— Майки! — возмущенно ахнула Бетти.
— У тебя какие-то проблемы с этим? — медленно проговорил Мэттью, оборачиваясь. Внутри все тряслось и дрожало, сердце сорвалось в такой безумный ритм, будто на него из-за угла выскочила собака, причем далеко не комнатных размеров. — Я тебе чем-то мешаю? Или просто желчь горлом идет?
Теперь замерли и остальные машинки в офисе. Только дождь продолжал монотонно барабанить в стекла.
— У меня проблемы с выскочками, — Майкл с шумом отодвинул стул, поднимаясь на ноги. — Которые протискивают свою задницу в редакцию через личные связи, в то время как другим приходится пахать, чтобы заслужить свое место! С кем бы ты там ни обедал, карьеру тебе это не сделает. Такие, как ты, у нас не задерживаются, понял? Здесь все привыкли работать, а не примазываться к начальству! Каждый выкладывается на всю катушку, чтобы удержаться за свое место! Думаешь, других желающих нет сюда пристроиться?
Взгляд Мэттью метнулся с любопытного лица Сэма на заметно взволнованную Бетти, а от нее — к Софи, которая смотрела на разворачивающуюся сцену безо всякого выражения, и снова вернулся к Майклу. Смуглое лицо итальянца побледнело, тонкие модные усики вздыбились над верхней губой, ощеренной, как у собаки.
— Мне плевать на твое место, — Мэттью отступил на полшага и насмешливо вскинул подбородок. Давящее напряжение в груди нарастало. Кулаки сжались сами собой. — Но если ты так за него трясешься, может, вернешься к работе?
— Что, сказать нечего? — осклабился Майкл и сел, забросив ноги на стол. Даже из этого положения Мэттью казалось, что тот смотрит на него сверху вниз. — Давай, ползи в свой угол. Если перекладывание бумажек ты называешь работой.
Снова застучала машинка. Мистер Джефферсон склонился над своим столом, помедлив, то же проделал Сэм. Софи отвернулась последней.
— Бетти, душечка, сделай мне тоже кофе, — бросила она и застучала по клавишам. Майкл продолжал смотреть на него, ядовито усмехаясь. Выглядело это так, словно у него свело челюсть.
Мэттью первым отвел взгляд и протиснулся за свой стол. Его все еще мелко трясло, даже к моменту, когда Бетти с виноватой улыбкой поставила перед ним чашку кофе.
========== 9. Просьба ==========
К концу рабочего дня Мэттью чувствовал себя совершенно опустошенным. Хотя больше Майкл ни разу не взглянул в его сторону, расслабиться было сложно. Он пытался погрузиться в работу, но мысли то и дело соскальзывали в болото страхов и переживаний. Не думать о Дэвиде, не думать о зеркалах, не думать о Майкле, не думать, не думать, не думать.
— Ну что ж, — улыбнулась Софи, окидывая взглядом его рабочее место. Теперь на столе оставалась старенькая пишущая машинка, коробка с неизданными рукописями и весьма скромная пачка бумаг, которые Мэттью не успел разобрать. — Неплохо сработано, Мэтти. Я боялась, что эти авгиевы конюшни за месяц не разгрести.
Он выдавил из себя улыбку, хотя никакой радости этот комплимент ему не принес. Майкл прав, вся эта «работа» гроша ломанного не стоит. Велика заслуга — разложить по стопкам кипу бумаги. Кажется, Золушка занималась чем-то подобным. И никакое образование ей для этого не требовалось.
— Спасибо, Софи.
Она кивнула и принялась собираться. Мэттью медлил, поглядывая на Бетти, которая неторопливо перебирала запечатанные конверты. Когда за Софи закрылась дверь, он подошел к столу секретарши.
— Ты идешь?
— Мне сегодня в другую сторону.
Ее улыбка выглядела слегка виноватой.
— О… а ты… разве ты не живешь там?..
— Боюсь, этот район мне не по карману, — рассмеялась Бетти, показав ямочки на щеках. Мэттью ощутил, как губы сами собой растягиваются в улыбке. И понадеялся, что она не спросит, как он может позволить себе жить на Манхэттене. Не хотелось посвящать всех в тонкости его пребывания в Нью-Йорке.
— Тогда… что ты там делала?
Бетти хитро улыбнулась, но с ответом не спешила. А потом покачала головой.
— В другой раз скажу. Но завтра мне снова нужно будет в сторону Центрального парка.
— Хорошо. До завтра!
Он поднялся на заполненную людьми улицу. Дождь прекратился, зато с залива налетел порывистый ветер. По небу стремительно неслись монструозных размеров облака, с белыми, сияющими в лучах закатного солнца вершинами. Мэттью подумал о дирижаблях, плывущих над океаном. Кажется, в последние годы их становится все меньше и меньше. До сих пор он не видел над городом ни одного.
Сунув руки в карманы и подняв воротник, Мэттью зашагал к дому. Больше никакого метро. Лучше встать пораньше, а вечером — прогуляться подольше, но избежать душной толчеи вагонов, грохочущих в темноте подземелий. Кроме того, он вовсе не стремился побыстрее добраться до комнаты, где в зеркале его ждало собственное безумие. Он шел не торопясь, по пути заглядывая в витрины бутиков, кондитерских и ювелирных салонов, в окна баров, ресторанов и казино. У кинотеатра толпились люди. Названия на афише были совершенно ничего ему не говорили. За любым из них скрывалась возможность забыться на пару часов. Очутиться в другом мире.
Мэттью замедлил шаг, но входить не стал.
Лифтер снова был ему незнаком. Сгорбленный мужчина лет пятидесяти держался совершенно равнодушно и едва открыл рот, чтобы поздороваться.
— Четырнадцатый, пожалуйста, — попросил Мэттью. Пока кабина ползла вверх, он размышлял о том, куда делся тот парень с красными от постоянного недосыпа глазами. Ушел в отпуск? Мэттью поймал себя на том, что даже имени его не знает. Лифтер и лифтер. Разве у лифтеров бывают имена? У консьержей? У официантов и горничных? Форма заменяет им имя. Его собственное останется скрыто за вязью мелких журнальных букв, за названием редакции на обложке. Ему не положено даже лица.
Лифт остановился, и мужчина молча открыл решетку.
— Хорошего вечера, — машинально пробормотал Мэттью. Все же без прежнего лифтера в доме стало как-то… иначе. Может, служители тайного культа принесли его в жертву своим загадочным языческим богам? Где-то в лабиринтах мраморных коридоров, на мраморном же алтаре под грохот барабанов, в окружении дурманящего сладкого дыма. Присутствовали там обитатели квартир? Иногда Мэттью вообще казалось, что во всей высотке живут лишь они с Дэвидом. Толстые стены не давали услышать соседей. Он не встречал их в коридорах и лифте. Скрытные создания эти культисты.
Наверное, у лифтера просто выходные. Судя по глазам, ему бы не мешало отоспаться. А потом он снова вернется. Без него в этом храме… пустовато.
Мэттью собрался позвонить в дверь, но сообразил, что семь часов уже миновало, и Марта ушла домой. Кроме того, у него ведь есть ключи. И все же он постоял немного, рассматривая темную дверь. Входить не хотелось. Что-то в нем отчаянно сопротивлялось. Как в детстве, когда просыпался в темноте, до рассвета, понимал, что понедельник и нужно вставать, выходить в холодное зимнее утро и брести школу, но отчаянно растягивал минуты, вцепляясь в одеяло. Промедление ничего не меняло. Ни тогда, ни сейчас. Надо войти. Он сядет за машинку и будет тренироваться весь вечер. Ни о чем не придется думать. Ни с кем говорить. Ни с Дэвидом, ни с его отражением.
Глубоко вздохнув, Мэттью отпер дверь. В коридоре было темно. Он нашарил выключатель, снял пальто и шляпу. В гостиной негромко играла музыка. Он постоял немного у двери, размышляя, стоит ли зайти поздороваться. Не то чтобы у него остались силы на вежливость. Хотелось только упасть и заснуть. Сон казался спасением. Последнее безопасное убежище. Ванна тоже была бы кстати, но ведь там — зеркало. А в зеркале…
Мэттью отступил от двери прошел сразу в кабинет. Там тоже было темно. Ощупью добравшись до стола, он зажег одну лампу и, помедлив, принялся рассматривать корешки книг на полках вдоль стен. Большинство были ему знакомы — если он не прочел их до конца, то по крайней мере раскрывал или слышал о них прежде. Среди томов он, наконец, выбрал «По эту сторону рая» Фицджеральда и вернулся за стол. Заправил в машинку первый лист, хрустнул пальцами и принялся печатать.
