Уже где-то в середине нашей поездки начато смеркаться и близко подступавшие к дороге деревья, мимо которых мы проезжали, стали превращаться в огромные массивные стены, которые, казалось, окружают дорогу непроницаемым туннелем, ведущим прямо в никуда.
По крайней мере, судя по реакции таксиста, цель нашей поездки была примерно таковой. А чего я ожидал? Молодая особа, с которой я пару раз беседовал по телефону, когда связывался с конторой «Флеминг и сын», и не скрывала от меня, что Грайсфельден — довольно мелкий населенный пункт, находящийся к тому же в отдаленной, оторванной от цивилизации местности. Забытое Богом местечко, как говорят, глухомань.
Таксист прервал свое упорное молчание лишь незадолго до конца нашего путешествия, да и то не для того, чтобы поговорить со мной, а чтобы, бросив гневный взгляд на автомагнитолу, пробурчать что-то мне непонятное и резким движением вырубить радио. Уже несколько минут слышимость из приемника становилась все хуже, затем из колонок раздалось шипение, индикаторы поиска радиостанции бешено замигали, так как магнитола предпринимала последние усилия, чтобы обнаружить какую-нибудь радиостанцию. Но тщетно.
— Сломалась? — спросил я, не потому, что это меня действительно интересовало, а просто из чистой вежливости, так как чувствовал, что он ждет от меня какой-то реакции.
— Нет, — ответил таксист и состроил гримасу. — Это все из-за местности. Здесь всегда так.
— Что, не принимается радиосигнал?
— Не только, — ответил таксист. — Ни радио, ни телесигнала, ни спутникового телевидения, ни GPS, ни мобильной связи — ничего здесь нет. — Он озабоченно пожал плечами и переключился на самую тихую скорость, прежде чем продолжить: — Здесь вообще ничего не функционирует. Какая-то аномальная зона.
Я бросил на него косой взгляд, подавил вздох и еще раз вспомнил то впечатление, которое уже один раз приходило мне в голову: захолустье, глухомань. Богом забытое местечко.
Тем временем автомобиль мучительно преодолевал довольно крутой подъем, водитель прибавил скорость, дорога круто вильнула, и фары нашего автомобиля уперлись в пустоту — перед нами был не менее крутой спуск, дорога уходила далеко вперед прямая, как школьная линейка. Открывшийся нам склон холма был также покрыт густым лесом, который в эту почти безлунную ночь казался плотной, компактной массой. Однако именно с этой точки была прекрасно видна вся лежащая внизу местность. В этой долине и был Грайсфельден.
Вот это дыра!
Это была первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я увидел место, в котором должен был провести следующие три месяца моей жизни и вновь восстать из пепла, как птица феникс, став мультимиллионером. Ну что за дыра!
В этот момент почти ничего нельзя было разглядеть, но меня охватило неприятное предчувствие, и это не было связано ни с темнотой, ни с моей усталостью, а с тем, что смотреть-то было определенно не на что.
Грайсфельден лежал на дне почти абсолютно круглой котловины, края которой поросли густым дремучим лесом, простиравшимся во все стороны. Сам населенный пункт был в поперечнике не более двух с половиной — трех километров, имел почти правильную круглую форму, на левом его фланге выделялось нечто вроде холма, на вершине которого высилось темное, странное, построенное как-то угловато строение. То ли это был необычайно большой дом, то ли маленькая крепость, то ли смотровая башня — я мог только гадать, так как здание не было освещено. Кстати, это относилось и ко всему остальному городку. Даже если там и были уличные фонари, они почему-то не были зажжены, и даже окна большинства зданий были совершенно темны. Тоненький серпик луны не мог давать много света, а небо весь день было преимущественно затянуто облаками, так что на землю не падал даже свет звезд.
Однако, несмотря на почти полную темноту, мне удалось заметить, что большинство зданий невысокие, устарелой постройки, но, возможно; мне это только показалось. Была почти кромешная тьма, и, возможно, моя фантазия просто восполняла то, чего не могло приметить мое зрение. После всего, что я слышал и пережил, Грайсфельден просто обязан был быть средневековым городом, с маленькими каркасными домами, крытыми кровельной щепой, громоздкими башнями и пятиметровой крепостной стеной из замшелых камней.
Первое здание, мимо которого мы проехали, совершенно не сочеталось с этим впечатлением. Это была бензоколонка.
Хотя не светились ни рекламные огни, ни окна ангара для бензозаправщиков, одного беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, что это массивная бензозаправочная колонка старого образца, не оснащенная устройством для кредитных карт и уж тем более современной электроникой, отсасывающей лишний газ из подающих шлангов. Сзади стояло здание, которое действительно было каркасной постройкой, высотой примерно в три этажа. Кроме того, на его крыше стояла спутниковая тарелка, диаметром не менее полутора метров. Не слишком ли это, учитывая замечание шофера, что здесь вообще не было телесигнала и мобильной связи?
Мое впечатление о Грайсфельдене становилось все хуже и хуже. Наш автомобиль двигался все медленнее по мере приближения к центру, мы свернули с широкой дороги на какую-то боковую улочку, идущую мимо жилых домов, но по дороге нам попадалось, однако, очень мало жителей городка, хотя было еще совсем не поздно. Те обитатели городка, которые все-таки оказались на улице, показались мне слишком напряженными и куда-то спешащими, словно убегающими.
Может быть, здесь просто побаивались чужаков?
Ах, черт, да не все ли мне равно? В конце концов, я здесь совсем ненадолго. По мне, пусть бы этот Грайсфельден находился бы в еще большей глуши и был населен потомками или клонами Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери», я все равно не отказался бы от моего шанса отбыть здесь свои двенадцать недель ради того, чтобы вернуться домой человеком, добившимся успеха.
В этой мелькнувшей в моей голове мысли было что-то глубоко комическое. Несколько лет назад я покинул Германию и отправился в Америку именно для того, чтобы осуществить свою американскую мечту. Довольно банальная история. Начать посудомойщиком, чтобы затем добиться успеха, сделать карьеру и, наконец, стать миллионером. Первая часть моей карьеры (я имею в виду карьеру посудомойщика) мне вполне удалась, однако где-то на пути к успеху я потерпел сокрушительную неудачу. Если теперь я уже как американец, приехав в Германию, возвращусь обратно миллионером, будет занятно.
— Мы почти приехали, — буркнул таксист.
Я не сразу понял, что он имеет в виду, поэтому, как только до меня дошел смысл его слов, я порывисто сунул руку в карман куртки, чтобы достать бумажник и отсчитать причитавшуюся ему сумму. Это было нетрудно, так как это были почти все мои деньги. Тем временем такси свернуло в еще более узкую улицу, почти совсем замедлило ход, скользнуло светом фар по фасаду скромного кирпичного здания и остановилось. Я расплатился, вылез из такси и, пока шофер доставал из багажника мой чемодан, который он бесцеремонно плюхнул прямо возле моих ног, начал осматривать здание.
Нельзя сказать, что мне удалось многое рассмотреть. Простое, двухэтажное строение из темно-красного кирпича с известковыми потеками, тусклый желтый свет, падающий из маленьких скромных окон, под крышей чердачные оконца. На табличке над входной дверью красовалось название этой гостиницы: «У Таубе».
— Это действительно гостиница? — спросил я у таксиста.
— Сто процентов, — ответил он. — Она здесь единственная. Всего хорошего. — Он улыбнулся какой-то неискренней улыбкой, больше похожей на виноватую гримасу, поспешно уселся за руль и уехал. Я проводил такси угрюмым взглядом, взял чемодан и поднялся по трем дощатым ступеням к входной двери.
Внутренний вид этой голубиной гостиницы вполне соответствовал ее внешнему виду, мягко говоря, деревенскому. Это была одна из тех простых деревенских гостиниц, которые сейчас увидишь разве что только в старых художественных фильмах, но только не такая красочная и уютная, как в кино. В зале стояло около полдюжины низких, грубо сколоченных столов, окруженных такими же стульями. Занят был только один столик. Помещение было перегорожено широкой, довольно ветхой раздвижной дверью из множества звеньев, которая, вероятно, иногда раздвигалась, и тогда холл превращался в местное подобие танцевального зала. Буфетная стойка была неопределенного цвета и так поцарапана, что вряд ли можно было себе представить, как на этой поверхности можно поставить стакан с водой, чтобы он не покачнулся. Стеллаж за стойкой был такой же грубый и бестолковый, как и вся остальная обстановка помещения, однако имелся еще традиционный посудный шкаф с круглыми окошками из толстого желтого стекла, за которыми просматривались упаковки сигарет, плитки шоколада и упаковки с игральными картами. Исключение из этого ретро-интерьера пятидесятых составляла аккуратная ультрасовременная стереозвуковая установка, расположенная на дополнительно пристроенном стеклянном основании под витриной, а по бокам от нее стояли высокие стойки, забитые CD-дисками и аудиокассетами. А вот и хозяин гостиницы.
