Аня с трудом поставила кружку не мимо стола и изумилась такой удаче, хоть не разбила! Ничего нового она ведь не услышала. Маму больше всего волновало, чтобы ее не заподозрили в чем-то нехорошем и еще — что подумают люди. Сама не понимая зачем, она ляпнула прямо посреди материной тирады:
— А он точно умер? — Аня подняла голову и уставилась в расширившиеся от возмущения глаза матери. «А она постарела, — некстати подумала Аня. — Морщины уже не пытается скрывать, волосы подкрашивает каким-то диким цветом. У нее же нормальная рыжина, как и у меня, могла бы закрашивать седину рыжим цветом. Откуда этот ядреный апельсин? Может, эту краску назначают всем без исключения после пятидесяти? Или пятидесяти пяти. Сколько сейчас маме?»
Посчитать она не успела.
— Ты думаешь, что говоришь? — прошипела мать. Она закрыла глаза руками и добавила глухо сквозь ладони: — Я вырастила психопатку. И проститутку.
Аня вздохнула.
— Хочешь, я выйду замуж и разведусь через три месяца, как твоя любимая Рита? — спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься. — Тогда ты перестанешь меня доставать?
— Ты даже на могиле Коленьки не была ни разу, — словно не слыша ее, продолжала мать. — А ведь столько лет дружили, он тебя так любил, я думала, поженитесь сразу после школы…
Очень хотелось бросить кружку в стену, да так, чтобы на мелкие осколки. И заорать. Заорать на эту уже пожилую женщину так, чтобы выдуло криком все эти глупости. Но кружка была любимая, за стеной жил нервный паренек, работавший из дому, и пугать его не хотелось. Как и кричать на мать. Аня не хотела сама себе в этом признаваться, но мать она все равно любила и не хотела ее расстраивать. И, как часто бывает, постоянно расстраивала. Может, будь у Ани братья или сестры, они бы делили с ней эту ношу и расстраивали маму по очереди, но чего нет, того нет.
— Я была на его могиле, мама, — Аня так и чувствовала, как ободряюще покивал бы ее психолог на такое взрослое поведение. Она даже сдержалась и не добавила: «Хотела удостовериться, что он и правда умер».
Мама недоверчиво шмыгнула носом и отвела руки от покрасневших глаз. Потом они молча пили чай, зачем-то смотрели телевизор, и лишь после этого мама ушла. Они так и просидели в молчании, тяжелом, но примирительном.
И только закрыв за мамой дверь — замок верхний, нижний, щеколда, цепочка — Аня спросила, мысленно обращаясь к ней: «А почему я не уехала поступать в Москву, как хотела?»
И сама же ответила за маму ласковым голосом, как может только мама: «Потому что кому ты там нужна. Ты же совсем не приспособлена к жизни. Обворовали бы на вокзале да изнасиловали в ближайшем переулке».
Так мама и сказала однажды. Странно, но теперь это не казалось Ане таким уж ужасным. Тем не менее желание собрать балерин в пакет пропало, и Аня до позднего вечера просидела у телевизора, сделав лишь одно большое дело — вызвав курьера с едой. Обычно еду заказывал Ваха, сама Аня должна была для этого победить себя дважды — открывая незнакомцу в зеленом или желтом дверь подъезда, а потом дверь квартиры. Впрочем, оно того стоило, потому что она чувствовала себя такой опустошенной, что все равно готовить не могла.
Так Аня дожила до субботы. И сидеть в четырех стенах больше не хотелось. Аня решительно оделась. В коридоре она сначала посмотрела в глазок и, убедившись, что никого нет, вышла. Когда она позвякивала связкой ключей, из своей квартиры выглянула соседка.
— Здравствуйте, Кира Михайловна, — буркнула Аня не оборачиваясь.
— Здравствуй, Анечка, — обрадовалась та и вышла на площадку. — Мама вчера заходила, да? Опять мы с ней разминулись.
— Да, — Аня поняла, что все советы психолога она исчерпала на маме, а на соседку уже не хватило. — Скажите, Кира Михайловна, вы маме про меня тоже рассказываете? Про парня моего, который обязательно меня убьет, и другие истории?
Она сама не ожидала от себя такой… смелости? Или грубости?
— Простите, Кира Михайловна, — будто опомнившись, прошептала она. — Голова у ме…
— Пустое, детка. — Соседка не выглядела обиженной. — Что же ты обо мне такого плохого мнения? Разве я не понимаю? У самой такая мать была, что впору прочь бежать. Я с твоей не виделась даже ни разу, но хорошо представляю. Вот я из-за своей замуж вовремя не вышла, а сейчас…
Она махнула рукой.
— Выйдешь за своего этого носатого, может, будешь старшей женой и любимой, — добавила она бодро, и возникшая было к ней симпатия у Ани тут же испарилась.
— Спасибо, — тем не менее вежливо ответила она, рассудив, что хамство тоже должно быть дозированным, и поспешила к лифту.
В лифте она успокоилась и подумала, что Кира Михайловна не врет. Вряд ли мать сообразила бы подговорить соседку следить за ней, а случайно пересечься они и впрямь не могли. Мама заходила редко, по выходным, и сидела всегда недолго.
На улице она решила, что пойти прогуляться было отличной идеей. Тут на нее не давили стены, вещи, и никто не мог позвонить в дверь. Она быстро пересекла двор, в котором чаще всего чувствовала чей-то пристальный взгляд, а на остановке села в первую попавшуюся маршрутку и вышла у центрального парка. Несмотря на то, что Николая, его призрак или что еще это могло быть, она в последний раз видела неподалеку отсюда, в парк она вошла без страха. Она никогда не была здесь с Николаем, зато людей тут всегда было много, поэтому не так страшно. Окончательно воспрянув духом, Аня купила себе сладкую вату и встала в очередь в комнату страха. После нее она решила прокатиться на лошади и, может быть, на колесе обозрения, если его не закрыли на зимний период.
В комнате страха совершенно ожидаемо страшно не было. Но в этом и был смысл. Аня шла по узкому коридору, с наслаждением чуть попискивая, когда сбоку вываливались кое-как сделанные мумии или светились лампочки глаз, как вдруг в кармане завибрировал телефон.
«Вспомнил, что выходной», — подумала Аня с легким недовольством, но тут же вообразила, как позовет Ваху гулять в парке, как потом они пойдут в кафе… Они так редко в последнее время бывали вместе!
Но на экране мобильника высветилось непонятное «номер не определен». Аня едва не уронила телефон. Хороша бы она была, ползая тут в темноте на четвереньках в поисках жужжащего телефона! С трудом сунув его обратно в карман — вибрировать телефон не переставал, словно кто-то очень упорный мечтал дозвониться, — Аня поспешила к выходу, по дороге нечаянно задевая кого-то локтем или боком. И даже оказавшись снаружи — какое яркое небо после темной комнаты! — она не остановилась и еще по инерции пробежала несколько шагов. Телефон уже перестал вибрировать, но этого было недостаточно, чтобы успокоиться.
Аня достала телефон, нашла номер своего оператора и набрала его.
— Да… можно сделать так, чтобы мне не поступали звонки с незнакомых номеров? — Аня выслушала пространный ответ и уточнила: — То есть я могу только заблокировать конкретные номера или дать доступ только знакомым? А давайте.
Она прослушала инструкцию и прямо тут, на обледеневшей скамейке, ввела список номеров, которые смогут до нее дозвониться. Включила даже давно и плотно ушедшего из ее жизни Андрея, маму и обоих следователей. А вот Николая, его маму и Риту с удовольствием пропустила, не внося в список. Заодно обнаружила много номеров, принадлежавших людям, которые давно исчезли из ее жизни. Надо же, какие личности были ей настолько небезразличны, что она с ними перезванивалась!
После этой кропотливой работы у нее сильно замерзли пальцы, а вот настроение улучшилось, пусть и совсем чуть-чуть. Не настолько, чтобы продолжить гулять и уж тем более кататься на лошади, но достаточно, чтобы позвонить Вахе и не возвращаться домой.
— Прости, звезда моя, большой проект, совсем забыл про время! — раздался в трубке голос Вахи. — Приезжай прямо ко мне, поедим пиццу, а потом можешь попробовать вытащить меня на улицу. С прошлой нашей встречи я даже из дому не выходил!
И Ане сразу стало легче. Она уже начала думать, что Ваха устал от нее и ее страхов, поэтому и пропал. Но проекты и в самом деле занимали его каждый раз так, что иногда ей приходилось буквально заставлять его переодеться или поесть. Вот и сейчас она купила по дороге немного готовой еды, зная, что если Ваха сказал «пицца», то это будет и впрямь только пицца, и хорошо еще, если сегодняшняя.
