Не выжил ли там и кое-кто еще?
– Сколько времени? – спросил Гэндл.
– Половина седьмого.
– Бек еще не подключался к этому… как его там… адресу?
– Бэт Стрит. Нет, не подключался.
– А о Ребекке Шейес есть что-нибудь новенькое?
– Ничего. Близкая подруга Элизабет Паркер, снимали вместе квартиру, пока Паркер не вышла замуж за Бека. Я проверил старые телефонные счета. Бек не звонил ей много лет.
– Тогда почему позвонил сейчас?
Эрик пожал плечами.
– Может быть, мисс Шейес что-то знает?
Гриффин Скоуп был предельно категоричен: узнай все, что возможно, и похорони то, что узнаешь. А также используй Ву.
– Давай-ка поболтаем с ней, – сказал Гэндл.
Шона встретила меня на первом этаже небоскреба под номером 462 по Парк-авеню на Манхэттене и потащила за собой, даже не поздоровавшись.
– Пойдем скорей, я тебе кое-что покажу.
Два часа до сообщения. Шона буквально втолкнула меня в лифт и нажала кнопку двадцать третьего этажа. Замигали лампочки, пискнул сигнал отправления.
– Эстер навела меня на мысль, – сообщила Шона.
– На какую мысль?
– Она сказала, что сыщики уперлись и сделают все возможное, чтобы прижать тебя.
– И что из этого?
Лифт остановился.
– Сейчас увидишь.
Дверь скользнула в сторону, открыв выход в разделенный бесчисленными перегородками зал. Сейчас в таких помещениях располагается большинство офисов. Сними крышу, посмотри сверху – и ты не найдешь никакого отличия между этажом высотного здания и крысиной норой с ее многочисленными лабиринтами. Да и изнутри то же впечатление.
Шона уверенно лавировала между перегородками, я болтался у нее в кильватере. Мы повернули налево, затем направо и опять налево.
– Может, пора бросать хлебные крошки? – поинтересовался я.
– Неплохо бы, – серьезно ответила Шона.
– Тогда я к твоим услугам.
Она даже не улыбнулась.
– Ты хоть скажешь, где мы?
– Фирма называется «Диджиком». Наше модельное агентство сотрудничает с ними время от времени.
– И чем они занимаются?
– Сейчас увидишь, – сказала Шона.
Мы свернули в последний раз и очутились в захламленном помещении, где хозяйничал молодой человек с длинными волосами и гибкими пальцами пианиста.
– Это Фаррелл Линч. Фаррелл, это Дэвид Бек.
Я пожал гибкую кисть «пианиста». Фаррелл промямлил:
– Привет.
– Ну-ка, – сказала Шона, – покажи ему.
Линч крутнулся на стуле и застучал по клавиатуре компьютера. Мы с Шоной встали у него за спиной.
– Готово.
– Включай.
Линч нажал какую-то кнопку. Экран почернел, затем на нем появился Хэмфри Богарт, в плаще и шляпе. Я сразу узнал сцену из «Касабланки».[12] Туман, самолет на заднем плане. Финал.
Я вопросительно поглядел на Шону.
– Погоди, – сказала она.
Камера сфокусировалась на Богарте; он как раз говорил Ингрид Бергман, что она летит на этом самолете с Ласло и что проблемы трех маленьких людей не имеют никакой ценности в нашем мире. Затем камера переехала на Ингрид Бергман, и…
…Ингрид Бергман там не было.
Я моргнул. На экране в шляпе с вуалью, глядя на Богарта сквозь туман, стояла Шона.
– Я не могу поехать с тобой, Рик, – драматически произнесла она. – Потому что я безумно люблю Аву Гарднер.
Я повернулся к настоящей Шоне. Видимо, вопрос был написан у меня на лице, поскольку она молча кивнула. Но все же я решился произнести его вслух:
– Ты думаешь… – Я замялся. – Думаешь, меня пытаются одурачить с помощью фальшивой фотографии? Подделки?
– Цифровой фотографии, – поправил Фаррелл. – Это гораздо легче. Компьютерные снимки – это не пленки. Это просто файлы, которые работают почти как обычный текстовый документ. Вы же знаете, насколько легко заменить в документе какое-нибудь слово.
Я кивнул.
– А для того, кто хоть чуть-чуть умеет работать с цифровыми фото, так же легко изменить внешность. Строго говоря, видеопоток – это даже и не фото. Это определенное количество пикселей, которыми можно манипулировать, как твоей душе угодно. Вырезал, прилепил, отретушировал – готово.
– Однако Элизабет стала выглядеть гораздо старше, – упорствовал я. – Не так, как раньше.
– Фаррелл? – сказала Шона.
Линч нажал какую-то кнопку. Богарт вернулся. Когда он снова обратился к Шоне – Ингрид Бергман, та выглядела лет на семьдесят.
– Программа постепенного взросления, – объяснил Фаррелл. – Обычно используется при розыске пропавших детей, продается в любом магазине. И точно так же можно изменить любую часть облика Шоны – прическу, цвет глаз, форму носа. Сделать губы тоньше или пухлее, нанести куда угодно татуировку.
– Спасибо, Фаррелл, – сказал Шона, поглядев на него так выразительно, что понял бы даже слепой.
Линч слепым не был. Поэтому, извинившись, он встал и отошел на достаточное расстояние.
– Я вспомнила свою недавнюю фотосессию, – объяснила Шона. – Один из снимков вышел прекрасно, заказчику страшно понравилось, да вот беда – я потеряла сережку. Мы принесли отснятые материалы сюда, Фаррелл нажал пару кнопок, и – вуаля! – сережка на месте!
Я потряс головой.
– Понимаешь, Бек, ФБР считает, что ты убил Элизабет, хотя и не может этого доказать. Эстер говорит, что они пойдут на все, лишь бы упечь тебя за решетку. Вот я и подумала: а что, если это они посылают сообщения, чтобы вывести тебя из равновесия?
– А час поцелуя…
– Ну и что?
– Как они могли о нем узнать?
– Я знаю о нем. Линда знает о нем. Держу пари, знает Ребекка и, вероятно, родители Элизабет. Кто угодно мог проболтаться.
У меня в глазах закипели слезы. Стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал, я спросил:
– Итак, ты считаешь, что все это – розыгрыш?
– Не знаю, Бек. Правда, не знаю. Давай рассуждать здраво. Если Элизабет жива, то где она пропадала все эти восемь лет? Почему восстала из могилы именно сейчас, когда ФБР обвиняет тебя в ее гибели? И в конце концов, неужели ты и вправду веришь в возвращение с того света? Да, ты хотел бы, чтобы она ожила. Черт, я сама бы этого хотела! Но если мыслить объективно: чья версия более правдоподобна, твоя или моя?
Я шагнул назад и упал в кресло. Сердце колотилось, надежда таяла так же стремительно, как и появилась.
Розыгрыш. Неужели все случившееся – лишь злой розыгрыш?
Обосновавшись в студии Ребекки Шейес, Ларри Гэндл достал мобильный телефон и позвонил жене:
– Буду поздно.
– Не забудь принять лекарство, – напомнила Пэтти.
Гэндл страдал легкой формой диабета, заставлявшей его соблюдать диету и пить таблетки. Разумеется, никакого инсулина.
– Приму.
Эрик Ву, нацепив свои неизменные наушники, аккуратно расстилал около двери виниловую пленку.
Гэндл попрощался с женой и натянул пару латексных перчаток. Обыск обещал быть долгим и тщательным. Как и большинство фотографов, Шейес хранила тонны негативов. Четыре металлических шкафа, полные пленок. Успев изучить расписание Ребекки, взломщики знали, что она заканчивает съемку в другом месте и вернется в студию примерно через час. Времени в обрез.
– Знаете, чего нам не хватает? – хмыкнул Ву.
– Чего?
– Хотя бы намека на то, что мы ищем.
– Бек получает зашифрованное сообщение. Его реакция? Впервые за восемь лет он мчится навестить подружку жены. Мы просто обязаны выяснить, в чем тут дело.
Ву посмотрел сквозь Гэндла и спросил:
– А почему бы просто не дождаться ее и не спросить?
– Мы и это успеем, Эрик.
Ву кивнул и отвернулся.
Гэндл заметил в фотолаборатории длинный металлический стол. Подошел, пощупал. Крепкий, и размер подходящий, как раз, чтобы положить кого-нибудь в полный рост и привязать к ножкам руки и ноги.
– Много у нас скотча?
– Хватает, – ответил Ву.
– Сделай мне одолжение, перестели пленку вот сюда, под стол.
* * *
Полтора часа до сообщения.
Возможности компьютера, продемонстрированные Линчем, буквально оглушили меня. Словно я рухнул в нокауте и не встал даже при счете «десять». Но странное дело, прошло не так уж много времени, как я оторвал задницу от пола и снова запрыгал по рингу.
Мы ехали ко мне в моей машине. На этом настояла Шона, лимузин должен был забрать ее через несколько часов. Похоже, она не столько переживала за меня, сколько не хотела возвращаться домой.
– Что-то не стыкуется, – сказал я.
Шона повернулась в мою сторону.
– ФБР считает, что я убил Элизабет, так?
– Так.
– Тогда зачем они шлют сообщения якобы от ее имени?
Шона медлила с ответом.
– Подумай сама, допустим, перед нами хитрый трюк, чтобы заставить меня признаться. Ведь если бы я убил Элизабет, то тут же бы сообразил – это липа!
