– Можно себя потрогать? – наконец едва слышно спросил мальчик.
Мужчина хотел улыбнуться – и не стал этого делать.
– Можно, – разрешил он.
Он испытал облегчение. Они все об этом просят, это – норма. Стало быть, все идет, как положено, и незачем паниковать.
Мальчик неуверенно поднял левую руку, дотронулся пальцами до головы и принялся осторожно ими двигать, точно пытаясь нащупать зудящее место. На лице его было написано выражение блаженства и растерянности. Он не первый раз пытался найти причину того, что так ошеломляло его после нажатия кнопки, и всякий раз ничего не обнаруживал, кроме своих коротко стриженных волос, кожи и твердой кости под нею.
Он понимал, что все дело в серебристом ободке. Ведь когда ободка на нем не было, нельзя было вызвать те странные ощущения, которых он так боялся и которые так ждал.
Но ведь что-то же должно было оставаться и на нем! Он же чувствовал, как его голова в том месте, где он ее сейчас трогал, становилась после нажатия кнопки чувствительной, как подживающая коленка. Но на коленке, он точно знал, была шершавая корочка, и когда он ее почесывал, по всему телу пробегали щекотные, болезненно-приятные волны.
Быть может, все-таки что-то появилось на голове и исчезало сразу после того, как снимали ободок. Но как в этом убедиться? Трогать голову и пуще того ободок во время игры – то, что они делали, называлось Игрой – было строжайше запрещено. За это было обещано самое суровое наказание, и мальчик, хотя и порывался поначалу нарушить правила, тем не менее ни разу не отважился этого сделать. Он не хотел, чтобы его мама, которую он ни разу не видел и с которой так мечтал встретиться, рассердилась на него и не приехала никогда, и потому он, сдерживая желание потрогать голову, изо всех сил сжимал подушечку стула, на котором сидел.
– Ну, довольно, – сказал мужчина.
Мальчик опустил руку и уцепился ею за стул.
– Сейчас тебя отведут в твою комнату.
Куратор протянул руку к другой кнопке. Где-то вдали послышалось гудение зуммера.
– Подумай о своем поведении, – сказал мужчина. – Ты можешь отлично справляться с заданиями. Но ты постоянно отвлекаешься. Это нехорошо. За это я буду тебя наказывать, хоть мне и не хочется этого делать. Поэтому все зависит от тебя.
Он слегка поморщился. Последняя фраза отдавала нравоучениями инспектора из детской комнаты милиции. А перед ним сидел ребенок, невинный, как только что вылупившийся птенец.
Впрочем, такой ли уж невинный?
Открылась дверь. Вошла рослая женщина в серой, тесноватой ей одежде, вперевалку шагнула к столу. На мужчину и оборудование она не смотрела, точно ничего этого не существовало. Она видела только конкретную цель и немедленно устремилась к ней, как пикирующий бомбардировщик.
– Идем, – сказала она мужским голосом, выбросив растопыренную пятерню.
Она была точной копией фрекен Бок. Ее звали Виолетта Викентьевна. Так мальчик обращался к ней, когда хотел пирожное или чтобы ему дали книжку с картинками. Про себя же он называл ее не иначе, как фрекен Бок.
Он боком слез со стула и сунул свою ручонку в пятерню. Та захлопнулась со скоростью капкана, и женщина потащила свою жертву к двери.
Но мужчина этого уже не видел. Он придвинул к себе раскрытую папку и принялся вписывать туда результаты эксперимента и сопутствующие ему замечания личного характера.
Тем временем в предбаннике, примыкавшем к его кабинету, произошло небольшое происшествие. В другом месте оно не имело бы ровно никакого значения, но, случившись здесь и сейчас, едва не вызвало самую настоящую панику.
Все дело в том, что у мальчика развязался шнурок на левом башмаке. Более того, влекомый к выходу своей могучей провожатой, он наступил второй ногой на волочащийся кончик шнурка, и башмак, который был рассчитан на вырост, дернулся и едва не слетел с ноги.
Мальчик споткнулся и наверняка бы упал, если бы его не удерживала за руку Виолетта Викентьевна.
– Что случилось? – сурово осведомилась она, нависнув над ним серой глыбой.
Но, как ни испуган был мальчик, он уловил в ее голосе нотки страха.
Несмотря на свой страх, он был поражен.
Она тоже боялась, эта огромная тетя, а ведь она, по представлениям мальчика, легко могла справиться с Карабасом-Барабасом или даже с Людоедом. Что же это такое, если оно было страшнее Карабаса-Барабаса и Людоеда?
– Пошли.
Виолетта Викентьевна дернула его за руку.
Башмак застрял на половине стопы, и мальчик неловко заковылял следом.
– Что у тебя там? – зашипела женщина.
Она склонилась набок, обнаружила причину задержки и так резко присела, что в нижней части ее гардероба что-то звучно лопнуло.
Женщина живо закинула руку за спину – и бурое, в тон стен, лицо ее налилось тяжелым румянцем.
– Зар-раза, – прошипела она.
Ухватив мальчика за ногу, она придвинула ее к себе, затолкала поглубже в башмак и принялась перевязывать шнурок. Из-за спешки пальцы ее путались, и она склонилась ниже. Мальчик вдруг увидел красные бугры у нее за ушами и опушенный тонкими кудряшками затылок. Нога его дергалась и даже приподымалась, но он так увлекся созерцанием того, что всегда было скрыто от его глаз, что ничего не чувствовал.
Особенно потрясали эти тонкие кудряшки, которые мальчик видел у девочек, когда еще жил в детском доме. Но то были девочки, а это взрослая тетя, у которой лицо, как мыльница, и ладони больше, чем у дворника дяди Коли.
Виолетта Викентьевна вдруг поднялась, вырастая почти до потолка.
– Идем, – выдохнула она.
Женщина открыла дверь, вывела мальчика и закрыла дверь, все время придерживая свободной рукой что-то пониже спины.
Пока она возилась с дверью и юбкой, мальчик повернул голову.
И вдруг увидел в самом конце коридора, бесконечного, как вокзал, видение. Тоненькая девочка в голубом платьице медленно летела навстречу.
Ее появление в неизменно пустынном коридоре было похоже на сон, и, наверное, от этого в первый момент ему показалось, что она плывет над землей, полупрозрачная и невесомая, как пушинка.
Но вслед за тем он обнаружил, что она все-таки идет, равномерно перебирая ножками в белых гольфах, и понял, что видит перед собой живое существо.
А поскольку это было живое существо и оно не могло пропасть в любую секунду, то стоило присмотреться к нему внимательнее.
Несмотря на расстояние, мальчик вмиг, точно был вооружен подзорной трубой, разглядел темные локоны, высокую челку, слегка раскосые глаза и вздернутый носик. От девочки исходило голубоватое сияние, и в этом сиянии он не сразу увидел высокую худую тетю, одетую в такую же серую пару, как Виолетта Викентьевна, которая шла рядом с девочкой и держала ее за руку. На миг задержав взгляд на скуластом лице худой тети, мальчик увидел на нем выражение растерянности и точно такого же страха, которое было у Виолетты Викентьевны, когда они застряли в предбаннике.
«Они все боятся», – сделал вывод мальчик.
Вслед за тем он перенес внимание на девочку в голубом платьице. Она уже подошла на несколько шагов, и мальчик ясно различил удивление и робкую радость в ее скошенных к вискам глазах. Похоже, она тоже не ожидала увидеть кого-то, кто мог бы представлять для нее интерес в этом коридоре, и теперь, сама не замечая того, вся устремилась навстречу мальчику.
Но худая тетя вдруг резко остановила ее, обняла за плечи и повернула назад, прикрыв собой для верности.
В тот же миг Виолетта Викентьевна, больно сжав руку мальчика, припустилась к двери, находящейся в другом конце коридора.
Девочка в голубом платье осталась позади.
На бегу мальчик попытался обернуться, но тщетно. Добежав до двери, Виолетта Викентьевна с разгону распахнула ее, втолкнула в нее мальчика и тут же заскочила следом, отрезая ему последнюю возможность еще раз взглянуть на чудесную девочку.
Стукнула дверь – и в коридоре воцарилась мертвая тишина.
Происшествие в Столярном переулке
Этот двухэтажный особнячок примостился под крылом громадного НИИ и был почти незаметен. То есть, если судить по справедливости, этот НИИ был построен рядом с особняком, поскольку тот был заложен еще в начале прошлого века, в то время как НИИ появился здесь лишь во второй его половине. Но как бы там ни было, особнячок, представлявший некогда предмет гордости богача из купеческой гильдии, был неприметен на фоне серых бетонных плит НИИ и казался небольшим придатком к нему, вроде склада или выносной лаборатории.
Однако это было не так.
Особнячок был сам по себе, и только знающие люди имели представление о том, кому принадлежит это чудом избежавшее чугунной бабы здание.
Впрочем, и обыкновенный человек, имеющий пяток минут свободного времени и внимательный взгляд, мог бы кое о чем догадаться. Так, например, его внимание наверняка привлекли бы окна, забранные изнутри прочной стальной решеткой, которая, правда, в глаза не бросалась, так как была искусно замаскирована оконной рамой. Но все же решетка была – во всех без исключения окнах на обоих этажах. Кроме того, виднелись квадратики сигнализации, что окончательно исключало возможность проникновения в дом через окна.
