— Вы не довезете меня до места?
— Вся улица забита. С вас девятнадцать евро.
— Но дождь как из ведра…
Таксист резко обернулся к ней:
— Теперь — девятнадцать евро и двадцать сантимов. Ну, вы выходите или нет?
Марион швырнула ему в лицо купюру и резко хлопнула дверцей. Теперь еще пришлось стоять на переходе, ожидая, пока загорится зеленый, под проливным дождем… Звук клаксона, поток ледяных брызг из-под колес… Наконец она добралась до противоположного тротуара. Ресторан «Фуке», который был ей нужен, виднелся в ста метрах впереди.
Стараясь идти не слишком быстро, чтобы не поскользнуться и не упасть — только этого не хватало для полного счастья! — она наконец приблизилась к толпе в смокингах и вечерних платьях, собравшейся на террасе у входа в ресторан под целым лесом раскрытых зонтиков.
Марион украдкой взглянула на себя в карманное зеркальце. С намокшими волосами-сосульками и потеками туши на щеках, она выглядела не лучше бродячей собаки, попавшей под дождь.
Ну что ж, тем хуже. В конце концов, ее ведь не пригласили на праздник.
Она пересекла кордон охраны, прошла мимо собравшихся на красной дорожке гостей и направилась к двери, стараясь придать себе как можно более уверенный вид.
Но тут путь ей преградил швейцар, мощный как скала.
Марион пришлось запрокинуть голову, чтобы его рассмотреть: ливрея пятьдесят шестого размера, черная борода, вьющиеся волосы, взгляд наемного убийцы. Что-то среднее между эстрадным певцом и чемпионом по американской борьбе.
— Что вам угодно? — спросил швейцар.
— Я ассистент Катрин Борман, продюсера «Франс телевизьон», — ответила Марион.
— У вас есть приглашение?
— Это она устраивает вечеринку.
— Мне нужно приглашение.
— У меня его нет.
— Тогда извините.
Швейцар переключил внимание на вновь прибывших гостей, больше в упор не замечая Марион, словно та внезапно растворилась в воздухе.
Она вынула из портфеля распечатку с докладом:
— Я должна передать ей вот это.
Швейцар слегка повернул голову, видимо удивленный тем, что назойливая посетительница еще здесь:
— Простите?
— Это доклад мадам Борман, я должна передать его ей лично в руки.
— Это невозможно.
— Но она меня ждет.
— Я же вам только что сказал: это невозможно.
— Скажите, есть какая-то спецшкола, где учат так разговаривать с людьми?
Он пропустил этот вопрос мимо ушей.
Марион сменила тактику:
— У вас за спиной рекламный плакат. Прочтите его.
— С какой стати?
— Там написано: Международный аудиовидеофестиваль. И ниже: Вступительная конференция.
— И что?
Марион сунула листки ему под нос:
— Это вступительный доклад мадам Борман. Если я его не передам, она не сможет произнести речь на открытии фестиваля.
Глаза гиганта в ливрее превратились в лазерные лучи.
— Послушайте, мадам. Сюда пытаются проникнуть десятки людей под десятками самых разных предлогов. Но если у вас нет приглашения, я вас не пропущу. Кажется, это не сложно понять?
Марион, взглянув на него в упор, спросила:
— У вас, часом, нет кузена-таксиста?
— Что?
— Так, ничего. Не обращайте внимания.
Она вынула из кармана мобильный, набрала номер патронессы. Однако услышала автоответчик.
Черт, что ж за невезение!
Марион сделала глубокий вдох и снова обратилась к церберу:
— Ну, хорошо. Я уже поняла, что мы по разные стороны баррикады. Но любую проблему можно решить. Я прошу у вас о совсем несложной вещи. О крошечном одолжении. Если вы впустите меня буквально на минуту, я…
— Это невозможно.
— ДАЙТЕ МНЕ ПРОЙТИ! Я должна передать этот гребаный доклад!
К ним обернулось несколько человек. Марион покраснела.
Именно этот момент выбрала Катрин Борман для появления в холле.
— Да где вас черти носят?!
Марион буквально открыла рот от изумления.
Начальница выхватила доклад у нее из рук со словами:
— Ничего не говорите.
И начала быстро просматривать листки. Затем предостерегающе подняла указательный палец.
— Не уходите. Я должна убедиться, что ваш перевод выполнен корректно. На конференции много англичан и американцев, я не хочу нести перед ними невесть что.
Продюсер исчезла. Прошло несколько минут, в течение которых швейцар не отрывал от Марион глаз. Она, в свою очередь, прилагала все усилия к тому, чтобы не умереть от стыда прямо на месте.
Наконец швейцар произнес:
— Я всего лишь выполняю свою работу.
— Ну да.
— Я не знал…
— О’кей.
— Можете посидеть на террасе, если хотите.
Он указал на столик под рефлектором обогревателя.
Марион направилась туда и села. Она с удовольствием поставила бы портфель на пол, но все вокруг было мокрым от дождя, так что она продолжала держать портфель на коленях. Потоки дождя стекали с зонтика, образуя вокруг нее сплошной водяной занавес. Она поправила полы плаща и плотнее прижала портфель к себе.
У нее зазвонил мобильник.
— Дорогая?..
— Папа! — Лицо Марион немного оживилось. — Если бы ты знал, как я рада тебя слышать! Старая карга заставила меня сочинять ей доклад, причем в последний момент, на четвертой скорости… на английском, разумеется… а потом сразу везти его на конференцию. Я застряла в пробке. И вот теперь она маринует меня снаружи… Я точно с ума сойду. Так что извини, я, наверно, слегка опоздаю на ужин…
— Марион… — Голос отца звучал неуверенно. — Я как раз по этому поводу… Я не смогу прийти.
Марион, пораженная, обмякла на стуле:
— Что?!
— Мне очень жаль…
— Но папа… это же мой день рождения. Ты обещал!..
Она не смогла продолжать — в горле стоял ком.
— Давай отпразднуем в уик-энд, — предложил отец. — К тому времени в Париж приедут твои кузены, так что можно будет убить одним выстрелом двух зайцев…
Марион закрыла глаза.
— Почему бы тогда уж не встретиться всем вместе на Рождество? — с досадой проговорила она. — Еще лучше: одним выстрелом — сразу трех зайцев…
И, не дожидаясь ответа, она со злостью нажала клавишу «отбой».
И тут же об этом пожалела.
Телефон зазвонил снова.
— Извини, папа, я не хотела…
— Это ваша патронесса, Марион.
— Мадам Борман?
— Да. Кажется, я по-прежнему ношу эту фамилию.
В стекло за ее спиной постучали. Марион обернулась. Катрин Борман наблюдала за ней из холла ресторана, поджав губы.
— Я прочитала ваш доклад. Очень средненько. Ничего другого у вас нет?
— Нет.
— Ну что ж, придется выступать с этим.
Марион опустила глаза.
— Мадемуазель Марш?
— Да?
— Никогда больше не подводите меня так, как сегодня. Иначе окажетесь в черном списке «Асседик»… Вы меня поняли? — добавила Катрин Борман.
И завершила соединение.
Марион поднялась по улице Монторгей, нагруженная магазинными пакетами, и наконец остановилась у своего дома. Набрала код и толкнула плечом входную дверь.
Коридор освещался единственной тусклой лампочкой. Обшарпанные стены, паутина под потолком… Коричневые почтовые ящики, забитые смятыми рекламными проспектами…
Она миновала коридор, вышла во внутренний дворик, покрытый каменными плитами — истинное бедствие для каблуков! — добралась до лестничной площадки и поднялась на второй этаж. Затем поставила пакеты на пол и сунула руку в портфель, пытаясь отыскать ключи.
Соседи опять ссорились. Слышался звон битой посуды — все как всегда… Марион вошла в квартиру, поставила пакеты в небольшой шкафчик для продуктов и закрыла дверь.
Общая площадь ее студии составляла не больше двадцати восьми квадратных метров, но в свое время Марион подпала под обаяние этой квартирки: беленные известкой стены, старые деревянные балки под потолком, старинная плитка на полу… В отведенном под кухню уголке располагались изящная деревянная стойка и два табурета. Она добавила сюда несколько предметов меблировки, цветы, ковер и книги, десятки и сотни книг: английская и американская литература, учебники по медицине, романы в узорчатых обложках, приобретенные у букинистов, и даже ксерокопии факультетских методичек.
Подошел кот и потерся об ее ногу.
Марион сняла плащ, шарф и повесила их на уже перегруженную вешалку. Затем поставила кастрюлю с водой на газовую плиту.
Кот снова свернулся в клубок на сборнике французских стихов.
Марион вошла в ванную. Медленно и аккуратно стерла макияж при мягком свете ламп, окружавших зеркало. Потом собрала волосы в узел и несколько минут пристально разглядывала свое отражение.
Она уже была немолода, но еще не стала старой. И она не знала, что с этим делать.
