На этот раз я все же спрыгнула вниз.
Внезапно как-то сразу потемнело, воздух стал неподвижным. Я больше не ощущала порывов ветра, и даже дождь, казалось, почти прекратился. Наверное, ветер немного разогнал тучи. Кроме того, со стороны залива больше не доносился рокот прибоя, и не было слышно шума машин, которые иногда проезжали неподалеку. Я была на дне ямы, одна, отрезанная от мира, и мне это совсем не нравилось.
Дотронувшись до ткани, я по текстуре сразу поняла, что это лен. Правда, после пребывания в торфе он приобрел насыщенный коричневый цвет, но переплетение нитей осталось неизменным. Приглядевшись внимательнее к обтрепавшимся краям, я заметила, что ткань разрезана на довольно широкие, сантиметров по тридцать, полосы, которыми обернут какой-то предмет характерной формы. Довольно толстый на конце, он резко сужался и почти сразу снова расширялся. Выступавшая из земли часть была примерно в метр длиной, и еще почти столько же предстояло откопать, чтобы все-таки определить, что это такое.
«Место преступления, – услышала я незнакомый голос, отчетливо прозвучавший в голове. – Здесь нельзя ничего трогать. Следует немедленно сообщить в полицию».
«Прекрати, – оборвала я непрошеного советчика. – Хороша я буду, если вызову полицию, чтобы они обследовали сверток старого тряпья или останки чьей-то собаки».
Я присела на корточки. Ноги все глубже увязали в толстом слое жидкой грязи. Капли дождя стекали по моим волосам, заливая лицо. Взглянув вверх, я увидела, что дождевые тучи снова затянули небо. И хотя в это время года солнце садилось не раньше десяти вечера, мне показалось, что сегодня оно уже вряд ли проглянет сквозь эту безнадежную серую пелену. Я снова посмотрела на завернутое нечто, лежавшее у моих ног. Если это собака, то необыкновенно крупная.
Я старалась не думать о египетских мумиях, но не могла не заметить, что моя неожиданная находка явно имеет очертания человеческого тела. К тому же ее очень тщательно перебинтовали широкими полосами льняной ткани. Вряд ли кто-нибудь стал бы так стараться из-за кучи старого тряпья. А из-за любимой собаки? Возможно. Вот только форма свертка ничем не напоминала собаку. Я попыталась просунуть палец между полосами, но ничего не получилось. Они настолько плотно прилегали друг к другу, что отделить их можно было лишь с помощью ножа. А это означало, что мне нужно вернуться в дом.
Выбраться из ямы оказалось гораздо сложнее, чем спрыгнуть в нее, и, когда моя третья попытка не увенчалась успехом, я ощутила панический страх. В другой ситуации история о том, как человек пытался вырыть себе могилу, но обнаружил, что та уже занята, показалась бы анекдотической. Но сейчас мне было не до смеха. Наконец, с четвертой попытки, я все же вылезла из ямы и побежала к дому. У дверей черного хода я остановилась и уже собиралась войти, когда сообразила, что мои сапоги по самую щиколотку покрыты толстым слоем черного, мокрого торфа. Справедливо рассудив, что после всех событий и переживаний сегодняшнего дня мне вряд ли захочется заниматься еще и мытьем полов, я направилась к небольшому сараю. Оказавшись внутри, я быстро стянула грязные сапоги, надела старые кроссовки, нашла небольшой садовый совок и только после этого вернулась в дом.
Висевший на стене кухни телефон, казалось, подмигнул мне. Но я решительно повернулась к нему спиной и, достав из выдвижного ящика рифленый нож для нарезки овощей, направилась к тому месту, которое мое подсознание уже окрестило могилой.
«Яма, – упорно повторяла я про себя, стараясь изгнать из своих мыслей это страшное слово. – Это всего лишь яма».
Спрыгнув вниз, я снова присела на корточки и довольно долго рассматривала свою находку. У меня было странное чувство, что я собираюсь ступить на непроторенный и опасный путь, а после того, как сделаю первый шаг, дороги назад уже не будет. Моя жизнь изменится кардинальным образом, и совсем не обязательно к лучшему. Я даже подумывала о том, чтобы немедленно выбраться отсюда, засыпать эту наводящую страх яму, вырыть могилу для Джейми в другом месте и никогда никому не рассказывать о том, что я здесь видела. Время шло, а я продолжала неподвижно сидеть на корточках, пока совсем не окоченела. Необходимо было двигаться, чтобы хоть как-то согреться. Размяв одеревеневшие ноги, я взялась за совок.
Размокшая земля была мягкой, и мне без особых усилий удалось освободить из-под земли еще с четверть метра перебинтованного свертка. Потом я обхватила его руками в самом широком месте и осторожно потянула на себя. Раздался негромкий чмокающий звук, и сверток оказался на поверхности.
Опустив его на землю, я нашла конец, который был поддет ковшом экскаватора, и слегка потянула за верхнюю льняную полоску, пытаясь немного ослабить натяжение. Потом просунула кончик ножа между двумя полосками, аккуратно распорола верхнюю из них…
И увидела человеческую ступню.
Я не закричала. Честно говоря, я даже улыбнулась. Потому что первым моим чувством, после того как льняная полоса упала на землю, было огромное облегчение. Должно быть, я выкопала что-то вроде портновского манекена, потому что человеческая кожа просто не может быть такого цвета, как ступня, которая оказалась у меня перед глазами. Глубоко вздохнув, я с облегчением рассмеялась.
Но это продолжалось недолго.
Потому что кожа была точно такого же цвета, как льняная ткань, а та, в свою очередь, приобрела оттенок торфа, в котором находилась довольно долгое время. Протянув руку, я осторожно коснулась выглядывающей из перебинтованного свертка ступни. Она была ледяной, но, несомненно, органического происхождения. Осторожно проведя по ней пальцами, я нащупала не только проступающие под кожей кости, но даже мозоль на мизинце и небольшой участок огрубевшей кожи на пятке. Значит, это все же была человеческая ступня, приобретшая неестественный цвет в результате долгого пребывания в торфяном грунте.
Ступня была немного меньше моей, а на ногтях даже сохранился лак. Судя по этому и по изящной лодыжке, я нашла тело женщины. Должно быть, она была совсем молодой, лет двадцати-тридцати.
Я внимательно осмотрела забинтованное тело. В том месте, где по моим расчетам находилась грудь, с левой стороны побуревшая льняная ткань меняла свой цвет на более темный, почти черный. Это было большое округлое пятно сантиметров тридцати пяти в диаметре. Его появление могло объясняться лишь двумя причинами. Либо в этом месте в почве имелось какое-то специфическое вкрапление, которое изменило цвет ткани, либо пятно было еще до того, как женщину похоронили.
Тут бы мне и остановиться. Я уже увидела более чем достаточно. Нужно немедленно связаться с администрацией острова! Этим делом, несомненно, должна заниматься полиция. Но я ничего не могла с собой поделать и начала разрезать почерневшую ткань на месте непонятного пятна. Семь сантиметров, десять, пятнадцать… Наконец я смогла раздвинуть льняные полосы и увидеть то, что скрывалось под ними.
Но даже тогда я не закричала, а попятилась на ватных ногах и отступала до тех пор, пока спиной не коснулась стенки ямы. Развернувшись, я подпрыгнула и начала отчаянно карабкаться вверх, как будто от этого зависела моя жизнь. Выбравшись из жуткой ямы, я не сразу пришла в себя и потому никак не могла сообразить, почему в нескольких метрах от меня лежит мертвая лошадь. Ужас, пережитый на дне сырой темной могилы, заставил меня позабыть о Джейми. Но зато о нем не забыла сорока, которая взгромоздилась ему на морду и остервенело долбила ее клювом. Заметив меня, она отвлеклась от своего жуткого занятия и подняла голову. Готова поклясться, что наглая тварь ухмылялась. При этом она держала в клюве какой-то блестящий кровоточащий комок. Это был глаз Джейми.
И вот тогда я закричала.
Я сидела рядом с Джейми и ждала. Дождь не прекращался. Я промокла до нитки, но мне было уже все равно. В одном из наших сараев нашелся старый зеленый брезентовый тент, и я прикрыла им тело Джейми, оставив только голову. Моему бедному старому другу не суждено было быть погребенным в этот день. Я гладила его темно-рыжую шерсть и перебирала заплетенную в косички гриву. Это было своеобразное безмолвное бдение над двумя умершими.
Почувствовав, что больше не в силах смотреть на мертвого Джейми, я подняла голову и перевела взгляд на узкий морской залив, который здесь называли Треста Boy. Такие заливы, которые на самом деле были затопленными низинами, типичны для здешних мест. На острове их насчитывалось несколько десятков. Они тянулись от моря вглубь острова, напоминая тонкие изорванные шелковистые ленты. У меня не хватает слов, чтобы описать эти извилистые, изломанные фиорды, порой самых причудливых форм. С возвышенности, на которой я сидела, открывалась удивительная картина. Полоски земли и холмы чередовались с участками воды, обрамленными узкими песчаными бухточками. Если бы я была достаточно высокого роста и обладала зрением орла, то смогла бы проследить это удивительное чередование моря и суши аж до самого Атлантического океана, где земля окончательно проигрывала битву.
