Эзра стоял с пистолетом в руке на веранде, наблюдая за тем, как меняется погода, и прислушиваясь к доносившимся из дома тихим голосам. Время от времени они начинали звучать громче. Как правило, первой поднимала голос Рени, а следом за ней Вон. Спорят о чем-то. Эзра не верил ни ей, ни ему.
О да, их рассказ был вполне правдоподобным, однако кое-что в нарисованную ими картинку ну никак не вписывалось. Начиная с того обстоятельства, что они оказались здесь вместе. Странное сочетание. Вон был всего-навсего связным Девина и Декастера. Он не был человеком… квалифицированным.
И тем не менее он приехал сюда с Рени Маттесон и вроде бы отвечал за ее безопасность. Если ты действительно боишься за свою жену, так, наверное, подыщешь ей телохранителя получше?
Надо полагать, Вон чем-то заслужил такое доверие, однако чем — этого Эзра представить себе не мог.
Дорогой они молчали. Подъехав к больнице, Нора увидела на расположенной прямо перед парадным входом автостоянке для посетителей свободные места, однако решила объехать больницу и поставить машину за ней, — если кто-то попытается выследить ее, он вряд ли будет исходить из того, что она заедет туда и воспользуется служебным входом.
Когда она выключила двигатель, Фрэнк протянул руку к дверце.
— Нет, — сказала Нора, — я пойду одна. Подожди меня здесь.
— Будет безопаснее, если…
— Нет. Я не хочу пугать отца и не хочу давать нянечкам повод для сплетен. Вернусь через пятнадцать минут. Подожди здесь.
Фрэнк молча смотрел на нее. На миг Норе стало стыдно за свой тон. Страшная печаль, наполнявшая глаза Фрэнка, снова подействовала на нее. Таких глаз она никогда еще не видела.
— Я быстро, — сказала она.
Дверь служебного входа оказалась открытой, и Нора вошла через нее в коридор, который вел к регистратуре. Когда она появилась там, Барбара удивленно уставилась на нее, но тут же сказала:
— Здравствуйте. Он очень хочет видеть вас. Пойдемте.
— Спасибо.
Дверь палаты отца скрипнула, когда Нора распахнула ее. Отец сидел в постели. Лицо его мгновенно расплылось в улыбке, и Нора почувствовала, что и сама улыбается.
— Привет, пап.
— Ты была в тревоге, — произнес отец, имея в виду, что он тревожился за нее.
— Я знаю. Прости.
Она обняла его, поцеловала.
Газета лежала на одеяле, вверху страницы красовалось набранное крупным шрифтом слово: «Убийство». Какой, наверное, ужас испытал он, увидев это слово. Совсем они тут с ума посходили — разве можно было давать ему такую газету? Нора убрала ее с одеяла и бросила в мусорную корзину.
Отец не сводил с нее глаз.
— Похоже, проблема, — произнес он, старательно выговаривая слова. — У тебя серьезная проблема.
— Все в порядке, — ответила она.
Она присела на койку, и хотя бы часть замешательства и страха покинула лицо отца. Дочь рядом, он может протянуть руку и коснуться ее, этого ему было достаточно.
«К северу от здания несколько акров леса — отличное укрытие для тех, кто захочет вести слежку. На заднем углу стоянки пусто, но если какие-то люди прячутся среди деревьев, они видели, как Нора входила в больницу, и теперь составляют план. А ты контр-плана составить не можешь, потому как понятия не имеешь, что за хреновина тут творится».
Словно некий театральный хор звучал в мозгу у Фрэнка. Он почти видел отца, который стоял, прислонясь к пикапу и жестикулируя сигаретой.
«Считай, что тебя уже сделали, сынок. Как ты, черт побери, сможешь помочь Норе, если кто-то поджидает ее внутри?»
Фрэнк барабанил пальцами по подлокотнику сиденья, пытаясь припомнить какую-нибудь песенку, которую он мог бы напевать. Прошло десять минут. Сколько еще времени она там проведет? Норе хотелось избавиться от него, потому что его трусость внушила ей отвращение. Да черт с ней, пусть думает, что хочет. Она для него никто, совершенно чужая женщина.
«Ты даже не знаешь, в какой она палате, не знаешь плана больницы, не потрудился вылезти из машины и занять безопасную позицию, ты даже пистолет — мой пистолет — из кобуры не вынул».
Фрэнк продолжал неловко, сбиваясь с ритма, постукивать пальцами по подлокотнику.
Проведя с отцом двадцать минут, Нора встала:
— Я приду завтра утром, пап.
Отец нахмурился. Она поцеловала его в щеку.
Расставание всегда давалось им особенно тяжело. Нора не оборачиваясь дошла до двери, вышла в коридор и закрыла дверь за собой. Коридор был пуст. Она повернула налево и успела сделать всего три шага, когда дверь пустой палаты, находившейся наискосок от отцовской, распахнулась и чья-то рука, прикрыв ладонью рот Норы, втащила ее в палату. Прямо перед ее носом появился пистолет, и, хоть Нора не видела человека, который держал его, она мгновенно сообразила: это тот, кто двумя днями раньше оставил ссадины на ее руке.
— В соседней с папашиной палате сейчас находится медсестра, — прошептал он, приблизив рот к ее уху. — Начнешь шуметь, мне придется стрелять. Пострадает куча народу.
Ведь хотел же Фрэнк пойти с ней. А она оставила его на парковке. Но откуда ей было знать… газета! Она гадала, кто мог дать отцу газету. Вот и ответ: кто-то, кому требовалось, чтобы Нора приехала сюда — и наверняка. Скорее всего этот тип поджидал ее здесь с самого утра. Выяснить, что Нора связана в Томагавке только с одним человеком, и к тому же лежащим в больнице, было не так уж и сложно.
Мужчина медленно снял ладонь с ее рта и сказал:
— Умная девочка. Было бы плохо, если бы ты начала вопить.
Он протянул руку к дверному замку, запер его.
— Выходить придется через окно. Однако сначала ты позвонишь своему дружку, который сидит в пикапе.
Нора не ответила. Мужчина улыбнулся.
— Если у тебя нет сотового номера Фрэнка, — сказал он, — могу тебя им снабдить. Ну так что, сама позвонишь или хочешь, чтобы это сделал я?
Когда зазвонил телефон, пальцы Фрэнка замерли на подлокотнике. Он достал трубку — Нора.
— У нас проблема, — сказала она, когда Фрэнк ответил на вызов. — Один из них сейчас здесь, рядом со мной, другой смотрит на тебя сквозь оптический прицел. Мне велено сказать, что ты должен достать пистолет, поднять его повыше, а затем положить в бардачок. Не послушаешься, тебя застрелят.
«Ну а что я тебе говорил? Все кончено, сынок, и только потому, что ты разленился и сказал себе, что это не важно».
— Он ждал тебя в палате отца?
— Нет, я… — Какие-то шорохи, шепот. — Фрэнк, положи пистолет в бардачок, и побыстрее.
Дьявол. Доказательств того, что слова насчет оптического прицела не блеф, у него не имелось, однако выбор остался только один — делать, что велят. Он медленно сунул руку под куртку, вытащил «смит-вессон», подержал его над головой и, плечом прижав телефон к уху, положил пистолет в бардачок.
— Сделано.
Снова шепот, затем:
— Мы выходим. Он хочет, чтобы ты сел за руль и положил руки на приборную доску.
Связь прервалась, однако, перебираясь за руль, Фрэнк по-прежнему прижимал трубку к уху. Потом он нажал большим пальцем кнопку ВЫЗОВ, чтобы телефон набрал номер Эзры.
Один гудок, второй, ответа не было, и тут Фрэнк увидел их — Нору и мужика, из которого он вышиб дух в мастерской, — появившихся из-за угла больничного здания. Фрэнк закрыл телефон, уронил его себе на колени, думая: «Догадайся, Эзра, догадайся. Неприятности начались».
Нора быстро приблизилась к пикапу. Потом открылась задняя дверца, Нора влезла в пикап, села позади Фрэнка, здоровенный громила последовал за ней.
— Ключи, — сказал он, и Нора, вынув из кармана ключи, отдала их Фрэнку.
— Заводи и поехали. За парковкой возьмешь направо и поедешь прямо, пока я не скажу, где повернуть.
Эзра повертел телефон в руке, окинул взглядом озеро. Ветер усиливался, налетая порывами, гоня к острову серые тучи.
Прозвонив два раза, телефон умолк, причем вызов поступил от Фрэнка. Вот эти самые два раза Эзре совсем не понравились. А еще меньше понравилось ему то, что Фрэнк не перезвонил.
Не перезвонил. И если первый вызов не был результатом ошибки, значит, был предупреждением.
На веранде Эзра был один. Вон и Рени так и сидели в доме. Эзра направился к ним.
— Дождевики у вас имеются?
Они сидели в гостиной, бок о бок. Вон что-то хрипло шептал Рени на ухо, и, услышав вопрос Эзры, оба уставились на него так, точно он перешел на неизвестный им язык.
— Что? — спросила Рени.
— Дождевики? Если нет, в лодке найдется пара пончо.
Вон поднялся на ноги:
— О чем вы говорите? Если пойдет дождь, так у нас есть крыша над головой.
— Считайте, что больше ее нет. Мы отправляемся на лодочную прогулку, ребятки. И отправляемся быстро.
Теперь на ноги поднялась и Рени:
— Что случилось?
— Да ничего не случилось, — сказал Вон. — Он попросту спятил. Какие еще, к чертям собачьим, лодочные прогулки?
