Дункан Кайл - Потайной ход

— Это как ты пожелаешь.

Я почувствовал облегчение.

— Это как пожелаем мы оба, — сказала Джейн. — Я считаю, мы должны действовать вместе.

— Согласен. Вместе до конца. В таком случае решение принимаю я.

— Какое решение?

— Такое, чтобы все в открытую. И повторяю, решать буду я.

Она взглянула на меня и переменила тему, предоставив мне догадываться, согласна она со мной или нет.

— Эти листья, — сказала она, и я забыл обо всем остальном. — Что в них, как ты думаешь?

— Я не думаю, что в них что-то скрыто. Их роль — передавать сообщения.

— Ты думаешь, это все?

Мы проходили мимо холборнского полицейского поста. Я направился к «Линкольнс-Инн-Филдс», гостинице, которая прежде была элегантной и романтической, хотя в наши дни это вряд ли больше, чем ночлежка. Мы повернули направо и пошли вдоль ограды Грейс-Инн.

— Да, — ответил я. — Да, это все.

— Они тяжелые?

— Тяжеловатые, — сказал я. — Это же керамика. Они должны быть тяжелыми.

— Можно сказать, нормальные? Не слишком тяжелые и не слишком легкие? Ты в этом уверен?

— Да. А что?

Она остановилась и повернулась ко мне.

— Судя по тому, что ты мне рассказал, — а ты ведь прочитал его записи, — твой приятель Питеркин ничего особенного не замышлял, — сказала Джейн. — После того как сведения оказались у них, Питеркин тотчас ушел из гостиницы, спешно нашел молодого скульптора, который, очевидно, после угроз что-то для него сделал. После этого он контрабандой успешно провез свои листья плакучей березы мимо чрезвычайно сентиментального таможенника в Шереметьево. Хотя я слышала, что на службу, связанную с границей, берут отнюдь не сентиментальных. Тем не менее Питеркин проскользнул. Возможно, ему помогли две кроткие шотландские леди. — Она замолчала. — Нет, мой мальчик. Если эти листья не содержали чего-то или не маскировали что-то, тогда я Маргаретт ван дёр Алстер, прославленная голландка. Где он?

— Что именно?

— Лист, пока я не удушила тебя собственноручно.

— В «Пенте».

— Вези меня в «Пенту», — сказала Джейн. — Прямо сейчас.

Я открыл было рот, чтобы сказать: «С удовольствием», как Джейн добавила, покраснев:

— Я могла бы сказать это повежливей.

— Безусловно, могла. Ты могла бы сказать — давай вместе поедем в «Пенту».

— Ты хочешь, чтобы я разобралась с листом, который у тебя?

— Конечно.

Джейн подумала секунду, краска сошла с ее лица.

— Наверное, нас уже видели вместе. Если мы сейчас расстанемся, они, возможно, подумают, что это был просто обед. Послушай, оставь завтра лист у администратора в гостинице, а я позвоню туда и заберу его. Результат сообщу завтра вечером.

— А ты не сообщишь ее величеству прежде, чем мне?

— Нет. Спокойной ночи. — Она поцеловала меня в щеку и растаяла в ярком свете Хай-Холборн.

Я возвращался в «Пенту» на метро. На платформах и в поездах подвыпившие хулиганы ко всем приставали, некоторые эскалаторы не работали. Хитроу — неприятное место, и англичане частенько бывают неприятными людьми. Один из пренеприятнейших ожидал меня в фойе гостиницы. Тот, которого я знал как Руперта. Он, кажется, знал меня как Клоуза.

Он сидел на низком диванчике. Поднялся, посмотрел на меня сверху вниз и сказал:

— Клоуз, у вас есть двенадцать часов, чтобы покинуть страну.

— Думаю, вы хотите предъявить это вот постановление, — заметил я, указав на листок бумаги в его руке.

— Точно. — И он протянул его мне.

Я прочитал: «Канцелярия министерства внутренних дел. Вы предупреждены...», затем сунул листок в карман.

— В вашем распоряжении двенадцать часов, — повторил он. — Это означает...

— Полдень. Скажите, кто проследит, уехал ли я?

— Я, — ответил он. — Билет на «Квантас» в двенадцать пятнадцать.

— Желаю спокойной ночи, — сказал я. Поднялся в лифте в свою комнату, приготовил маленькую посылочку с листом, адресовав ее Джейн, и позвонил дежурному, чтобы он поднялся в номер.

Затем я лег на кровать. Я мог бы попросту разбить лист на кусочки, например, на твердом полу в ванной, и несомненно секрет был бы раскрыт. Но только для меня одного, а этого было мало. Я хотел, чтобы Джейн тоже была вовлечена в тайну Питеркина. Когда вы живете в Перте, а ваша девушка большую часть времени на другом конце планеты и вы не уверены, ваша ли она, надо использовать любую возможность почаще ее видеть. Кроме того, если в листе что-то спрятано, в чем я сильно сомневаюсь, тогда Джейн здесь, в Лондоне, с помощью военных или сотрудников разведки сможет заняться этим лучше, чем я. Перт для таких деяний не подходит. Солнце или дары моря — это да, разведывательные операции — вряд ли.

Телефонный звонок разбудил меня в семь. На другом конце провода был Руперт.

— Пора вставать! И поторопитесь. Вылет в двенадцать пятнадцать, а регистрация за два часа, — значит, в аэропорту надо быть в десять пятнадцать, да еще нужно туда добраться. Так что если хотите позавтракать...

Я выслушал его в угрюмом молчании, бросил телефонную трубку на рычаг и отправился в душ. Мне подали отличный завтрак, который Джейн и большинство австралийцев произносят как «стайк-нигз»[4]. Я с удовольствием поел, злорадно надеясь, что поджидающий меня Руперт голодает. Сборы заняли несколько минут. Потом я с полчаса размышлял, что спрятано в листе, который Джейн должна была забрать из гостиницы.

На нем маленькими буквами были написаны три слова: на одной стороне «толкай», а на другой — «тяни». Я уже пробовал тянуть за один конец, но безрезультатно. Третье слово было «Олбани». Оно мне знакомо, я знаю, где Олбани. И послезавтра я все выясню.

Я так думал. Но события развернулись по-другому.

О герцоге Эдинбургском рассказывают такую историю. Старина Филипп прилетел из какого-то дальнего далека, спускался по трапу самолета не в самом радужном настроении. Он пожимал руки встречающим, когда какой-то подхалим спросил: «Как долетели, сэр?» Филипп помолчал с минуту, затем спросил этого малого: «Вы когда-нибудь совершали полет в шестнадцать тысяч километров?» Парень ответил, что да. «Ну, так в этот раз было то же самое», — сказал Филипп. Правда или нет, но похоже на него, и, в общем, это правильно.

Мой полет домой тоже ничем не отличался от предыдущих. Самолет был наполовину пуст, и до Гонконга в моем распоряжении оставался целый ряд кресел. Мир и покой, австралийское шампанское и хороший фильм. Пока я на земле ожидал рейса на Австралию, вспомнил свою встречу с Сергеем, удивляясь, почему давно его не видел. Сергей из тех, кто входит в вашу жизнь, не спрашивая разрешения. Возможно, думал я, он шел за мной по пятам в Англии, видел, как я входил в дом Павла, ехал следом, когда я сидел на заднем сиденье мотоцикла Павла. А может быть, Сергей перестал интересоваться тем, что мне казалось интересным приключением.

Я был настороже и во время полета, и на земле, в аэропорту Кай-Так, стараясь не пропустить ничего подозрительного. Вокруг сновали, наверно, шпионы разведок разных стран, толкались тут и там, пили кофе или между полетами покупали что-нибудь в магазинчиках. Сергея нигде не увидел.

От прощального поцелуя моей Джейн на сердце было тяжело, и я никак не мог отвлечься от вычислений, как далеко в данный момент находится она от меня. Я готов был вернуться в Лондон и подметать там улицы, только бы она была рядом. Это не эгоизм: улицы должны быть подметены. И потом, мне так нужна Джейн! И вдруг... Ну, я вам скажу! Такой экземпляр мог сойти с обложки «Вог», ее белокурые волосы годились для рекламы шампуня, и она могла сниматься с парой волкодавов у величественного дома.

Она остановилась рядом со мной.

— Я не хотела бы раздавить вашу шляпу, — с улыбкой сказала она, собираясь положить свое пальто на багажную полку.

Я ответил:

— О, пожалуйста! Она заслуживает быть раздавленной хотя бы потому, что и без того абсолютна бесформенна. Вам помочь?

Нет, спасибо, она сама справится. Я поднялся, пропуская ее к креслу у окна. Она была упакована в замшу и шелк. На некоторое время все мое внимание было сосредоточено исключительно на ней.

Когда мы взлетели, она уронила перчатку и оказала мне честь, позволив поднять ее. Очень мило поблагодарила, а через некоторое время принялась болтать. Она направляется в Мандьюру навестить заболевшую родственницу. Раньше ее родственница жила в Перте, но несколько лет назад переехала на юг. Саму ее зовут Элин Гундерссон, она наполовину шотландка, наполовину исландка, однажды побывала в Перте, но никогда не была в Мандьюре. Бывал ли там я?

— О да, — ответил я, сразу же вспоминая тамошних москитов, доводивших сильных мужиков до рыданий, и залив, где всегда можно было встретиться с парочкой акул. Но клянусь, москиты атаковали быстрее и более жестоко. — Мандьюра — чудесное место, там столько рыбы и морских обитателей, — сказал я.