– И дадите мне наручники? И я смогу включать сирену?
– Конечно, сколько хочешь. И получишь пару новеньких наручников в подарок, если пообещаешь, что прежде чем арестовать кого-то, спросишь у нас разрешения.
Юло сделал знак агенту, и тот взялся проводить Пьеро и его мать домой. Когда они выходили, слышно было, как парень сказал матери:
– Теперь, когда я стал почетным полицейским, я арестую дочку мадам Нарбонн, она все время смеется надо мной, отвезу ее в тюрьму и…
Они так никогда и не узнали, что ожидало несчастную дочку мадам Нарбонн, потому что голос Пьеро из коридра до них не долетел.
Фрэнк облокотился на стол и задумчиво посмотрел на конверт пластинки, которую парень принес из архива.
– Карлос Сантана. «Lotus». Концертный альбом. Записан в Японии в семьдесят пятом году.
Морелли взял конверт и внимательно осмотрел с обеих сторон.
– Почему этот человек дал нам прослушать мелодию с пластинки, записанной в Японии почти тридцать лет тому назад? Что он хотел этим сказать?
Юло, посмотрев в окно на машину, увозившую Пьеро и его мать, повернулся и взглянул на часы. Была половина пятого утра.
– Не знаю, но нам необходимо понять это как можно скорее.
Он помолчал, он не высказал вслух мысль, которая возникла в этот момент у каждого: «Если только уже не поздно…»
Аллен Йосида подписал чек и протянул его сотруднику ресторана.
Для сегодняшней вечеринки в доме он специально выписал из Парижа шеф-повара своего любимого ресторана «Ле Пре Кателан» в Булонском лесу. Это обошлось в целое состояние, но стоило того. Он до сих пор помнит изысканный вкус супа из лягушек с фисташками – из необыкновенного меню этого вечера.
– Спасибо, Пьер. Все было великолепно, как всегда. Как вы заметите, я добавил к сумме чека чаевые для вас.
– Спасибо вам, мистер Йосида. Вы, как всегда, щедры. Не беспокойтесь, не надо провожать меня, я знаю дорогу. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, друг мой.
Пьер слегка поклонился, и Йосида ответил ему тем же. Человек неслышно удалился за дверь из темного дерева. Подождав, пока заурчит стартер, Йосида взял со стола пульт управления и направил его на деревянную панель на стене слева. Панель бесшумно раздвинулась, обнаружив целый ряд экранов, на которые поступали изображения с видеокамер, размещенных повсюду в доме. На одном из них он увидел, как выезжает за ограду машина Пьеро и охранники закрывают за ней ворота.
Он был один.
В просторной гостиной повсюду заметны были следы вечеринки. Персонал ресторана унес свой инвентарь и незаметно удалился, как было принято. На следующий день придут уборщицы и наведут порядок. Аллен Йосида не любил, чтобы в его доме находились посторонние. Люди, которые обслуживали его, прибывали утром и вечером уходили. Если нужно было, он просил кого-нибудь из них остаться, или же приглашал людей со стороны. Он предпочитал быть единственным хозяином своих ночей, дабы не опасаться, что чьи-то нескромные глаза и уши случайно обнаружат то, чем он желал располагать исключительно в полнейшем одиночестве.
Он вышел в сад через огромные, распахнутые прямо в ночь стеклянные двери. Снаружи хитроумная цветная подсветка создавала теневые эффекты среди деревьев, кустарников и цветочных клумб – заслуга специалиста по ландшафту, выписанного из Финляндии. Он отцепил галстук-«бабочку» с элегантного смокинга от «Армани» и расстегнул белую рубашку. Не расшнуровывая, скинул, придержав пятку носком, лакированные ботинки. Наклонившись, снял и шелковые носки, бросив их тут же. Он любил ходить босиком по влажной траве. И теперь направился к ярко освещенному бассейну с переливом, который днем, казалось, соприкасался с морем, а сейчас сверкал, словно огромный аквамарин, вставленный во мрак ночи.
Он опустился в шезлонг у края бассейна и вытянул ноги. Осмотрелся. Луна была в ущербе этой ночью, на море мерцали редкие огни. Прямо перед ним за высоким мысом в контражуре угадывались огни Монте-Карло, откуда сегодня вечером приехало большинство гостей.
Слева находился дом.
Йосида обернулся к нему. Он любил этот дом, считал его просто подарком судьбы. Здание в стиле ретро восхищало его сочетанием красоты со строгой функциональностью. Талантливый архитектор построил некогда этот дом для звезды былых лет – Греты Гарбо. Когда Аллен приобрел это долго пустовавшее здание, то поручил перестроить его одному знаменитому и тоже очень талантливому архитектору, Фрэнку Гери,[23] спроектировавшему музей Гугенхейма в Бильбао.[24]
Он предоставил архитектору полную свободу действий, попросив только об одном – сохранить нетронутым сам дух дома. В результате получилось нечто совершенно ошеломительное, к тому же в сочетании с самой передовой технологией. Вилла, при виде которой люди буквально замирали, открыв от изумления рты, – что случилось и с ним самим, когда он впервые вошел сюда. Ни минуты не задумываясь, он оплатил счет за услуги, где нулям, казалось не было конца.
Он откинулся на спинку шезлонга, повертел головой, расслабляя шейные позвонки. Затем достал из внутреннего кармана золотой флакончик. Отвинтил крышку и высыпал на ладонь крохотную щепотку белого порошка. Поднес к носу и втянул кокаин прямо с руки, отерев пальцем ноздри, чтобы вобрать остатки.
Все вокруг говорило о его успехе и силе. И все же Аллен Йосида не строил иллюзий. Он очень хорошо помнил своего отца, который гнул спину, выгружая из рефрижераторов ящики со свежей рыбой, поступавшей с побережья, и развозя их потом на своем пикапе в японские рестораны. Он помнил, как тот возвращался домой с работы, весь пропахнув рыбой, и сколько ни мылся, не мог удалить запах с рук. Помнил их запущенный дом в столь же запущенном квартале Нью-Йорка и бесконечные разговоры родителей, что нужно починить крышу и исправить сантехнику. Он до сих пор слышит, как гудели старые трубы, стоило открыть кран, из которого лилась желтая, ржавая вода, и приходилось долго ждать, прежде чем она становилась прозрачной и можно было помыться.
Он, сын американки и японца, вырос на стыке двух культур. Он слыл гайдзином, чужаком, из-за узколобости местных японцев и оставался «желтой мордой» для белых американцев.
Для всех остальных – негров, пуэрториканцев, итальянцев – он был всего лишь еще одним мальчишкой-полукровкой на улицах города.
Он почувствовал резкий толчок кокаина, проникавшего в кровь, и провел рукой по густым и блестящим, как шелк, волосам.
Уже давно не строил он никаких иллюзий. Он никогда их не строил. Все эти люди, что собрались нынешним вечером у него в гостях, пальцем не шевельнули бы, не стань он тем, кем стал. Если бы не олицетворял собой миллиарды долларов. Вряд ли кого-нибудь из них интересовало, гений он на самом деле или нет. Всем было ясно только одно: его гений принес ему колоссальную удачу, причислив к десяти самым богатым людям в мире.
Остальное стоило немногого. Когда результат достигнут, никого уже не интересует, как он был достигнут. Для всех Аллен был блистательным создателем «Сакрифайлз» – операционной системы, которая обеспечила фирме «Майкрософт» мировой рынок информатики. Ему было восемнадцать, когда он создал «Дзен электроникс», получив кредит от банка, поверившего в проект. Группа инвесторов была потрясена оперативной простотой его системы.
Его успех должен был разделить Билли Ла Руэлль. Билли Ла Руэлль, его самый близкий друг, учившийся вместе с ним в школе информатики, тот самый, который однажды пришел к нему домой с гениальной идей революционной оперативной системы, позволявшей обходиться без DOS. Они работали в полнейшей секретности, у него дома или у Билли, работали месяцами, нередко и по ночам, соединив свои компьютеры в сеть. К сожалению, Билли упал с крыши, в тот день, когда они поднялись туда, чтобы установить телевизионную антенну накануне решающего матча между «Чикаго буллз» и «Лейкерз». Он скользнул по наклонному скату, словно конек по льду, и повис на водосточной трубе. Он же, Аллен, стоял и смотрел на него, ничего не предпринимая, пока Билли просил о помощи. Его тело качалось в воздухе, и Аллен слышал страшный скрип жести, которая постепенно уступала под тяжестью Билли. Видел, как побелели у того косточки на пальцах от усилия, с каким он пытался удержаться за острый край трубы и вместе с тем – за жизнь.
Билл с жутким криком полетел вниз, в отчаянии глядя на Аллена вытаращенными глазами. Он рухнул с глухим ударом на асфальт у гаража и остался недвижим, с неестественно свернутой шеей. Кусок оторвавшейся трубы упал, словно в насмешку, в баскетбольную корзину, висевшую на стене дома, возле которой они с Биллом играли во время перерывов в работе. Когда мать Билли с криком выбежала во двор, Аллен спустился в комнату друга и скачал на несколько дискет все, что было в его компьютере, прежде чем тщательно стереть все с жесткого диска.
