Я прошел по коридору дальше, к своему кабинету, и сел к главному компьютеру. Он был частью закрытой сети, которая обслуживала ученых и технический персонал в пределах здания «Тринити» и не имела никакой связи с внешним миром. В Интернет я мог входить при помощи второго компьютера, имевшего связь только в одну сторону, – можно было получать информацию, но порты для экспорта файлов отсутствовали. Электронная почта действовала лишь в пределах здания.
На экране главного компьютера мигало напоминание о собрании. Машинально я открыл список полученных электронных писем и с холодком в сердце поймал себя на том, что ищу обычное послание от Филдинга: он любил забрасывать мне всякую юмористическую мелочевку. Анекдот или забавную цитату вроде афоризма Томаса Генри Хаксли: "Ученые старше шестидесяти приносят больше вреда, чем пользы!" Но сегодня письмеца от него не было. И больше никогда не будет.
Я обвел свой кабинет унылым взглядом. Без Филдинга я осиротел. Шесть недель назад мы на пару остановили проект «Тринити», вызвав у коллег бурю возмущения. Но причину побочных неврологических явлений после Супер-МРТ мы так и не обнаружили. В одиночку мне проблему не решить. И как теперь отбиваться от желающих немедленно возобновить работы, я понятия не имел.
То, что я вызвался добровольцем на супертомографию, не было бесшабашной глупостью. Все свято верили в ее полную безвредность. Теория была проста: эволюция обезьяны в homo sapiens происходила при постоянном наличии магнитного поля Земли; мы безбедно живем в этом магнитном поле; наши МР-томографы генерируют магнитные поля в тридцать тысяч раз мощнее обычных фоновых – и никак не вредят здоровью, что доказано годами их использования. Чего же бояться? Однако разработанный у нас Супер-МР-томограф давал магнитные поля в восемьсот тысяч раз мощнее магнитного поля Земли. Нас заверили – это не опасно, а побочные проблемы типа нагрева ткани успешно решены во время экспериментов с животными.
Тем не менее через несколько дней после суперсканирования у каждого из шести добровольцев вдруг обнаружились настораживающие неврологические отклонения.
Ютта Клейн, главный проектировщик Супер-МРТ, перенесла краткосрочную потерю памяти. У Рави Нара развилась болезненная гиперсексуальность (его несколько раз поймали на мастурбации – в собственном кабинете и в туалете). У Джона Скоу появился тремор рук, Питер Годин начал страдать от эпилептических припадков, а бедняга Филдинг заработал синдром Туретта: он временами непроизвольно выкрикивал непристойные слова или бессмысленные куски фраз. Ну а меня Супер-МРТ наградил проклятой нарколепсией.
Рави Нара, наш увенчанный Нобелевской премией невролог, не сумел найти убедительного медицинского объяснения внезапному шквалу непохожих друг на друга заболеваний. Поэтому сканирование на Супер-МТР было временно приостановлено. Работы над самим компьютером «Тринити» продолжались, но инженеры Година были вынуждены экспериментировать, имея только первые шесть нейрослепков – и без надежды получить в ближайшее время новые. Никто не знал, насколько эти нейрослепки удачны, сделаны они с достаточным разрешением или нет, хватит ли их для "прорыва к созданию опытного образца".
Поскольку Рави Нара только руками разводил, то Филдинг пробовал сам, в редкие свободные минуты, разобраться с проблемой побочных явлений суперсканирования. Шесть недель спустя он высказал предположение, что эти проблемы вызваны нарушением квантовых процессов в нашем мозгу – и подкрепил свою гипотезу двадцатью страницами сложнейших математических выкладок. Рави Нара яростно возражал: мол, за всю историю неврологии ни один факт не указал на то, что работа человеческого мозга как-то связана с квантовыми процессами. Хотя только считанные физики поддержали эту внезапную и ошеломляющую теорию функционирования сознания (впрочем, среди них была такая фигура, как Роджер Пенроуз), Филдинг трудился не покладая рук, чтобы ее доказать.
Питер Годин поначалу отнесся благожелательно к теории Филдинга, но вскоре опыты по суперсканированию мозга приматов возобновились – и опять шимпанзе и орангутангам процедура не причиняла ни малейшего видимого вреда. Филдинг не сдавался: обезьяний разум, мол, ниже человеческого, оттого и квантовые процессы у них не задействованы, в том у нас и разница с ними! Теперь Годин только отмахивался от него, как от назойливой мухи. В конце концов я доложил о подозрениях Филдинга президенту – и тот официально приостановил проект, пока причина настораживающих побочных явлений не будет установлена.
Это случилось шесть недель назад. С тех пор мы с Филдингом вкалывали по двенадцать – шестнадцать часов в день, пытаясь доказать его теорию нарушений на квантовом уровне во время суперсканирования. Я чувствовал себя как помощник Альберта Эйнштейна: гений работал, а я затачивал ему карандаши и записывал за ним прозрения. Но все усилия этой светлейшей головы оказались напрасны. Доказательств не находилось. Уж слишком много белых пятен в наших знаниях о работе человеческого сознания.
И вот Филдинг мертв. Теперь некому доказать прямую связь между суперсканированием и нашими неврологическими расстройствами. А в одиночку, на основе только гипотезы, я не смогу долго сдерживать напор коллективной воли продолжать проект во что бы то ни стало.
Сражение разгорится прямо сейчас, через пару минут. Собрание для приличия начнется с минуты молчания и нескольких не вполне искренних фраз по поводу "безвременной кончины" и "постигшей нас большой утраты", а затем полетят пух и перья.
По дороге к конференц-залу мое лицо заливал пот – я был во власти самых недобрых предчувствий.
Но конференц-зал оказался пуст.
Такого еще не бывало, чтоб я первым пришел на собрание! В отличие от меня другие руководители были подчеркнуто пунктуальны. Я налил себе кофе из электрического кофейника, сел в самый дальний конец комнаты и старался не паниковать.
Где же, черт побери, остальные? Наблюдают за мной откуда-нибудь? Где их проклятая камера? За этой огромной фотографией на стене? Справа от меня висел черно-белый групповой портрет основных участников "Манхэттенского проекта": Оппенгеймер, Сцилард, Ферми, Вигнер, Эдвард Теллер. Они стоят тесным дружеским полукругом на фоне горной цепи Оскура в Нью-Мексико – гиганты науки двадцатого века, у каждого впереди великая известность или великий позор – в зависимости от того, как вы относитесь к результату их трудов. Некоторые, подобно «ястребу» Теллеру, прожили жизнь без угрызений совести и удостоились торжественных похорон с приспущенными флагами и воинским салютом; другим повезло меньше. К примеру, Роберт Оппенгеймер поплатился за протест против создания американцами водородной бомбы, был обвинен в 1953 году в «нелояльности» и лишен допуска к секретным проектам. Хоть он трудился и дальше и занимал почетные места в разных комиссиях, но в науке совершил, похоже, куда меньше, чем мог бы. Однако в том 1944 году они были дружной компанией веселых молодых людей. В темных европейских костюмах среди белого песка пустыни, они взирали с фотографии на дебатирующих в конференц-зале участников проекта «Тринити» подобно святым заступникам: глаза исполнены чудного сочетания юмора, смирения и мудрости. Единственный ученый «Тринити», который был во всех отношениях на их уровне, вчера скончался в собственном кабинете.
В коридоре раздались голоса. Я выпрямился в кресле. Идут. У меня возникло подозрение, что у них было свое, предварительное, собрание, на котором они выработали тактику поведения со мной.
Первой появилась Ютта Клейн, единственная женщина в нашей команде ученых. Руководитель исследовательского центра компании «Сименс» в Германии, седовласая Клейн тоже была лауреатом Нобелевской премии в области физики. Компания «Сименс» любезно «одолжила» ее нам на время работы над проектом «Тринити». Это она, вместе с Филдингом и группой инженеров компании "Дженерал электрик", разработала и построила супер-магнитно-резонансный томограф четвертого поколения.
– Guten Morgen, – сухо сказала она и села справа от меня – с непроницаемым лицом почтенной матроны.
– Morgen, – отозвался я.
Вслед за Клейн вошел Рави Нара. Он сел за три стула от меня – подчеркивая, как далеко мы с ним разошлись в последнее время. В одной смуглой руке молодой индийский невролог держал шоколадный пончик, другая висела на перевязи. Я с трудом удержался от злорадной улыбки. Четыре дня назад Рави Нара зашел в комнату с аппаратом Супер-МРТ с кружкой кофе и поставил ее на стойку. А кружка частично из металла. Когда Клейн включила томограф, чтобы просканировать мозг шимпанзе, кружка перелетела через всю комнату и с такой силой толкнула руку невролога на корпус аппарата, что ему раздробило локтевую кость. Клейн сказала, что он еще легко отделался. В день самого первого включения Супер-МТР женщина-техник, тоже из «Сименса», была убита металлической тележкой аппарата ЭКГ, которая вдруг превратилась в пушечное ядро и проломила ей череп.
