— Да, это, пожалуй, ответ на мой вопрос.
— Ты упрям. По-твоему, ты единственный, кто может быть прав. И ты слишком крутой, чтобы ладить с кем бы то ни было. Тебе безразлично, что думают люди. И ты можешь говорить вещи, которые причиняют другим боль, только потому, что считаешь правильным говорить такое.
Ладно, добился чего хотел. Глаза ее сверкали гневом, и я поймал себя на мысли, что даже такие они прекрасны.
— И еще одно.
— Ты что, еще недостаточно наговорила?
— Нет, было бы нечестно, если бы я не сказала еще и это. Ты мог бы быть лучше всех, если бы хотел. В тебе есть что-то необыкновенно приятное, но ты стараешься тщательно скрыть это, будто боишься. Вот, теперь ты тоже можешь сказать, что обо мне думаешь. Это будет справедливо. Что тебе во мне не нравится?
Я задумался на минуту, глядя на нее, ожидающую ответа.
— Ну?
— Будь я проклят, если знаю! Может быть, то, что ты такая упрямая маленькая девчонка? И кроме того, я боялся тебя.
— Боялся? — переспросила она недоверчиво.
— Боялся, что ты можешь причинить несчастье Ли и Мэри, если не отстанешь от него. Они — два человека, которых я очень люблю, и я не хотел, чтобы между ними произошел разрыв из-за тебя. Мэри ему необходима.
— С каких пор ты стал заниматься чужими делами?
— Это не важно, — буркнул я. — Но мы пытаемся выяснить, почему не можем провести не ссорясь даже остаток дня. Давай сделаем вид, что мы молодожены и у нас медовый месяц.
— Но это так и есть!
— Давай сделаем вид, что мы молодожены, — снова повторил я и тотчас же себя одернул. Может быть, она права? Я все время напрашиваюсь на ссору. Если перестать ее под девать, может быть, у нас появится шанс мирно сосуществовать?
— Думаю, мне все же стоит постричься, — внезапно сказала она. Она явно собиралась проигнорировать мои последние остроты. — Первое, что я сделаю утром, — это пойду и постригусь. Мне уже до смерти хочется этого многие годы, но папа не разрешал.
— Это глупо. У тебя красивые волосы, зачем ты хочешь их остричь?
— Тебе они правда нравятся?
Она быстро вынула несколько шпилек из своей прически, тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам, окутав ее, как облако.
— Но они слишком длинные.
Приблизившись, Анджелина заглянула мне в лицо. Она взяла мою руку и засунула ее в массу своих волос. На ощупь они были прохладными, мягкими и приятными. Они струйками сбегали между моими пальцами.
— Так ведь лучше, чем ссориться? — Она придвинулась еще ближе и улыбнулась.
Я зарылся лицом в каскад ее белокурых волос и прижался к ее шее. Кровь сильно билась в моих висках, вызывая такой шум, словно колотили по большому мешку: раз-два, раз-два!
— И я куплю духи. Какие тебе нравятся? Никогда в жизни их у меня не было.
— Тебе они не нужны.
— Почему?
— Это будет все равно как стрелять птиц на земле.
— Кто говорил о птицах?
— Не знаю, — пробормотал я. — Кто-то говорил.
Шум на улице становился далеким, и в мире не оставалось никого, кроме нас двоих. Я почему-то не мог вздохнуть. Казалось, что в моей груди просто нет места для вдоха. То, что говорила Анджелина, звучало где-то далеко. Я с трудом разбирал ее слова.
— Ты можешь быть таким чудесным, когда хочешь, Боб!
Я обхватил ее, потом встал, обошел кровать. Откинув голову, она спокойно смотрела на меня темными и широко раскрытыми глазами.
— Ты не такая уж твердокаменная!
— Я и не хочу быть жесткой. Ты делаешь меня мягкой!
— Ты и не очень взрослая. Не такая взрослая, чтобы все время напрашиваться на неприятности. Ты просто маленькая, и я мог бы выбросить тебя из окна!
— Выброси меня из окна. Боб! Только после.
— Может быть, я так и сделаю. Она обхватила мою шею рукой и, подтянувшись, коснулась губами моего лица.
— Скажи мне что-нибудь хорошее. Боб, — прошептала она. — После ты опять скажешь гадость, но сейчас скажи хорошее! Хоть немного хорошее!
— Ты самая проклятая девчонка, которую я когда-либо встречал!
Глаза ее вопросительно рассматривали меня на расстоянии трех дюймов, очень нежные, широко раскрытые и прекрасные.
— Это хорошо, что ты сказал?
Мне было трудно говорить, и я просто кивнул. Она поразила меня сильнее, чем что бы то ни было до сих пор.
Что-то разбудило меня в темноте. Я взглянул на светящийся циферблат своих часов. Три часа ночи. И затем я снова почувствовал то, что вывело меня из сна. Это была рука, нежно поглаживающая мое плечо. Мягкая и прохладная маленькая ручка, которая ласкала.
— Ты не спишь. Боб? — спросила Анджелина тихо.
— Нет.
— Мне жаль, что я тебя разбудила.
— Но все равно слишком жарко, чтобы спать.
— Сколько сейчас времени?
— Три. Я, вероятно, спал пару часов. После того как мы вернулись, перекусив, было около одиннадцати.
— Не знаю. Мы сами определяем для себя время. Но я, право, жалею, что разбудила тебя. У тебя большие мускулы на руке. И у них такие красивые линии. Почему ты такой сильный?
— Правильный образ жизни. Избегал алкоголя, табака и женщин легкого поведения.
— Ты все время шутишь, да? Боб, ты решил, что же мы будем делать? Ты отправишься сегодня в Новый Орлеан?
— Нет, я больше не хочу туда ехать.
— Почему? Ты же хотел.
— Теперь не хочу.
Все было спокойно, только время от времени по улице проезжала одинокая машина. Мы лежали, ничем не прикрытые, в темноте, слушая жужжание вентилятора над головой.
— Боб, — позвала она через несколько мгновений.
— Что?
— Я хочу знать, почему ты передумал.
— Не знаю почему. Просто потерял к этому интерес.
— Потому что считаешь, что должен позаботиться обо мне? Но ты знаешь, что не обязан.
— Нет, дело не в этом.
— Но ты ведь не хочешь, чтобы я осталась с тобой?
— Не знаю.
— Ты ведь никогда не врешь, правда? Ты никогда не врешь только ради того, чтобы не задеть чувства людей. Ты ведь мог сказать, что должен заботиться обо мне. И это звучало бы приятно, хотя ничего бы не значило.
— Прости, — сказал я. — Я, вероятно, не очень умею говорить приятное.
— Но мы не должны притворяться друг перед другом, правда? Меня вроде как навязали тебе, и ты не должен делать вид, что я тебе нравлюсь. Или я нравлюсь тебе?
— Нравишься.
— Очень нравлюсь. Боб?
— Может быть.
— А сегодня утром ты сказал, что не нравлюсь.
— Это было очень давно. Похоже, с тех пор прошли годы.
— Да, мы оба с тех пор изменились, верно?
— Не думаю. Может быть, мы просто друг друга получше узнали.
— Ну и что же ты узнал обо мне?
— Что многое, что я думал о тебе, — не правда.
— По-твоему, нам может быть хорошо вместе? Будет хорошо, если мы поедем в Галвестон, как ты говорил? Я имею в виду, если мы сделаем вид, что мы как другие женатые пары и у нас медовый месяц?
— Думаю, что да, а ты?
— Но ты уверен, что тебе будет хорошо именно со мной? Ты уверен?
— Нет, не знаю. А ты? Ты думаешь, тебе понравится?
— Да, конечно. Мне всегда хотелось увидеть океан. И когда ты не бываешь насмешливым и гадким, я больше всего хочу быть с тобой.
— Прости меня, что я бываю таким.
— Значит, мы поедем, да?
— Да. Сегодня же.
— А почему бы нам не отправиться прямо сейчас? Тебе не кажется, что это будет здорово? Двинуться в путь в темноте. Я имею в виду, пока прохладно. В этом есть даже что-то волнующее!
— Ты сама достаточно волнующая! Разве нам нужно еще что-нибудь?
— Я вовсе не волнующая. Почему ты так думаешь?
— У меня есть кое-какие основания.
— Ну, так как насчет того, чтобы отправиться в Галвестон прямо сейчас? Я бы хотела, а ты?
— Вообще-то это сумасшедшее время, чтобы отправляться в путь. Но может быть, мы и есть сумасшедшие? Поехали!
По выезде из города мы заскочили в круглосуточное кафе, чтобы выпить по чашке кофе. Там нам встретился лишь сонный человек за стойкой. Пока он готовил кофе, я взглянул на наши отражения в зеркале над стойкой. Анджелина возбужденно оглядывалась по сторонам, а я, изучая ее лицо в стекле, удивлялся, почему я раньше не замечал в нем оживления? Может быть, на ферме этого и не было, но теперь оно просто светилось. Глаза ее сияли. Она посмотрела в зеркало и поймала мой взгляд. Она улыбнулась мне:
— Мы хорошо смотримся, да?
— Да. И ты особенно.
— У тебя белые брови. Правда забавно, что мы оба блондины?
— Мы могли бы быть сестрами, — сострил я.
— Подумай, я ведь ничего о тебе не знаю. Сколько тебе лет, какое у тебя второе имя, что ты любишь и что не любишь, ведь так?
— Когда я буду писать мемуары, я обязательно пошлю тебе экземпляр.
— Ты играл в футбол?
— Да.
— В средней школе или в колледже?
— И там и там.
