Болтаясь между землей и небом, она приводит себя в порядок. Лес внизу становится темнее. Полоса солнечного света переползает через кромку стены и скрывается из виду. Нет, до ночи они не успеют никоим образом.
Зная, что ничего не получится, она все же пытается подтянуться вверх на тонкой канатной струне, и, конечно же, у нее ничего не выходит. Он слишком тонок, слишком сильно натянут, как провод. Она прекращает попытки, чтобы сохранить силы. Она устраивается поудобнее в страховочных ремнях и ждет. Чтобы подняться по веревке, ей нужен зажим «жумар» и стремена. Кто-нибудь из спутников спустит ей все необходимое; они скоро поймут, что случилось.
Ей не терпится вернуться к верхнему краю стены над пустотой и закончить то, что она начала. Это больше, чем упорство, больше, чем стремление вновь вскочить в седло. Она переполнена энергией, ее распирает от избытка эндорфинов. Все совершенные ею движения совершенно свежи в памяти. Она знает, что и как нужно сделать. Ей удалось разгадать шифр.
Ну же, девочки, давайте. «О-го-го!» — кричит она. И ждет.
Пока идут секунды, она мысленно репетирует предстоящие движения: пальцы левой ноги сюда, упереться в кристалл белого кварца, потянуться направо, всунуть пальцы в щербину, замаскированную пятном солнечного света.
Мысленно она проделывает весь отрезок пути до большой трещины, уходящей прямо к горизонту. До трещины оставалось так мало — еще одно движение, и каменюка была бы побеждена. А теперь день потерян. Так что насладиться дарами моря и вином в ресторане «Горная хижина» удастся только завтра вечером.
Наконец до нее доносится сверху вниз, сквозь пустоту, голос из их лагеря в вертикальной пустоте. Один-единственный слог — ее имя. Но это еще и предупреждение. Она слышит в голосе боль и отчаяние.
Что-то там не так. Ее падение почему-то вызвало в лагере панику, никакого другого объяснения она не находит. Сжимая в кулаках веревку, которая все еще продолжает упруго раскачиваться, она глядит вверх — как раз вовремя, чтобы увидеть, как розовая оплетка каната лопается.
Несмотря на всю свою прочность, веревка ненадежная вещь. Песчинка, попавшая в оплетку, капелька кислой мочи, даже солнечные лучи могут нарушить цельность сердечника. И тогда веревка разрывается даже на самом пороге святыни. Край пропасти — не лезвие ножа, но это все равно острие.
В пятидесяти футах вверх, как раз там, где веревка скрывается из виду, вдруг расцветает цветок. Такое случается, когда лопаются нейлоновые волокна, и похоже на маленький белый взрыв. Еще это похоже на трюк фокусника, у которого простая палочка вдруг превращается в букет цветов. Хризантемы, просто очаровательно! Но она-то знает правду о происходящем.
Быстро, по-птичьи, она украдкой заглатывает немного воздуха. Верить! Она изо всех сил вцепляется в веревку, страстно желая, чтобы весь мир застыл, чтобы веревка срослась воедино, чтобы ее тело сделалось легким, как перышко. И тут же резко наступила невесомость.
От этого ее сердце останавливается. Она шепчет: «Нет».
Этот путь должен был закончиться вовсе не так. Ты карабкаешься вверх, напрягая все силы, забираешься на высоту и там словно танцуешь с солнцем. Если же ты падаешь, то падаешь изящно, и веревка спасает тебя. Ты выздоравливаешь, если в этом имеется необходимость, и вновь обретаешь мужество. Запиши на счет, затяни узлы и продолжай восхождение. На этом стоит мир. Восхождение продолжается. Всегда.
Подчиняясь физическим законам, оборвавшаяся веревка переворачивает ее на бок, а потом лицом вниз. Так она и движется, встречая грудью ураган, созданный ею самой.
Она могла бы закрыть глаза. Она хочет это сделать. Но, конечно, не может. Это последние мгновения ее жизни.
Воздух сразу же делается холоднее. Цвета изменяются. Вместо золотого меда — синь ледяных вершин. Она достигла теневой зоны. Уже?
Это падение совсем не то, что все прочие. Это проходит в сопровождении совершенно недопустимых мыслей. Еще не было такого, чтобы у нее не оставалось надежды. Это самый сильный удар. Она движется навстречу последней секунде своей жизни. Она не может сделать ровным счетом ничего, что помогло бы исправить положение. И все же она надеется. Не может не надеяться.
Бег мыслей приостанавливается. Умение постоянно контролировать себя становится у таких, как она, второй натурой. Даже приближаясь ко дну пропасти, она лихорадочно прикидывает дальнейшие действия. Фоном ко всему, что проносится в ее мозгу, звучит: как кошка, приземляйся, как кошка. На руки и ноги. Легко, как кошка.
Альпинисты испытывают природное почтение к явлению падения. Их обсуждают, обычно возле походных костров или в долгих поездках, смакуют легенды, анекдоты и личный опыт, говорят о падениях, которые переживали, видели, и даже о тех падениях, которые случались во сне, вот только что это был сон, как-то позабылось. Все учатся на ошибках. В сообщениях о несчастных случаях почти всегда упоминаются даже не обязательно имена жертв, но, конечно, их маршруты, и даты, и типы снаряжения и уточняется состояние скал, льда или снега в тех местах, где произошла беда. Часто указывается и температура. Все, что поможет неведомому казаться понятным.
Многие альпинисты относят понятие «предельной скорости» к моменту столкновения с землей. На самом же деле этот термин определяет то состояние, когда падающий предмет перестает наращивать ускорение. Сопротивление воздуха становится равным массе предмета, помноженной на силу притяжения. Твое падение не начинает замедляться, но весь выигрыш в том, что оно не делается быстрее. И все.
Все эти соображения мгновенно проясняются в ее голове. Миллионы синапсов отчаянно предупреждают об опасности. Единым валом нахлынули образы, слова, забытые запахи и эмоции. Она помнит искры походного костра, тонкий аромат дыма кедровых дров, вкус его губ, его пальцы. Бабочки, берег, мама, песенка, по которой заучивали алфавит. И еще, и еще…
Предельная скорость для человека составляет в среднем 120 миль в час, или примерно 165 футов — длина пятидесятиметровой веревки — в секунду. Но для того, чтобы достичь состояния нулевого ускорения, требуется время.
За первую секунду она пролетела всего шестнадцать футов. К концу третьей секунды — 148 футов, к концу шестой секунды около 500 футов. Значит, чтобы достичь предельной скорости, ей придется пролететь примерно полмили. Этим все сказано. Ей осталось жить еще восемнадцать секунд.
Ветер врывается в ее легкие. И попросту высасывает оттуда весь воздух. Из-за него она глохнет — или это кровь с таким ревом бьется в голове?
Она приказывает себе смотреть. Держит глаза широко раскрытыми. Больше она уже никогда ничего не увидит.
Земля не мчится ей навстречу. Если уж на то пошло, она раскрывается шире, делается глубже и просторнее. Она словно галька, брошенная в неподвижную воду, только вместо ряби здесь большие концентрические пространства земли.
Ласточки уступают ей путь.
Лес делится на отдельные деревья.
Вдалеке, за дорогой, черная полоса реки рассекает белый осенний луг.
Какая красота. Она заполняет все ее существо. Можно подумать, что она никогда не видела ничего подобного.
Она знает, что химические вещества, содержащиеся в крови, несомненно, переключают ее мысли с того, что происходит, на нечто другое. Как еще объяснить это ощущение избранности? Или удостоенности? Или освобождения? Она никогда не испытывала подобного экстаза. Это великолепно. Я прохожу прямиком сквозь кожу мира.
И все же она отбивается от рая. Слава слишком великолепна, пропасть слишком маняща. Все это означает ее смерть. Она мгновенно переходит от восторга к отчаянию.
Если бы только ей удалось перевести дыхание. Здесь нет никаких умеренных состояний. Страх, экстаз, мучение — все неистово, все чрезмерно. Смерть. Она держит это слово под контролем. Пытается держать.
И здесь же итог всех ее восхождений, и всех ее амбиций, и всех желаний, которые она когда-либо испытывала. Собрать их вместе, и они достигнут луны, а ради чего? Она испытывает еще одно потрясение. Она погубила свою жизнь. Свою бесплодную жизнь. Всю жизнь валяла дурака. Впустую.
Именно тогда она заметила своего спасителя.
Между деревьями там был просвет, и в просвете находился он, крошечная одинокая фигурка, ползущая по дну долины. Он направляется к Эль-Кэпу. Но пусть это невозможно, но так оно и есть — он со всех ног мчится, чтобы помочь ей.
Все сразу меняется. Ее страхи отступают. Грызущие душу волки укладываются и замирают в неподвижности. Великое спокойствие смиряет бурю.
Я не одна.
Это так просто. Кем бы этот человек ни был, он спешит к ней. Никаких иных объяснений не может быть.
Для женщины, у которой не осталось никаких шансов, не существует случайностей.
С огромной высоты, прорезая воздух, она смотрит, как он продвигается между деревьями, низко согнувшись под тяжестью рюкзака. Он, несомненно, альпинист и далеко уклонился от главной тропы. Его путь должен пересечься с ее путем. Это предначертано. Это судьба. У нее нет ни малейшего сомнения. Кем бы он ни был, он путешествовал по земле, и шел за своими мечтами, и отмерял свои дни исключительно для того, чтобы встретить ее.
