Ньюсон в агонии наблюдал, как Ланс обхватил тонкую талию со спокойным видом собственника и притянул ее поближе, так что короткий летний сарафан пополз вверх по ее телу. Ньюсон замер в восторге при виде оголенных Наташиных ног, он надеялся, что платье задерется еще и… И вдруг сердце у него упало, когда он понял, до чего докатился.
— Доброе утро, Наташа. Доброе утро, Ланс, — приветливо сказал он.
— Как дела, парень? Нормально. Да. Ну, ладно, — ответил Ланс, впихивая в одно скомканное предложение необходимый набор вежливых фраз. Он обнял Наташу в последний раз, подтвердив свое право на нее, и добавил: — Пока, Таш. Не сиди допоздна, ладно? А то я пойду в паб и останусь без ужина, а это нехорошо.
— Я приеду не позже семи, дорогой, — ответила Наташа.
— Да, и осторожнее там с этими придурками. Не вздумай вернуться с разноцветными волосами на лобке, ага? Я серьезно, детка. Я ж беспокоюсь о тебе. А это просто хрень какая-то. — Ланс посмотрел на Ньюсона, как будто хотел сказать, что именно Ньюсон в какой-то степени несет ответственность за «хрень», которую Наташа вынуждена наблюдать, работая в полиции. Он пнул стартер и с ревом укатил.
Ньюсон почувствовал, что должен что-то сказать.
— Наташа, ты нарушила правила. Нельзя обсуждать следствие в нерабочее время.
— Ой, да ладно тебе, Эд, все это делают. Разве ты так не поступаешь?
— Представь себе. Нам только утечки информации не хватает.
— Ланс никому не скажет, ты же знаешь. Тебе хорошо: ты приходишь домой, никто не спрашивает тебя, как прошел день, и вообще. А у меня Ланс. Ему все интересно. И что мне отвечать: «Извини, но это закрытая тема?» Нельзя говорить такие вещи своему парню!
— Можно, и даже нужно.
— Ладно, подождем, пока у тебя появится подруга, и посмотрим, сколько ты продержишься.
— У меня были подруги. И я жил с Ширли.
— Ну и что.
— И я не делился с ней секретными данными следствия.
— Это просто потому, что вы никогда ни о чем не разговаривали. Ты мне сам говорил.
Ньюсон прикусил губу. Конечно, она права. Ему легко. У него нет подруги, а когда была, отношения были настолько плохими, что с таким же успехом можно было сказать, что их не было вообще. Наташа видела в нем жалкого и унылого холостяка, Она ведь не знала, что он в нее влюблен. Но Ньюсону было трудно благодарить Бога за такие маленькие радости.
У входа в Скотленд-Ярд царило необычайное столпотворение. Убийство Фарры Портер было большой новостью. Журналистам не терпелось выведать детали, и они явились, увешанные оборудованием до зубов. Ньюсон надеялся, что им с Наташей удастся проскользнуть внутрь, не привлекая внимания, но в узких кругах криминальной прессы Ньюсон уже завоевал определенное положение. Ряд журналистов криминальных хроник уже встречались с ним раньше, он всегда был в центре расследования громких дел. Специфика внешности, благодаря которой Ньюсон казался неприметным, здесь являлась отличительной чертой. Молодой, довольно привлекательный рыжий коротышка, возглавляющий группу следователей по криминальным делам Скотленд-Ярда, всегда был заметен. Увидев его накануне на месте преступления, они уже знали, что Ньюсон снова был во главе расследования.
— Инспектор Ньюсон, — кричали они. — Как умерла Фарра? Это политическое убийство? Мы слышали, что в деле замешан секс. Это преступление на сексуальной почве?
— В ходе расследования мы обязательно сообщим вам об этом, — ответил Ньюсон, открывая перед Наташей дверь в здание.
— Ух ты, — сказала Наташа, когда они очутились внутри. — Ты правда становишься довольно знаменитым! Круто.
— Не знаю. Ты правда считаешь, это круто?
— Конечно, я так считаю.
— Ну… что ж, хорошо.
Даже очень хорошо. Ньюсону очень понравилось, что Наташа считает его крутым.
— Конечно, если мы не раскроем это дело, они узнают, что именно ты все запорол, и скажут, что ты придурок.
— Ну, в этом вся пресса. Сначала тебя превозносят до небес, а потом скидывают с пьедестала.
Первой встречей Ньюсона в тот день была встреча с главой отдела Уордом. В связи с убийством Фарры Портер Уорд решил лично поговорить с прессой и хотел знать о ходе расследования.
— Скажите, насколько именно вы продвинулись, — потребовал Уорд. — Меня не интересуют теории и предположения. Такие вещи вообще нужно держать при себе. Журналисты народ непростой, и, не опасаясь последствий, им можно давать только факты. Именно они мне и нужны. Что именно мы знаем о человеке, который убил Фарру Портер?
— Вам нужны только неоспоримые факты, сэр?
— Да.
— Ничего.
Ньюсон не удивился, оказавшись перед прессой в одиночестве.
— Единственное, что я могу сказать на этой стадии расследования, — сообщил он, стоя перед входом в здание, — это что мисс Портер была убита личностью или личностями, пока не установленными, и мы работаем в нескольких направлениях. Спасибо за внимание. До свидания.
— Молодец, — сказала Наташа, когда он вернулся в здание.
— Спасибо.
— Но если бы ты застегнул ширинку, было бы гораздо лучше.
Он посмотрел вниз.
— Я знал, что ты врешь.
— Зачем тогда посмотрел?
— Затем… У меня есть причина, но я оставлю ее при себе.
Они провели остаток утра вдвоем, сверяя списки знакомых Фарры Портер с именами, фигурирующими в деле строителя Адама Бишопа. Ни одного соответствия.
— Если подумать, это неудивительно, — заметила Наташа, — ведь она была известной штучкой. Звезда партии тори, а он простой ковбой из «Тармака». Никаких связей. Извини, но это факт.
— Они оба пустили убийцу в дом и предложили ему выпить. По-моему, мы теперь знаем, почему Адам Бишоп позволил привязать себя к кровати.
— Думаешь, рогипнол?
— Да, и я уверен, что он же фигурировал в деле мичмана Спенсера и Брэдшоу, а возможно, и Энджи Тэтум тоже.
— По крайней мере, это звучит более приемлемо, чем теория, что Бишоп привел своего убийцу в спальню потому, что ему впирало, когда его кололи короткой иглой.
— Это была не теория, а предположение.
— Если убийца Бишопа его действительно накачал, то парень он сильный. Такого толстяка просто так вверх по ступеням не втащишь.
— Да, мы ищем сильного мужчину, если только у него или у нее не было сообщника.
Около полудня поступила первая порция экспресс-опросов по убийству Портер. С момента обнаружения ее тела огромный отряд констеблей прочесывал прилегающую территорию, пытаясь узнать, не заметил ли кто-нибудь чего-нибудь подозрительного. Дело было громкое, и пресса уже со всеми поговорила, не найдя ничего интересного, поэтому Наташа начала просматривать огромную кипу бумаг без особого энтузиазма. Как и ожидалось, никто ничего не видел. Однако Наташа обратила внимание, что соседи Портер описывали ее чуть ли не теми же словами, какими описывали Адама Бишопа его собственные соседи.
— Может быть, она и правда была звездой партии тори, — заметила Наташа, — но в своем доме она явно не была любимицей.
Даже поверхностный просмотр опросов показывал, что Фарра Портер переругалась почти со всеми соседями. Старая пара под ней, которая жила в этом доме почти пятьдесят лет. Молодожены с новорожденными близнецами этажом выше. Женщина с верхнего этажа, у которой была нелегкая работа председателя собрания жильцов. Все они тем или иным образом сообщили констеблям, что рады смерти Фарры Портер. Даже продавец газет на углу улицы говорил о ней без приязни.
— Все говорят, что она превратила их жизнь в кошмар… Тиран, одно слово.
— Так же как Адам Бишоп.
— Да. Все в них разное, вот только характер у обоих говенный.
— Возможно, нужно заглянуть в Южный Кенсингтон и поговорить с этими людьми самим.
Они решили не ехать на машине, потому что пробки в Западном Лондоне в последнее время побили все рекорды. Они поехали на метро, и Ньюсон заметил, что станция была увешана рекламными плакатами поп-концерта, который должен был состояться в следующие выходные в Гайд-парке. Это была ностальгия по восьмидесятым под названием «Круче всех». Весь состав DuranDuran был на верхней строчке, половина состава Spandau Ballet, двое из троих участников Thompson Twins, один из New Kids on the Block, вся троица из Bananarama (правда, второй состав), четверка Specials, один из Man At Work, один из Flock of Seagulls и Дани Миног.
— Господи, неужели Дани Миног пела в восьмидесятых? — спросила Наташа, глядя на плакат, пока они спускались на эскалаторе у Сент-Джеймсского парка.
— Почти что. Не в мои восьмидесятые, а в самом их конце. Это были дни славы новой волны и новой романтики. Она пристроилась у них в хвосте, вслед за сестрой. Довольно дерзкая дебютная песня, насколько я помню, называлась она «Любовь и поцелуи». Возможно, это был даже 1990 год — так что никакие это не восьмидесятые. Но в таких шоу участвуют все, кому не лень.
