— Да! — кивнул он с достоинством. — Я обожаю старый Петербург. Он кажется мне одушевленным и сочувствующим.
Коше стало стыдно, что она не может так красиво выражаться.
На выходе она споткнулась о дверной косяк и еще больше застеснялась. Синеглазый «ангел» мягко поддержал за локоть. Она была благодарна, что тот не замечает ее неловкости.
Выйдя на проспект, молодые люди разговорились о том, о сем, и Коша постепенно перестала смущаться. Забыла, что хочет есть. Сразу все стало легко, будто внутри раскрылись какие-то крылья. Что бы они не говорили, им нравилось просто говорить и слышать. Смеялись, стараясь нечаянно коснуться друг друга.
— Ах, да! — спохватился «ангел». — Меня зовут Ринат.
Как-то так само решилось, что не стали возвращаться в галерею, а пошли по улице, продолжая разговаривать.
Ринат рассказал Коше кое-то, чего она не знала, о том, как продавать живопись.
Она слушала, боясь пропустить хоть слово. Сказал, что попробует поговорить с Валентином, что возможно прямо в этой выставке следует выставить ее холсты, что, по крайней мере, он так хотел бы. Он говорил важно, уравновешенно, убедительно, и ему хотелось верить. Короче, он был настоящим Принцем. Из тех, кого рисуют на полях учебников и на промокашках. Коша подумала, что питерским девчонкам ужасно повезло — они учились в одном классе с такими красивыми парнями. Можно было не придумывать Принцев, а сидеть и рисовать их с натуры. Что еще надо школьнице для счастья?
Но тем более счастливой Коша чувствовала себя теперь.
Так они бродили, потеряв счет времени, не заметив, как перевалило глубоко за полдень.
* * *
У Адмиралтейства наткнулись на веселую компанию. Народ сидел верхом на лавочке, время от времени прикладываясь к горлышкам бутылок. Пили пиво. Шутили, смеялись.
И Коше тоже захотелось с кем-нибудь вместе так шутить и смеяться.
— Эй! — раздался пронзительный женский голос.
Коша присмотрелась — знакомый Мусин силуэт, подпрыгивая, размахивал руками.
— Это Муся! — в порыве чувств воскликнула Коша и сжала локоть Рината. — Пойдем подойдем? Мы с ней живем вместе! Иногда. Когда она не у тети. Я тебя познакомлю. Она такая классная! А там, наверное, еще Котов и Зыскин.
— Пойдем, — синеглазый «ангел» прищурился, разглядывая тех, кто был на лавочке. — Я знаком с Котовым и с Зыскиным. Ты тоже их знаешь?
— Ну да!
— Надо же! Как удивительно!
Они подошли.
— О! — воскликнуло сразу несколько человек.
Среди каких-то совсем незнакомых людей, которые знали Рината, были и Кошины приятели — Муся, Зыскин, Котов и некто Лох.
Рыжин усмехнулся:
— Ну вот! Я и не сомневался, что это ты! Зыскин говорит: «Нет, это не его плана девушка!» А я сразу понял, что это ты! Мы все повесили. Сегодня приезжал Арнольд. Похоже, Валек уже договорился насчет кое-каких работ.
Рыжин покосился на Кошу.
— А-а-а… — понимающе ответил Ринат.
Но она ничего тогда не поняла. Потому что была голодна, ослеплена и восторженна, как монахиня, увидевшая живого Иисуса.
Поехали в сауну, потом на какую-то дискотеку, потом на другую и где-то под утро поредевшей компанией — в мастерскую к Ринату.
Он показывал свои работы. Холсты, графику, слайды.
В раскрытое окно улетал сиплый голос флейты, записанный Ринатом в одной из поездок на одной из улочек маленького испанского городка. Он твердил, не переставая, что в восторге от Кошиной живописи, что обязательно решит все вопросы с Валентином и со своими товарищами, и они примут ее в свою группу «Второе пришествие».
Выпивали. В основном водку. В качестве закуски посреди стола возвышалась огромная гора чипсов, которую высыпали на поднос из нескольких пакетов. И было просто непереносимо прекрасно. Все были такие добрые, хорошие, любящие и понимающие. Не люди — святые! И так не хотелось, чтобы эта ночь закончилась. И Коша так понимала печаль, заставившую Борю Гребенщикова написать: «Я стрелки сжал часов, чтоб не кончалась эта ночь. И кровь бежит с руки». Она бы сжала стрелки. Только бы не кончалась эта ночь! Но где такие стрелки, которые могут остановить мгновение счастья и сделать его вечным? Вечным и ненаскучивающим?
Умничали, несли чушь, смеялись.
Через пару часов народ стал сдаваться.
Котов уснул в кресле первым. Потом Зыскин завалился на диван к стенке и через пару минут захрапел. Оставшиеся бодрствовали через силу.
Муся, сонно улыбаясь, перебирала пластинки. Ринат и Рыжин сосредоточенно обсуждали какую-то им одним известную сплетню из мира Союза Художников.
Рассматривая многочисленные раковины, статуэтки и причудливые бутылки, привезенные со всего света, Коша налегала на чипсы. Ей очень нравилась мастерская Рината. Она хотела бы иметь такую же. Насовсем. Завалить ее холстами, кистями, перьями, найденными у залива морскими подарками, а не держать шмотки в постоянной готовности съезжать на новую точку. Просыпаться утром и что-нибудь рисовать, зная, что скоро будет какая-нибудь выставка и она, естественно, выставит там свои работы. Потому что члены Союза Художников постоянно где-то выставляют свои работы.
И так же собирать у себя прекрасных приятных людей. Тонких, интеллигентных. Прекрасных.
— Ты член СХ? — спросила Коша повернувшись к Ринату.
— Да…
— Это твоя мастерская?
— Да… Раньше это была мастерская отца, но он получил новую — просторнее.
За окном в теплых ночных сумерках раздался пронзительный кошачий крик.
Все прислушались.
Ветер шелестел фольгой тополиных листьев. Хлопнула дверь подъезда, взбаламутив эхо. Торопливые каблуки достучали до арки и завершили движение взвизгом шин и коротким ударом автомобильной дверцы. Теплая волна ветра колыхнула тюлевую занавеску.
Котов вдруг подскочил, направился прямо в стену и начал ее скрести.
— Дверь тут была! Где дверь? — злобно крикнул он.
— Чего ты хочешь? — поинтересовался у него Ринат, поставив напряженной рукой стакан.
— В туалет. Здесь была дверь. Здесь где-то была дверь, — Котов раздраженно царапал стену.
— Да нет, дверь с другой стороны, — терпеливо объяснял ему хозяин пьянки.
И Коша подумала, что Ринат точно прекрасный Принц. Она бы уже давно отвесила Котову по голове, а у него ангельское терпение. Он уговаривает пьяное чудовище. Он не сердится на него. Как это восхитительно!
Но Котов продолжал орать, что дверь была здесь, и что он не даст ввести себя в заблуждение.
Муся оставила в покое пластинки и уселась к столу.
Рыжин со вздохом отставил свой стакан и поднялся.
— Котов! Ты достал! — сказал он раздраженно. — Здесь никогда не было двери. Если ты сейчас не перестанешь орать, я разобью об тебя бутылку.
Ринат поморщился:
— Не ори. Он еще больше разойдется. Возьми его за руку.
Наконец им удалось увести дебошира в сортир.
Зыскин вздохнул и, притронувшись к Коше мягкой теплой ладошкой, зевнул.
— Я пойду спать, сказал он и занял место на диване. — И тебе советую. Тут так. Кто где успел лечь — тот там и спит.
Муся зевнула и мудро легла рядом с Зыскиным на диван, заявив, что с нее хватит развлечений.
Коша кивнула и плеснула себе еще. Облегчившего мочевой пузырь Котова опять свалили в кресло.
В живых остались: Коша, Ринат, Рыжин.
Потом Рыжин лег третьим на диван к Мусе и Зыскину, и обалдевшая «нарядная» Коша осталась с Ринатом наедине.
Свет лампочки уже стал слабее света из зашторенного окна. Коша почувствовала телом, что произойдет дальше. Ринат протянул руку и сжал ее пальцы. Огонек стремительно побежал по бикфордову шнуру руки — она поняла — сейчас взорвется.
Ринат сильнее стиснул пальцы. И его голубые глаза полыхнули в отсвете настольной лампы.
— Пойдем… — шепотом сказал он. — Все равно тут спать негде.
Коша кивнула.
Они молча встали и тихонько вышли на лестницу.
Еще совершенно пьяных, их мотало из стороны в сторону. Утренний свет, лимонно-голубой, делал все похожим на сцену из кинофильма. Они кинулись друг на друга, как ошалевшие. И уже никаких ласк и поцелуев не требовалось — их просто колотило электрическим током.
Они свалились прямо на пол, на теплый лиловый квадрат утреннего света, стаскивая друг с друга одежду. Их бедра больно ударились, Коша с трудом сдержала звук, который рвался наружу.
Катались по пыльному полу, как два сцепившихся в драке зверя. Не было сил на нежность. Она подумала, что они что-нибудь повредят друг другу в этой битве, но когда все кончилось, оказалось, что никакого ущерба нет.
Курили, смеялись, смотрели друг другу в глаза. Стало нежно и легко.
— Сейчас, — осипшим голосом сказал Ринат и исчез в мастерской.
Через минуту он появился снова. Принес вискаря, будильник и одеяло, и сказал хриплым от выпивки и секса голосом:
