— Ты, должно быть, Хиран, — сказал тот на урду.
Хиран кивнул:
— А вы Намзул? — ответил он на английском.
Мужчина широко улыбнулся:
— Да, это я. Салам. Добро пожаловать в мой офис.
Ни Хиран, ни Тадж не улыбнулись в ответ, хотя Хиран и пробормотал «Салам». У него под мышками выступил пот. Вот оно. Справится ли он?
— Тут душно, — сказал Намзул, — пойдем на воздух. Я куплю вам чего-нибудь горячего попить.
Тадж ничего не ответил. Хиран кивнул:
— Спасибо.
— Пойдем.
В голосе Намзула звучала забота, улыбка была доброй, а во взгляде — столько искренности, что хотелось доверять ему безоговорочно.
— Не бойтесь. Я все объясню.
Мужчины последовали за ним, как цыплята за наседкой. Намзул, похоже, знал тут все входы и выходы. Он одаривал встречных приветливой улыбкой и даже пару раз остановился перекинуться парой слов. Красивая китаянка, направлявшаяся в одну из палат с большим букетом, обменялась с ним любезностями. Намзул низко поклонился, и она улыбнулась его театральному жесту. У их проводника была легкая, танцующая походка. Он то и дело оборачивался и с улыбкой повторял свое заклинание: мол, им не о чем волноваться.
Внезапно они словно провалились в двустворчатый проем и оказались на ярком дневном свету, который едва не ослепил их. Было очень холодно, и Хиран плотнее закутался в свой видавший виды анорак. Это была подачка от надсмотрщика, который курировал его переправу из Франции в Англию. Хиран ненавидел холод и тосковал по лету — тосковал сильнее, чем по дому в Дакке или объятиям Чуми.
Приятели очутились в небольшом внутреннем дворике, окруженном больничными корпусами.
— Поговорим тут, — сказал Намзул. — Присаживайтесь, я скоро вернусь. Кофе будете?
— Спасибо, — сказал Хиран, толкая Таджа, чтобы и тот поблагодарил.
Намзул, пританцовывая, удалился, но вскоре, как и обещал, принес картонные стаканчики, вернее, пластиковые контейнеры с едой, на которых стояли стаканчики. Он с ними ловко управлялся.
— Вы выглядите голодными. Купил вот врапы с куриным тандури. Не роскошно, но не так уж и плохо. Держите.
Он вручил им коробки, поставил кофе на скамейку и начал рыться в карманах, откуда извлек пакетики с сахаром и палочку от леденца, чтобы его размешать.
— Хорошо? — спросил он, когда они приступили. — Вы должны быть здоровыми. — Он погладил свой живот и усмехнулся.
Хиран откусил кусочек врапа. Курица была холодной и полусырой. Но он был благодарен за любую пищу, если та оказывалась у него в животе. Тадж тоже набросился на еду с ожесточенностью голодного человека. Людской поток катился перед ними в направлении восточного крыла госпиталя.
— Кто этот человек? — спросил Хиран, указывая на статую, у которой они сидели.
Намзул пожал плечами.
— Какая разница? Здесь никто не обращает на это внимания. Один из членов британской королевской семьи, мне так кажется.
Игривое настроение Намзула словно испарилось.
— Давайте поговорим о деле, друзья. Вы знаете, зачем мы здесь. — Это было утверждение, а не вопрос, но оба все равно кивнули. — Я всего лишь посредник, — продолжал Намзул, — заключаю сделку и больше ни в чем не участвую. Я заплачу вам, но это не мои деньги. Деньги дает… ну, скажем так, более богатый человек. Я свожу вас вместе и делаю так, чтобы сделка состоялась. Вы понимаете?
Все это он пробормотал на урду. Парни кивнули. У Хирана от страха бешено колотилось сердце, но он решился задать самый главный вопрос:
— Сколько?
— О, — весело воскликнул Намзул, — ты сразу в сердце метишь, да? — Он рассмеялся и добавил на английском: — Прости за каламбур.
Хиран не понял, о чем идет речь, и счел за лучшее промолчать. Он внимательно посмотрел на Намзула. Тот допил кофе и ловко швырнул пустой стаканчик в урну возле скамейки. Он снова был серьезен.
— По триста фунтов каждому, если, конечно, ваши почки в порядке.
Триста фунтов! Для Хирана это было целое состояние.
— Почку отдадут мусульманину?
Намзул кивнул.
— Да.
Похоже, он ждал этого вопроса — судя по тому, как быстро и уверенно ответил.
Хиран вздохнул с облегчением. Ему было важно знать, что его жертва спасет жизнь брата по вере. Другое дело, что он торговал тем, чем наделил его Аллах, Его бесценным даром, но это обстоятельство его не беспокоило. Спасти человека — благое дело, за которое Аллах его простит. Но если он отдаст часть своей плоти неверному, Аллах может передумать. Поэтому еще раз убедиться было не лишним.
— Когда мы получим деньги? — спросил Хиран, ни на миг не забывавший о том, как отчаянно нуждаются его дети.
— Если вы согласны с условиями, то сегодня.
— Деньги у вас с собой?
— Нет, дома.
— Мы туда пойдем?
Намзул поднял руку:
— Сейчас я все объясню по порядку. Вас отвезут на лодке в Хартфорд, это рядом с Лондоном. Там вас встретят и на машине отвезут в место, название которого вам знать не нужно. Дорога туда займет где-то час. Вас привезут в больницу на обследование, доктора сделают анализы, больно не будет, не волнуйтесь, и команда хирургов будет знать все — и о почках, и о состоянии вашего здоровья в целом. На это может уйти несколько дней, но о вас будут хорошо заботиться. Вы же ничем серьезным не болеете, да?
Они дружно затрясли головами.
— В любом случае это уже головная боль врачей, а не наша. Я только выдаю деньги. Думаю, вы хотите отправить деньги домой. Я прав?
— Да, — ответил Хиран, — нашим семьям.
— И, как я понимаю, хотите это сделать до операции?
Хиран кивнул.
— Поэтому мы поедем вместе в банк, я переведу деньги со своего счета на любой счет в Дакке, который вы назовете. Все будет происходить у вас на глазах — честно и аккуратно. Я даже разрешу вам за мой счет позвонить домой и сообщить, что деньги высланы. Потом вы немедленно, прямо из банка, пойдете со мной к лодке. Там нас встретят. С вами я не поплыву, но провожатый все время будет с вами, до самой больницы.
— И что потом? — спросил Хиран. У него начинали сдавать нервы, в горле застрял комок, сердце колотилось как бешеное.
— Ну, я не знаю всех этих врачебных тонкостей, — сказал Намзул. Его голос был сладким, как патока. — Но вы будете в надежных руках профессионалов. В конце концов, это же Англия, и вы попадете в дорогую частную клинику. Насколько я понимаю, это относительно простая операция, вероятность осложнений крайне мала. Я уверен, ее и в Азии постоянно делают. Они удалят почку, и как только вы почувствуете себя достаточно хорошо, вас выпишут из больницы. Но о вас позаботятся до полного выздоровления. Не волнуйтесь, — добавил он, заметив, что Хиран нахмурился, — я не позволю, чтобы с моими земляками что-нибудь приключилось. В конце концов, мы — бангладешцы.
— Как быстро мы поправимся?
Намзул слегка покачал головой, словно прикидывая в уме варианты:
— Для таких молодых парней, как вы, это дело двух недель.
— Мы сможем работать?
— На легких работах, так говорят врачи. Через месяц вы сможете работать как обычно, а через восемь недель и думать забудете об этом. На память останется только шрам. — Он похлопал Хирана по руке. — Волноваться совершенно не о чем. А потом, как и обещали, тебя устроят в ресторан. — Он посмотрел на Таджа. — А что насчет твоего молчаливого друга?
— Я не буду ничего делать, — заявил тот, — мало ли что может пойти не так! — Он обращался к Хирану, совершенно игнорируя Намзула.
— Все будет в порядке, — настаивал Намзул, — мы не разделали это. Богатые арабы готовы выложить за почку огромные деньги. Вот что я скажу: возможно, я смогу немного поднять цену. Парни, вы так старались попасть в Лондон, но пока еще не нашли нормальной работы. Я знаю, вам хочется побыстрее начать зарабатывать, и наше предприятие может немного отсрочить осуществление ваших планов, но это прекрасная возможность получить много денег за один раз. Ваши жены будут счастливы. — Намзул улыбнулся. — Ну да ладно, у меня для вас есть специальное предложение. Как насчет трехсот пятидесяти фунтов? — Он с надеждой посмотрел на Таджа.
— Тадж, — Хиран уставился на приятеля широко открытыми глазами, — это огромные деньги!
— Мы и так отдали все, что было, чтобы попасть сюда и начать зарабатывать. Теперь они хотят забрать еще и часть моего тела. — Тадж посмотрел на Хирана, потом перевел взгляд на Намзула. — Четыреста фунтов.
Хиран затаил дыхание, но тот улыбнулся.
— Тихий, но хитрый, — сказал он. — Хорошо, мое последнее предложение — четыреста фунтов каждому, но, парни, не забывайте, что часы тикают и оно остается в силе до тех пор, пока открыты банки, то есть до шестнадцати ноль-ноль. Так что поспешите! — Он выразительно посмотрел на свои огромные наручные часы и отвернулся, чтобы выбросить недоеденный врап в урну. — По рукам? — спросил он и поднялся.
