Я крепкий. Мне ведь положены премиальные за эту информацию. Я хочу еще немного попыхтеть на этом свете.
Человек в темной куртке выразительно поморщился и сплюнул сквозь зубы.
— Брось, не в жилу сейчас это качалово. Ты сам себя закопал. И не о чем базарить. Мы все проверим здесь и сейчас. Ни один дятел в твоем положении не станет врать.
— Не надо, — тонкий голос, кажется, готов лопнуть, как перетянутая струна. — Я правду сказал. Не надо. Только не делай этого. Нет, мать твою, сука. Лучше пристрели меня… Хватит…
Гудков присел на корточки, дальше смотреть не мог. Крики, наверное, слышны на другом конце поля. Но вот голос сделался тише. Мужчина матерился, повторял слово «правда»и просил его пристрелить. Минутная тишина. На этот раз закричал тот мужик с приятным баритоном.
— Эй, кто-нибудь, дайте топор. Ну, что вы стоите, как соляные столбы. Кто-нибудь, мать вашу, дайте топор. Скорее.
Хлопнули дверцы автомобиля. Послушались странные звуки, будто на каменный пол несколько раз уронили большой качан капусты. Человек завыл по-собачьи и замолчал, наверное, вырубился. Бобрик слушал какие-то вопросы, но вместо ответов доносились странные булькающие звуки. От волнения он перестал разбирать слова.
— Фу, блин, сейчас меня вывернет вчерашним обедом, — Гудков хотел сплюнуть, но не мог, в горле пересохло, как в пустыне перед сезоном дождей. — Пошли, отсюда на хрен… Пока целы.
Гудков, сжимая в руке арматурный прут и согнувшись пополам, стал отступать в темноту. Бобрик, шепотом матерясь, поплелся следом. Вот же приключение, пропади оно пропадом. До молодых березок оставалось буквально пять шагов, когда ниоткуда, словно соткавшись из ночного мрака, появилась человеческая фигура. Среднего роста мужик, видимо, из этой самой компании, коротая время, бродил вокруг сарая или отливал на молодые деревца. И нос к носу столкнулся с Петькой Гудковым, идущим впереди.
***
Бобрик, даже не успевший испугаться, видел все происходящее слишком плохо. Месяц снова спрятался за тучу, а двух шагах от сарая уже начиналось полоса почти непроглядной темноты. Человек, попятился, сунул руку под пиджак, видимо, таскал ствол в подплечной кобуре. Но Петька не дал противнику вытащить пушку, он резко занес над головой железный прут и рубанул им, как топором, сверху вниз. Противник, спасаясь от удара, успел выставить вперед предплечья, вскрикнул от боли. Петька снова ударил, на этот раз наотмашь сбоку, по голове. От этого удара не было спасения.
— А-а-а, — человек опустился на колени, схватившись за голову, замер, словно ждал нового удара. — А-а-а-а…
Петька бросил кусок арматуры и, сломя голову, понесся вниз по склону. Бобрик, перепрыгнув человека, растянувшегося на земле, бросился следом. Он мчался вниз, ускоряясь на бегу, слыша за спиной крики того мужика, чьи-то голова и возню. Через несколько мгновений все звуки пропали, только ветер свистел в ушах, и сердце молотилось в груди, как собачий хвост. Бобрик видел перед собой темную спину Гудкова и мысленно молился о том, чтобы приятель не перепутал направление движения. И еще чтобы самому не споткнуться. Стоит только растянутся на земле, потерять несколько секунд, и его шансы выбраться живым из этой истории из выигрышных превращаются в сомнительные.
Спиной Бобрик угадывал какое-то движение. Что делают те парни из сарая? Уже бросились вдогонку или прицеливаются, чтобы шмальнуть, пуля быстрее догонит. Он не успел додумать мысль, резко остановился, едва не налетев на Гудкова. Тот ползал по земле, запихивая в сумку вещи, которые недавно вытряхнул, и шептал:
