В конце концов Салид отобрал десять человек. У каждого нашлась, по крайней мере, одна внешняя черта, присущая евреям. Салид был доволен. Одним выстрелом он убивал двух зайцев: добивался сиюминутной тактической цели и делал еще один шаг в долгосрочной геополитической стратегии. Сегодня он хорошо поработал. И это было только начало.
Десять человек встали отдельно на берегу реки, под древним подвесным мостом. Водопад неумолимо ревел и плескался. Наверху, у убогих лачуг Яремчи, толпились местные жители, смотрящие вниз. Один из бронетранспортеров взобрался на противоположный берег и остановился, развернувшись к заложникам.
Салид почувствовал, что эти люди должны знать, почему все должно произойти именно так. Затея совершенно бессмысленная, никому не нужная, поскольку в застенках СС никто не утруждал себя тем, чтобы объяснять евреям, почему это происходит, однако Салиду хотелось соблюдать правила приличия, несмотря на насилие и кровопролитие войны. Это позволяло сохранить совесть в чистоте. Возможно, в первую очередь он поступал так не ради этих людей, а ради себя самого.
– Я знаю, что вы ни в чем не виноваты, в узком значении слова «вина». Знаю, что вы клянете свою судьбу, ожесточены и не видите общую картину. Я понимаю, что вам страшно. Больше того, я не считаю вас недочеловеками. Вы люди, не только в биологическом смысле способные давать потомство. Но именно это и делает вас такими опасными, и с вами нужно разобраться, используя научные методы рейха. Я знаю, что вы этого не видите и не понимаете, однако так должно быть. Ваша смерть станет жертвой во имя общего блага человечества.
– Господин, я ничего не сделал, о Господи, пожалуйста, пощадите меня! – воскликнул мужчина средних лет, вырываясь из группы заложников.
Тотчас же к нему бросились два бойца полицейского батальона, собираясь сбить его с ног, наказать за подобную дерзость, однако Салид, поняв смысл сказанного, хотя и не сами слова, остановил их поднятием руки.
– Я вам все объясню. Среди бандитов, скрывающихся в горах над вами, есть крайне опасные люди. Их необходимо уничтожить. Прошлой ночью мы провели успешную операцию, но все же результаты оказались не такими, как хотелось. Кое-кому из бандитов удалось уйти. Вполне возможно, что они покинут свое укрытие и спустятся к вам, за помощью и пропитанием. Вы и думать не должны о том, чтобы им помочь. Тот, кто сделает это, обречет всю свою деревню. И я хочу, чтобы это врезалось в ваше сознание, поскольку среди вас много тупых тугодумов, неспособных усвоить простой урок. Я решил сделать это посредством данной акции. В ней нет показной жестокости и унижения. Будем надеяться, ваша жертва поможет остаться в живых тем, кто не был отобран. Увидев партизана, они не станут ему помогать и тотчас же сообщат ближайшему немецкому солдату или полицаю. Этим они обеспечат безопасность Яремчи и всех ее жителей. Так что вам сейчас предстоит послужить человечеству, господа.
Послужить своей деревне. Послужить рейху. И вы должны этим гордиться.
Он отступил назад.
Обершарфюрер Акков, сидевший в бронированном корпусе Сд-251, нажал на гашетку МГ-42, заранее наведенного на цель. Он вел огонь в течение двадцати секунд, расстреляв около четырехсот мощных патронов калибра 7,92 миллиметра. Из пулемета размазанной струей брызнули стреляные гильзы, а сам пулемет, хоть и сдерживаемый крепкой хваткой станины, судорожно задергался. В своем действии он производил впечатление какого-то зловещего, но прекрасного поршня, вырабатывающего дым, искры, пламя и обжигающее тепло.
Сплошной поток огня прошелся по сбившимся в кучу заложникам, поглощая их вихрем дыма и грохота. В воздух поднялось облако пыли. На таком небольшом расстоянии летящие с огромной скоростью пули обладали колоссальной энергией; проходя насквозь через живую плоть, они продолжали двигаться дальше по нисходящей траектории и впивались в почву, поднимая похожие на гейзеры фонтанчики. Потревоженная земля тотчас же превратилась в ревущий циклон.
Все заложники – шестеро мужчин, две женщины и двое мальчишек-подростков – рухнули как подкошенные, но поскольку обершарфюрер был отличным стрелком, он направил поток огня ниже плеч жертв, поэтому нанесенные пулями ранения оказались скрыты под просторной крестьянской одеждой, а хлынувшая в обилии кровь быстро впиталась в почву.
– Акков, добавь еще лекарства, – приказал гауптштурмфюрер.
Акков выпустил еще одну длинную очередь. Новые двести пятьдесят пуль изрешетили тела, и во все стороны разлетелась закружившаяся смерчем земля.
Отлично сработано, – похвалил Салид. Он обернулся к крестьянам. – Жители Яремчи, усвойте этот урок. Вы не должны помогать бандитам. Наказанием за это будет смерть, и не только для вас самих, но и для ваших жен и детей. Если вы откажетесь повиноваться, ваша деревня будет стерта с лица земли. Вы ведь не хотите, чтобы о вашем существовании забыли так же, как о стертой с лица земли Лидице? Ради собственного блага вы должны подчиниться.
Он подал сигнал, и бойцы полицейского батальона стали садиться в три бронетранспортера. У Салида возникло ощущение, что он сделал очень хорошее дело.
Дождавшись, когда все его люди рассядутся по машинам, Салид забрался в кабину головного бронетранспортера. Акков развернул карту.
– Господин гауптштурмфюрер, поселок в пяти километрах дальше по дороге, за ущельем под названием Наташино Чрево. Он называется Ворохта.
– Значит, едем в Ворохту, – поморщился Салид, потому что начинался дождь.
В горах на высоте тысяча двести метров, недалеко от Яремчи
Они поднялись высоко, выше дождевых туч. Мир внизу исчез в море ватного тумана, из которого выступали лишь вершины далеких гор, похожие на острова. Здесь царило ощущение спокойствия, хотя нельзя было узнать, насколько тут безопасно. Беглецы нашли пещеру – здешние горы были изрыты ими как оспой – и пробрались внутрь. Они удалились от места засады на несколько километров и поднялись на несколько сот метров над тропой.
Эта пещера оказалась больше предыдущей; все трое смогли разместиться в ней без навязчивой близости друг к другу. Мужчины очистили ее от паутины и плесени, сделав хоть немного пригодной для обитания. Наконец все уселись на земляной пол. Оба городских жителя валились с ног от усталости, но Крестьянин не мог сидеть без дела и вскоре ушел на поиски грибов.
Он вернулся через несколько часов. В руках он держал какие– то грибы, гроздья местных ягод, маленьких, красных и сладких, и даже мертвого зайца.
– Отличная работа, – похвалила его Петрова.
Это обрадовало Крестянина, уловившего теплый тон. Он ответил по-украински, и Учитель прилежно перевел его слова:
– Он говорит, что поставил десять силков. Завтра утром первым делом их проверит. Уж один-то заяц обязательно попадется, он уверен.
– Немецкие патрули забираются в эти места?
– Нет. Ну почти никогда не забираются, – сказал Учитель. – Иди сюда, я тебе покажу.
Он провел Милу к выходу из пещеры. Оттуда им открылась панорама Карпат: они напоминали зеленый океан, покрытый капризной рябью возвышенностей, десятками лесистых вершин, взметнувшихся вверх на полтора километра, таких же неповторимых, как волны, и таких же бесконечных. Все склоны покрывали высокие сосны, чья мягкая короткая хвоя искрилась в лучах света, и когда налетевший ветерок шевелил ветвями, все вокруг оживало переливающимся сиянием.
– Карпаты большие, – объяснил Учитель. – Теперь ты видишь, почему у немцев нет особой нужды их завоевывать. Для них достаточно контролировать долины.
Он указал вниз, и Мила, посмотрев в ту сторону, действительно увидела вдалеке некое подобие шрама, рассекающего сплошной лес.
– Дорога?
– Да, единственная, которая ведет от Яремчи к небольшим поселкам – Ворохте, Ясине и Рахову и, наконец, к Ужгороду. Южнее Львова это единственная дорога через горы. Если Красная армия начнет мощное наступление и фронт рухнет, немцы, скорее всего, побегут из Станислава через горы именно по ней, к следующей линии обороны. Поэтому они постоянно патрулируют дорогу, поскольку ее нужно держать открытой. Но так высоко в горы немцы почти не поднимаются – только если у них имеются хорошие разведданные. Так что мы в безопасности.
– Наслаждайтесь грибами, товарищи, – сказала Петрова. – Нам необходимо двигаться, иначе добыча ускользнет. Я не собираюсь питаться грибами и зайчатиной и спать в этой дыре, если не вознагражу себя за все лишения тем, что прикончу эту эсэсовскую сволочь.
Первая интерлюдия в Тель-Авиве
Центральное управление «Моссада»
Наши дни
Охота всегда ведется в джунглях, причем самых разных. Джунглях товаров широкого потребления, денежных переводов, валютных спекуляций, нефтяных контрактов, контрактов на поставки свинины (даже свинины!), необработанных алмазов – любых джунглях, где что-то одно обменивается на что-то другое.
