Она заказала “Драмбюи” и сказала Кризи:
– Вы, должно быть, птица высокого полета.
– Почему вы так решили?
– Сенатор Грэйнджер очень бережно относится к своему времени, даром его никогда не тратит.
Кризи улыбнулся.
Официант принес “Драмбюи” и вновь отказался взять у Кризи деньги. Женщина пригубила ликер и спросила:
– Сенатор сказал вам, как меня зовут?
– Да… Трэйси.
Голос у нее был низким, гортанным. Она подняла руку и отбросила прядь волос со лба, пригладила их рукой и чуть подвинулась на диванчике.
– А вас как зовут? – спросила она.
– Кризи.
– Это имя или фамилия?
– Это единственное имя, на которое я отзываюсь.
Она снова улыбнулась.
– Вы тоже политику делаете?
– Нет, никогда в нее не лез. Я на пенсии.
– А чем вы раньше занимались?
– Был наемником.
Пристально на него взглянув, она задала неизбежный вопрос:
– Вы убивали людей?
– Не помню.
* * *
Он сказал ей, что остановился в гостинице “Хайэтт”. Она ответила, что у нее квартира в соседнем квартале. Они решили пойти к ней.
В спальне они разделись. Женщина внимательно рассматривала шрамы на его теле и лице, потом взглянула ему в глаза.
– Не бойся, – сказал Кризи, – садистских наклонностей у меня нет.
Она улыбнулась, глаза ее были почти закрыты.
– Хоть я и не мазохистка, – прямо ответила она, – мне нравится, когда со мной обращаются властно… Не грубо, но властно.
Тело ее было длинным, грудь высокой.
Когда он ею овладел, большие стенные часы пробили одиннадцать ударов.
* * *
На Гоцо в отличие от Вашингтона было четыре часа утра. В этот момент Майкл второй раз в жизни переживал близость с женщиной. Сейчас он уже мог себя контролировать гораздо лучше. В первый раз она умело вела Майкла. Тихим мягким шепотом объясняла ему, что, как и почему надо делать.
Она научила его целоваться и была несказанно удивлена, когда Майкл признался, что целует женщину первый раз в жизни, что никогда раньше не касался женской груди. Она рассмеялась – не над ним, а вместе с ним. Сэффорн заставила и его засмеяться, зацеловав с головы до пят.
* * *
Кризи вглядывался в лицо женщины, ускоряя жесткий ритм своего тела. В спальне горел яркий свет – ей так хотелось. Он сжимал в руках ее груди, вдавливая соски большими пальцами. Она выгибала спину и шептала что-то своим глубоким, низким голосом. Кризи пристально смотрел ей в глаза, следил за тем, как страсть играет на ее раскрытых губах. Он целовал ее, касаясь языком ее языка. Он чувствовал, как все тело ее напрягается в конвульсиях блаженства, как она подходит к апогею страсти. Ее длинные изящные пальцы судорожно впивались в его спину.
Он точно знал, когда надо остановиться. Чувствовал тот момент, когда наслаждение переходит в раздражающий зуд. Он остался внутри в том же состоянии напряжения, но, опершись на ладони, ослабил давление своего тела, не сводя взгляда с ее лица. Женщина раскрыла глаза и улыбнулась ему. Теперь ее пальцы гладили его спину. Тело ее чуть заметно вздрагивало, не давая уйти только что испытанному блаженству. Она продолжала наслаждаться, ощущая его в себе.
– Почему ты не кончил вместе со мной? – прошептала она.
– Обо мне не беспокойся, все будет в порядке… продолжай двигаться, как теперь… делай точно то же самое, что и теперь – не больше и не меньше.
Он почувствовал, как мышцы ее сжались, обхватив его сильнее. Он при этом оставался совершенно неподвижен. Несколько следующих минут они не сводили друг с друга глаз, лица их разделяли лишь несколько дюймов.
Потом она увидела, как расширились его зрачки, грудь его наполнилась воздухом так, что вдавила ее в подушку. В то же мгновение женщина почувствовала, как ее наполняют соки его тела.
* * *
В квартире в Марсалфорне Сэффорн посмотрела на Майкла и сказала:
– Подумай о чем-нибудь, что тебе не нравится, о чем-то, что ты просто ненавидишь.
На лице его отразилось удивление. Он плавно и ритмично двигался внутри нее. Прерывисто дыша, она чуть отстранила его от себя.
– Но почему?
Он тоже быстро дышал. Плоть его была подобна готовой разорваться бомбе с тикающим часовым механизмом.
– Думай о самой для тебя противной вещи, – снова прошептала она. – Быстро!
Одной рукой она как тисками сдавливала ему шею, другой направляла его движения, впившись ему в ягодицу.
Он подумал о шпинате. Шпинат Майкл терпеть не мог. В приюте его слишком часто заставляли есть эту зеленую кашу. Если он отказывался, его оставляли без сладкого.
Мысль о шпинате позволила ему продержаться еще три минуты, и этого оказалось достаточно. Он ощутил пробежавшую по ее телу дрожь, почувствовал, как ее длинные ноги обхватили его, а руки сжали еще сильнее. Сразу вслед за ней он испытал такое же острое ощущение.
– Вот так это и должно всегда происходить, – позже сказала она.
* * *
В Вашингтоне женщина, лежавшая в просторной постели, умиротворенно смотрела, как Кризи одевается.
Застегивая рубашку, он взглянул на часы.
– Через пять часов я улетаю из Вашингтона, – сказал он, – а еще через три – из Штатов.
– Ты ведь вернешься?
– Возможно. Но скорее всего ненадолго.
– Если вернешься, позвони мне.
В голосе ее звучал не вопрос, а утверждение.
Он завязывал галстук.
– Обязательно.
Она улыбнулась, но ее лицо тут же приняло серьезное выражение. Женщина перекатилась на постели, чтобы быть ближе к нему, взглянула на него и сказала:
– Кризи, мне было очень хорошо. Я почувствовала что-то вроде потрясения. Тебе как-то удалось заставить трепетать каждый нерв моего тела… Но эмоционально я была пуста.
Узел галстука был завязан. Он сверху взглянул на нее. Ничего не выражавшие глаза на изборожденном шрамами лице. Совершенно спокойно он проговорил:
– Сегодня мы оба друг друга использовали, и нам было хорошо. Это случится еще, и нам снова будет хорошо. Но, Трэйси, не ищи в нашей связи чувств. Я в жизни смог полюбить только одну женщину. Несколько месяцев назад она погибла. Все мои чувства умерли вместе с ней. Если тебе нужно время от времени возбуждать нервные окончания, я именно тот человек, который поможет тебе в этом. Если ты ищешь чувств, тебе придется поискать их в другом месте.
Она придвинулась к краю кровати и обхватила его руками за колено. Взгляд ее был задумчивым.
– Где живут наемники?
Он ей улыбнулся. Улыбка была теплой и искренней. Она ему нравилась.
– Наемники живут в норах, Трэйси. Как грызуны или ящерицы.
– Тогда я оставлю тебе номер телефона, – сказала женщина.
Он надел пиджак.
– Не надо… если вернусь, я тебя найду.
* * *
Сэффорн отвезла Майкла домой на взятом напрокат желтом джипе, отчаянно визжавшем шинами на поворотах.
– Ты приедешь сюда следующим летом? – с надеждой спросил он.
Она уверенно вела джип по узеньким, извилистым улочкам Рабата.
– Нет. В следующем году я собираюсь поехать в Гонконг.
– А когда-нибудь ты сюда вернешься?
Она чуть повернула голову и улыбнулась ему.
– Может быть, как-нибудь. Я никогда не строю планы больше чем на год вперед.
Она везла его, как он ей говорил, – через Керчем и дальше по проселочной дороге, взбиравшейся лентой на холм. Машину она остановила чуть ниже дома, стоявшего на самой вершине, и с интересом стала его рассматривать. Всходило солнце, весь остров купался в его красноватых лучах.
– Как здесь красиво, – восхитилась она. – И дом этот просто великолепный.
Потом она наклонилась к нему, нежно поцеловала в губы и провела рукой по его щеке.
– До свидания, Майкл. Желаю тебе удачи.
Не успела она немного спуститься вниз по дороге, как услышала, что он громко окликнул ее. Она остановила джип и посмотрела назад.
– Спасибо тебе! – крикнул Майкл.
Она улыбнулась и ответила:
– Не за что.
* * *
Леони проснулась от шума подъехавшего к дому джипа. Через распахнутое окно до нее донеслись фразы, которыми Майкл обменялся с какой-то женщиной. Она взглянула на будильник – начало седьмого. Будильник стоял на семь, в это время она обычно вставала, чтобы приготовить Майклу завтрак. Сначала Леони подумала, что Майклу надо дать утром отоспаться, но потом решила этого не делать. Кризи заставил бы его встать как обычно и сто раз проплыть бассейн, когда бы Майкл ни вернулся домой. Она повернулась на другой бок, поправила подушку и снова задремала.
Будильник зазвонил ровно в семь. Через полминуты она услышала осторожный стук в дверь и тихий голос Майкла:
– Леони, ты уже проснулась?
– Да, – отозвалась она.
– Можно войти?
– Заходи.
Дверь отворилась, и он вошел с подносом в руках. Майкл поставил его на тумбочку у кровати. На подносе стояли большая чашка чая, тарелка с двумя обжаренными в масле ломтиками хлеба и баночка с вареньем. Именно так она каждый день завтракала.
