Мне показалось, будто в этот момент на лице Маркуса что-то промелькнуло. Я ответил Фионе:
— Думаю, Келли будет тяжело каждый день ездить в Дариен.
Она хитро улыбнулась.
— Разумеется, всю неделю Келли будет жить у нас, а на выходные возвращаться сюда. Мы уже поговорили с одним дизайнером, знакомым Маркуса, о том, как обставить комнату для Келли. У нее будет место для компьютера, стол, за которым она будет делать уроки, и…
— Вы не заберете ее у меня! — возразил я.
— Вовсе нет, — с наигранной обидой в голосе сказала Фиона. — Даже не верится, как ты можешь такое говорить. Я пытаюсь помочь тебе, Глен. Тебе и Келли. Поверь, я знаю, насколько тяжело в одиночку вырастить ребенка. Я сама через это прошла и понимаю, что ты переживаешь, пытаясь совмещать работу с обязанностями отца. Тебе хочется поскорее войти в привычный ритм, но никак не получается. Представь, ты на стройке за чертой города, ждешь поставки материала или приезда клиента — не знаю, я плохо разбираюсь в том, чем ты занимаешься, — и вдруг понимаешь: нужно срочно ехать в школу за Келли.
— Я справлюсь.
Фиона дотронулась до моих сложенных на груди рук. Для нее это был весьма нетипичный жест.
— Глен… я знаю, у нас с тобой всегда были напряженные отношения. Но то, что я предлагаю, в интересах Келли. И даже ты должен это понять. Я пытаюсь дать ей самое лучшее.
Идея была не такая уж жуткая, если я смогу наступить на горло своей гордости в отношении оплаты. В любом случае я не мог сейчас отправить Келли учиться в частную школу. И если бы я поверил в искренность намерений Фионы, возможно, и согласился бы с ее предложением. Но я не мог освободиться от мысли, что она делает все лишь для того, чтобы разлучить меня с дочерью. После смерти Шейлы Фиона хотела полностью контролировать внучку.
— Я же предупреждал тебя! — сказал жене Маркус. — Я же говорил: ты ведешь себя слишком бесцеремонно.
— Маркус, тебя это в общем-то не касается, — заметила она. — Келли — моя внучка, а не твоя. У тебя нет с ней кровной связи.
Он посмотрел на меня, словно хотел поддержать: «Я знаю, каково тебе приходится, приятель».
— И все-таки меня это касается, — настойчиво возразил Маркус. — Келли будет жить с нами. — Он посмотрел на меня и уточнил: — На неделе. И я не возражаю, но только не говори, что меня это не касается, черт возьми. Ни в коем случае так не говори.
— Келли останется у меня, — сказал я.
— Что ж, — проговорила Фиона, не принимая поражения, — я понимаю, тебе нужно время, чтобы все обдумать. И конечно, мы хотели бы узнать, что скажет по этому поводу Келли. Возможно, ей эта идея очень понравится.
— Но решать все-таки мне, — напомнил я ей.
— Конечно, тебе. — Она снова похлопала меня по руке. — А кстати, где наша маленькая принцесса? Я думала съездить с ней куда-нибудь сегодня. Например, в супермаркет. Купим ей новое зимнее пальто или еще что-нибудь.
— Полагаю, Келли сегодня останется дома, — запротестовал я. — Сегодня кое-что случилось, я пока не успел рассказать об этом Келли, и не знаю, как она отреагирует. Но боюсь, очень расстроится.
— Что случилось? — нахмурившись, спросил Маркус, возможно, предвидевший, что его жена снова обрушит на меня гнев независимо от сути проблемы.
— Вы знаете подругу Шейлы, Энн? У нее есть дочка Эмили, которая дружит с Келли?
Фиона кивнула. Маркусу она сказала:
— Ты наверняка ее помнишь, она была на той вечеринке, когда продавали сумки.
Маркус в растерянности задумался.
— Неужели ты не запомнил ее? Такая эффектная женщина, — с неодобрением в голосе добавила Фиона и обратилась ко мне: — Что с ней?
— Мы виделись прошлым вечером. Келли поехала к ним в гости и должна была остаться там на ночь. Но потом позвонила мне и попросила ее забрать. Ей стало нехорошо, и вскоре после этого…
— Папа!
Мы повернули головы в сторону лестницы, откуда донесся голос Келли.
— Папа! Скорее сюда!
Я быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и оказался в ее комнате на десять секунд раньше Фионы с Маркусом. Келли сидела за столом, по-прежнему в желтой пижаме. Она устроилась на краешке стула, одной рукой сжимая мышку, второй показывая на монитор.
— Мама Эмили! — сказала она. — На сайте… в чате… про маму Эмили…
— Я как раз собирался тебе рассказать… — Я махнул рукой, показывая Маркусу и Фионе, что им лучше уйти. Они подчинились. — Я сам только сейчас обо всем узнал.
— Что случилось? — В глазах Келли стояли слезы. — Она умерла?
— Не знаю. То есть, думаю, да. Когда я звонил ей сегодня утром…
Келли схватила меня за руки:
— Я же сказала тебе не звонить!
— Все хорошо, малышка. Не важно. Я думал, трубку сняла мама Эмили, но это оказалась ее тетя, сестра ее мамы. Она сказала мне, что миссис Слокум умерла.
— Но я же видела ее вчера вечером. Тогда она была жива.
— Знаю, солнышко. Это ужасное потрясение.
Келли задумалась.
— Что мне теперь делать? Позвонить Эмили?
— Может, попозже? Сейчас лучше оставить Эмили и ее папу в покое.
— Все это так странно.
— Да.
Долгое время мы сидели молча. Я обнял ее, прижал к себе, и она заплакала.
— Сначала моя мама, теперь — мама Эмили, — тихо сказала Келли. — Может быть, я приношу всем несчастья?
— Не говори так, деточка. Никогда так не говори. Это неправда.
Когда Келли перестала всхлипывать, я понял, что нужно поговорить о наших гостях.
— Бабушка и Маркус хотят отвезти тебя на прогулку сегодня днем.
— Ох, — вздохнула Келли.
— И думаю, бабушка хочет, чтобы ты пошла в школу в Дариене. Ты не знаешь, почему у нее возникло такое желание?
Келли кивнула. Эта новость не удивила ее.
— Я как-то говорила ей, что ненавижу школу.
— По Интернету? — уточнил я.
— Да.
— Теперь бабушка предлагает, чтобы на неделе ты жила у нее и ходила в школу в Дариене, а в выходные приезжала сюда.
Келли крепко обняла меня.
— Я так не хочу. — Она помолчала. — Но по крайней мере там никто не знает обо мне и о том, что сделала моя мама.
С минуту мы просидели, прижимаясь друг к другу.
— Если мама Эмили умерла от свинячьего гриппа или чего-то такого, то я тоже заразилась? Я ведь была в ее комнате.
— Сомневаюсь, что за несколько часов можно умереть от гриппа, — возразил я. — От сердечного приступа — возможно. Иногда такое бывает. Но этим нельзя заразиться. И грипп называется свиным, а не свинячьим.
— А сердечным приступом нельзя заразиться?
— Нет. — Я посмотрел ей в глаза.
— На видео она совсем не выглядела больной.
— Что? — Слова дочери застали меня врасплох.
— На моем телефоне. Она выглядит хорошо.
— О чем ты говоришь?
— Я подготовила телефон, пока сидела в шкафу, чтобы заснять видео с Эмили, когда та откроет дверь. Папа, я же тебе говорила!
— Ты не сказала, что сняла на видео ее маму. Я думал, когда миссис Слокум нашла тебя, ты спрятала телефон.
— Да, незадолго до этого.
— У тебя сохранилось это видео?
Келли кивнула.
— Покажи мне.
— Даррен, я хочу задать тебе несколько вопросов.
Слокум сидел на переднем пассажирском месте в автомобиле, припаркованном возле его дома. За рулем была Рона Ведмор — маленькая крепкая темнокожая женщина лет сорока пяти, одетая в рыжевато-коричневую кожаную куртку и джинсы; на поясе у нее висела кобура с пистолетом. Ее короткие волосы были красиво уложены, недавно она сделала мелирование, и теперь ее прическа сверкала прядками серебристо-серого цвета. Она умела подчеркнуть свою индивидуальность без всяких эпатажных выходок.
Рона и Слокум сидели в полицейской машине без опознавательных знаков. Даррен Слокум закрывал рукой лоб и глаза.
— Просто не могу поверить, — простонал он. — Не могу поверить, что Энн умерла.
— Знаю, тебе сейчас нелегко. Но мы с тобой должны еще раз кое-что проверить.
Рона Ведмор знала Даррена. Это не было близким знакомством, они просто служили в одном учреждении: Слокум — дорожным патрульным Милфорда, она — детективом полиции. Несколько раз им приходилось работать вместе, они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы при встрече здороваться, однако друзьями не были. Ведмор имела представление о репутации Слокума — как минимум две жалобы о превышении власти. Ходили слухи — правда, недоказанные, — будто он брал взятки у наркоторговцев. И все располагали информацией о вечеринках, на которых Энн продавала сумки. Даррен однажды приглашал Ведмор на подобное мероприятие, но та отказалась.
— Ладно, продолжай, — сказал Даррен.
— В какое время Энн уехала прошлым вечером?
— Где-то в девять тридцать или без четверти десять.
