Так и жили. А что делать? Жить-то как-то надо. Полицай практически замуровал партнершу по любовным оргиям в четырех стенах загородной виллы, и ей стоило немалого труда убедить крутолобого кавалера, что походы в магазин за той же вареной колбасой требуют определенной свободы и времени.
- Или ты добиваешься, чтобы я умерла с голоду, Поли? - спросила она.
- Да, нах, - кивнул он. Правда, потом оттаял: - Ну, хрен с ним, типа, ходи в магазин, нет базара. Утром, блн, с девяти до полдесятого.
Добрый Полицай! "Хрен с тобой, типа, погуляй полчасика".
- До десяти, - настояла Ольга, аргументируя тем, что могут быть очереди.
- Я те капусту даю, нах? - удивился Полицай. - На хера я те капусту даю? Бери жратву там, где нема очереди.
Позже он вновь уступил и разрешил Ольге отсутствовать дома с девяти до десяти утра. То есть, своего она добилась. Полицай не был таким уж жестоким человеком, как это может показаться, умел иногда баловать.
Что привязывало несчастную Ольгу, да и не только ее, к Полицаю, понять постороннему человеку невозможно. Надобно хотя бы сутки-другие походить в шкуре тех, кого он приручал. Дело в том, что мировоззрение здорового существа весьма отличается от мировосприятия его жертв. Этот действительно незаурядный человек каким-то невидимым биоэнергетическим полем, а может, просто одним присутствием, перекраивал сознание ближних людей до идиотизма. Он не умел убеждать - он убеждал. Такое либо дано, либо нет. Он показывал ледышки голубых глаз, в момент замораживающие мозги собеседника с эффективностью абсолютного нуля по Фаренгейту, и говорил:
- С девяти до десяти, бл. - Это означало, что Ольга, пусть даже отстояв едва ли не до конца часовую очередь за вареной кобасой (теоретически, разумеется, - на практике таких очередей не бывает, да и с очередями она не сталкивалась, и все же) в последний момент выскочит из нее и, проклиная медлительность продавщицы, как ошпаренная, полетит к дому. К десяти. И обязательно успеет.
А гениальный парадокс заключался в том, что Полицай так ни разу и не проверил ее присутствия на хате по телефону. Ему достаточно было сказать - результат складывался сам по себе. Он не старался никого убеждать - это происходило помимо его воли, с первого взгляда: пришел - увидел - убедил.
И если уж он попросил у тебя тридцать тысяч, например, баксов, то найди их, цыпа. Должен ты или нет, если да, то сколько, - разбираться будешь потом. Сначала - капуста. И ни дай божок, тебе помереть, не расплатившись, - Полицай тебя и в аду достанет, и в Африке...
Понятно, какое ликование пробрало Ольгу, получившую право на развод.
Далее. Обыкновенному человеку трудно также представить степень растерянности Полицая, обнаружившего исчезновения должника - убийцы двух его пацанов. Тогда как легкий беспорядок в расположении невинных гномиков на полке серванта вызвал в его душе столь мощную взрывную волну, что Пола сразу потянуло на нетрадиционный секс, что уж говорить о канувших в бездну тридцати тысячах, без вести пропавших коллегах и перевоплотившейся квартире "Вади Полоцкого". Он привык ставить вещи на свои места точным и безответным ударом. Но вот, вещь пропадает. Она не сидит жертвенным барашком, не ждет, потупив взор (к чему очень даже привык избалованный Полицай), - она отстреливается, валит друзей, а его самого оставляет в дураках... Ночью со второго на третье декабря в духовной жизни Полицая воцарился мрак, религиозные устои порядка и незыблемые законы силы пошатнулись, и это было страшно. И в первую очередь для ближайшего окружения. Для фирмы.
14
Той же ночью со второго не третье, невольный папа Полицая (и за что ему так?), он же президент фирмы Романов Илья Павлович много потел и размышлял. Благо, было над чем.
Леня отзвонился ему в одиннадцать вечера, признался, что психоэмоциональное состояние Пола вызывает опасения, и рассказал, как они едва не вломились на какую-то совершенно левую хату. Короче, Пола не понять ни с какого бока, и, вполне вероятно (не хотелось бы, однако приготовиться не помешает) Лазарев и друган его Зубило лежат, обнимая друг друга, в лесу под Выборгом с перерезанными горлами, расчлененные и обескровленные, - видать Полицаю братки чем-то не угодили. Такая версия.
Прикидывая, насколько жизнеспособна такая версия, Романов старший несколько раз вылезал ночью из-под одеяла, ходил кругами по дому, трижды вставал под прохладный душ и дважды заглядывал в розовую комнату, где на розовой королевской кровати, укрытая розовым одеялом, с открытым ртом спала Олеся. Он смотрел в ее детское овальное личико, обрамленное вьющимися волосами, чтобы унять преследующие его кошмары. От дочери исходила благодать, свойственная растениям, воде, голубому небу…
Перерезанные глотки, конечно, глупость несусветная, тем не менее, до того осязаемая, что если б не это, то, пожалуй, что-нибудь покруче выкатило бы.
Не будь Пол его сыном, Илья Павлович давно бы уже залепил его затылок пулями. Но это дитя! Из того же материала, что Олеся… О, мрачная шутка природы, два произведения плоти из одного семени: святая как младенец и беспомощно-непригодная как трава дочь, а рядом - дикий как преисподняя и неутомимый как акула сынок.
Старые или недавние счеты имелись у Пола с Лазаревым и Зубило? Подозревали ли братки о том, что Пол точит на них зуб? Ведь, несмотря на то, что один из них – дебилок, а второй - молчун, оба - достаточно опытные ребята, чтобы не погореть так запросто в деле, как это получается из мычания Полицая. Но ничего более правдоподобного придумать он не смог…
«Итак, - подвел черту Романов старший, - сынок сводит счеты с Лазаревым и Зубило и списывает жертвы на счетчик тормоза-должника без крыши Вади Полоцкого. Способ, которым он это делает, отвечает лучшим образцам чернухи, которую он смотрит вечерами по видику. Все сходится. Трупов-то нет. Значит, в лесу под Выборгом, - вздохнул Илья Павлович и признался себе, что со вчерашнего дня уже не контролирует Полицая. - Вот, если б выслать Пола в отпуск, за границу, - мечтал он между четырьмя и пятью часами ночи: - Как бы было хорошо...»
На следующее утро они встретились в кабинете президента. Разговор получился непростым. Батька искал повод, чтобы предложить Полу слетать на самолете в Италию, а сынок еще решительнее гнул фантастическою версию про Вадю Полоцкого, перестановку мебели, девчонок со скрипками и их борзой мамаше, - все это переплеталось и путалось в его рассказе до смешного. В конце концов, Романов старший с ужасом начал сознавать, что Полу требуется не Италия, а, по крайней мере,... сумасшедший дом. Ибо он, действительно, верил в ту ахинею, которую нес:
- Сегодня, бл, протрясу жилконтору, типа, конкретно: кто у него прописан...
- У кого, Пол?
- Ну, у этого чмыря, Полоцкого, блн.
- А, Ну, ну... - Илья Павлович медленно осел в кресле, округлил дальнозоркие глаза и продолжал слушать дальше.
Если отец с радостью забыл бы уже о тридцати тысячах во имя спокойного завтра, то сын не забывал ничего. Много что имел сказать старший младшему: не бросать, например, людей в печку словно дрова, даже если они тебе чем-то не нравятся, - ведь у всех, кого не стало, остались родственники, а родственникам надо объяснять, платить и врать, причем, им вряд ли подойдет версия с исчезнувшей средь бела дня квартирой, обнаглевшей женщиной с двумя детьми и - что там еще...?
В общем, сказать хотел много Илья Павлович, а сказал совсем чуть-чуть и как-то очень уж неуверенно:
- Поедете с Леней в жилконтору - веди себя интеллигентнее, Пол, мы же не на войне.
- Не понял? - Полицаю вдруг показалось, что отец ему не вполне доверяет, золотые коронки на зубах сверкнули как лезвия бритвы на солнце.
- Постарайся не ускорять события, сынок, - пытаясь овладеть тоном ментора, пояснил Илья Палыч.
- А кто ускоряет события, бл? - Полицай то ли, действительно не врубался, то ли прикидывался веником, так или иначе, интеллектуальной складки между его бровей, свидетельствующей о минимальной рефлексии, видно не было.
Зато Илье Палычу хорошо было видно, как тревожно Пол подергивает бицепсами, прекрасно слышно, как хрустят костяшки его пальцев, способные разом расколоть три кирпича, - ночные страхи Романова старшего родились не на пустом месте: ситуация просто выскакивала из-под контроля.
- Кстати! - Папа снял очки и, чтобы не встречаться взглядом с наследником, радостно поглядел в окно: - Не хотел бы отдохнуть?
- Я не устал. А в чем проблема?
- Ну что ты, Пол! - Папа беспечно улыбнулся: - Проблемы нет.
- А если конкретно?
- И конкретно нет. Поэтому... - Неестественно помахав вокруг бюста короткими руками, Илья Павлович фальшиво взял интригующую нотку и проворковал: - Съездил бы в Италию, расслабился, позагорал! Сицилия, сынок, Палермо! После слякоти Питера - настоящий рай!
- Не понял?
