одном этаже. Насколько Бергер мог судить с порога, где стоял. Он включил неяркий фонарик на мобильном. Медленно начал движение.
Прошел через темную кухню с намытой до блеска посудой. Обследовал каждый закуток. Завернул за угол. Оказался в комнате, служившей, судя по всему, гостиной. Почти в полной тьме с трудом различил диван, кресла и массивное бюро.
Компьютера Бергер не нашел, мобильного телефона тоже, ничего, что указывало бы на контакты с внешним миром. Он находился в закрытом мирке Нади Карлссон. Интересно, какой была ее жизнь на самом деле.
Остановившись, он вдохнул атмосферу гостиной. Продолжил поиски — безрезультатно. В конце концов присел. Сделал выводы. Логические выводы. Чистый дом. Идеально прибранный дом. Мания чистоты на грани с обсессивно-компульсивным расстройством. Без сомнений, Надя Карлссон относилась к тем людям, кому для выживания необходим идеальный порядок.
Она профессиональная уборщица. Но, возможно, именно потребность в порядке повлияла на выбор способа заработка. Если Отилия не ошибается, а Бергер был склонен ей верить, Надя прошла через наркотики и алкоголизм. Каким-то образом ей удалось встать на праведный путь, но, чтобы справиться с внутренним хаосом, потребовалась полная внешняя упорядоченность. Именно это Бергер сейчас и лицезрел. Надин порядок. Жизнь как будто замерла. И такое состояние жизненно необходимо.
Пока он сидел на диване, Надя являлась его внутреннему взору в разных образах. Она смотрела на него своим взглядом, который не должен был быть таким открытым и ясным, готовым идти навстречу миру, обошедшемуся с ней не лучшим образом. Чем дольше Бергер за ней наблюдал, тем очевиднее становилось, что Надя — образец человеческой способности выживать в любых условиях. Не дать себя сломить, не скатиться в озлобленность, суметь снова подняться на ноги. Долго сидела Надя рядом с Бергером на темном диване, пытаясь навести его на нужный след. Перед ним мелькали кадры из видео, разные выражения Надиного лица, которые в конце концов слились в один умоляющий, и в то же время требовательный взгляд, пронзающий Бергера насквозь.
Этот взгляд просил о помощи. Просто, прямо, без обиняков просил Сэма Бергера помочь.
Надин ангельский голос наполнял ее тщательно прибранный дом. Ой у вишневому саду.
Наверное, он уснул. Во всяком случае, он сидел так долго, что на смену ночной тьме пришел серый рассвет. Бергер встал, снова обошел дом. Небольшой, функциональный, ничего лишнего: ни одной фотографии или книги, почти никаких безделушек. Немногочисленные безликие украшения: пара картинок с избитыми цитатами, и над всем этим Надин голос и взгляд.
Как на самом деле выглядела ее жизнь?
Работа на износ, чтобы отогнать тревогу и абстиненцию, потом домой, где остается только в изнеможении уснуть? Ведь так оно и было? Уснуть в изнеможении, но все равно просыпаться от кошмаров, оставляющих после себя бессонницу, пустоту и шрамы? Которые не удалось вылечить даже за полгода психотерапии. Потайная комната.
И ключ от нее называется Свобода.
Осталась только ванная. Бергер потянулся к крану, чтобы брызнуть себе на лицо холодной воды. Но рука наткнулась на что-то другое. В раковину полетел стакан для зубных щеток. Бергер уже собирался с раздражением поставить его на место, как тут заметил, что щетки две.
Две зубные щетки.
Бергер вышел в сад, так и не умывшись.
Как следует запер за собой дверь, выглянул в щель в заборе, улица тянулась вверх, утопая в предутреннем свете. Вдоль дороги стоял одинокий автокран. Бергер запер за собой ворота и зашагал прочь.
Ему казалось, что теперь он знает Надю немного лучше.
Он подошел к автокрану, взял с капота кепку, плотно натянул ее на лоб и запрыгнул на кран. Оказавшись перед панелью управления, он услышал, как зарычал мотор, и осторожно подвинул рычаг вперед, так что кран начал потихоньку подниматься. Бергер покрепче вцепился в перила, и экипаж унес его в небесные дали.
Ну, или, по крайней мере, к верхушке фонарного столба. Бергер отрегулировал высоту крана, достал инструменты и начал откручивать металлический кожух камеры наблюдения. Последний оставшийся осколок стекла с легким звоном упал на асфальт.
— Вы опять здесь? — послышался низкий женский голос.
Бергер выглянул из-под козырька и тут же отвернулся, заметив даму с полудохлым пуделем. Он надеялся, что с такого расстояния она его не разглядит.
— Опять? — переспросил он не своим голосом.
— В прошлый раз что-то не получилось?
— Когда это было? — поспешно поинтересовался Бергер.
— В понедельник, конечно, — ответила Аста Хаден. — Вы даже этого не знаете?
— Пришлось немного подрегулировать, — сымпровизировал Бергер.
Аста Хаден все не уходила.
— Вы понимаете, что осколок мог поранить Цербера? — спросила она возмущенным тоном.
— Цербера?
Бергер едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Что за собаки живут в этом районе?
— Приносим извинения, — проникновенно произнес он. — Хорошего вам утра и удачного дня.
Наконец Аста Хаден удалилась, таща за собой на поводке пуделя.
Бергер вернулся к работе. Он открутил до конца заметно покореженный кожух и снял верхнюю часть.
Здесь как будто что-то взрывалось. Бергер заглянул в металлические внутренности. Извлек весь перебитый электронный носитель.
Тут уже ничего не спасти.
Но серийный номер различить можно.
Где-то вдалеке пролаял Цербер. Всего один раз, зато громко.
Двое суток и 7 часов назад
Альвар Элднер стоял, прижатый к стальной стене, чувствуя, как проваливается сквозь временные пласты, через эпоху викингов в самое геологическое чрево. Всего в десяти сантиметрах от него стоял мужчина намного крупнее, в белой шелковой рубашке и ярко-синем галстуке. Мужчина внимательно осматривал его. Элднер заставил себя не отвести глаза под жестким, лишенным всякого выражения взглядом.
Случалось, что в такие секунды Элднер начинал сомневаться во всем своем столь удачно выстроенном существовании. Неужели яхта в Сандхамне действительно этого стоит? Неужели вилла с выходом к морю стоит того, чтобы раз в неделю стоять пригвожденным поистине акульим взглядом? А квартира на целый этаж с балконом во Флоренции, настолько близко к кафедральному собору, что кажется, до него можно дотянуться, стоит протянуть руку? Она стоит того, чтобы раз в месяц спускаться на лифте в ад с этим первобытным существом?
Со своей стороны Витенька знал, что подобные мероприятия создают нерушимую преданность. Сильнее, чем в эпоху викингов. Он знал: необходимо внушить этим мужчинам, что они соучастники, а не свидетели, чтобы они не думали, что могут снимать сливки за просто так. Или как там выражаются эти слабаки шведы.
Двери лифта бесшумно открылись. Тишина стояла жуткая, будто гора поглотила все звуки.
